Атака мертвецов - Андрей Расторгуев

Здесь же, в комнате, зажгли елку. Офицеры и вся собравшаяся команда безмолвно смотрели на огоньки свечей, уносясь мыслями каждый к своему домашнему очагу. Затем сели ужинать. От обычного этот ужин отличался лишь изобилием консервов. К столу в честь праздника доставили несколько полных коробок. Ну, еще затянулся надолго и сопровождался сердечными беседами да прочей праздной болтовней.

На святках установилась санная дорога. Войсками она практически не использовалась, поскольку все обозы были исключительно колесными. Однако сметливая молодежь умудрилась организовать катание на санях. Во многом благодаря стараниям подпоручика Фабрициуса. Для этой потехи он приспособил коней своего прожекторного отделения, давно уже бездействовавшего. Его слабые прожекторы не шли ни в какое сравнение с немецкими, почему ими перестали пользоваться. Зато в Куттене нашли много саней, в том числе богато и оригинально украшенных.

А в Крещенье в штаб бригады наведался председатель корпусного суда генерал-майор Дон. Старик давно хотел, по его собственному признанию, хоть на денек вырваться из тоскливого Будзишкена, поиграть с офицерами в винт и посетить передовые позиции.

– Стыдно генералу, будучи участником Великой войны, так и не побывать под огнем, – сетовал он.

Решили свозить его на уже известную заставу в фольварке Фридрихсфельде, где и караул проверенный, и начальник надежный.

Днем развлекали гостя игрой в винт и непринужденной дружеской беседой. Генерал буквально светился, явно испытывая те же чувства, что и Борис, когда впервые попал из нудного корпусного штаба в деловой и дружный коллектив офицеров 3-й бригады.

– Я впервые за всю войну отдыхаю у вас душой, – говорил Дон с неподдельным весельем, открыто радуясь всяким пустякам, точно зеленый, не умеющий сдерживаться юнец.

К десяти часам вечера зашел Фабрициус, громогласно доложив:

– Экипаж для господина председателя корпусного суда подан!

Надев полушубок и папаху, Сергеевский вслед за генералом, командиром саперной роты Бошенятовым и подозрительно улыбающимся Фабрициусом вышел во двор. И обомлел, увидев там большие удобные сани с резной спинкой, запряженные тройкой добротных вороных. Причем запряжены те были по-русски, с дугой, которую Фабрициус не без труда, как выяснилось, добыл из России. За ямщика сидел унтер-офицер прожекторист, а места на запятках заняли два сапера с винтовками за спиной. Бошенятов с Фабрициусом самодовольно перемигивались. Генерал Дон пребывал в полнейшем восторге.

Все четверо расселись по местам.

– Н-но, залетные! – щелкнул поводьями «ямщик», и сани понесли, звеня бубенцами.

Приглушенный стук шести пар копыт, фырканье коней, шелест полозьев по хрустящему снегу, прохладный ветер со снежинками в лицо и перезвон бубенчиков. Что за сказка! Жаль только, русского колокольчика нет. Слишком уж он громок для передовой…

Через несколько минут лихой скачки по тонувшей во мраке снежной пустыне заехали в Гембалкен. Здесь, у штаба 10-го Финляндского стрелкового полка, бубенчики сняли. Переговорив накоротке с полковыми офицерами, отправились дальше. Справа промелькнул хорошо знакомый лес. Вот и линия передовых укреплений. Сделали короткую остановку, во время которой Сергеевский с Бошенятовым посвятили генерала в секреты устройства окопов и проволочных заграждений… Затем снова вперед, в проход между рядами кольев, опутанных проволокой. И дальше, практически по неторному пути, к неприметному фольварку Фридрихсфельде. Здесь уже двигались медленнее и осторожнее. Но вот из темноты выплыли черные силуэты строений фольварка, и сани въехали во двор.

Беседа с Ивановым – такая же короткая, как перед этим у штаба полка. Быстрый обход и осмотр караулки, сада и местности за ним, насколько позволяла темень…

– А что там, впереди? – заинтересовался Дон.

– Секреты или, вернее, отдельные посты под самой проволокой противника, – осторожно пояснил Борис. – Там сделаны маленькие окопчики, а к ним местами ходы сообщения.

Генерал ненадолго задумался, после чего вдруг выдал:

– Я хочу дойти до секрета.

Иванов предпринял попытку отговорить:

– Ваше превосходительство, это может быть слишком опасно.

Ему немедленно поддакнул Сергеевский:

– Вам лучше не рисковать…

Но генерал был непреклонен, да и Фабрициус, этот «предатель коварный», не раз бывавший в проволоке противника и даже за ней, взял и поддержал судью. Борису ничего не оставалось, как виновато посмотреть на красного от злости начальника заставы, а тому скрепя сердце выделить им в сопровождение трех своих стрелков.

По узкому ходу сообщения генерал с тремя офицерами гуськом добрались до глубоко врытого под скат окопчика. Германских проволочных заграждений видно не было.

– Проволока прямо над гребнем окопа, – шепотом сообщил Фабрициус. – Отсюда до выдвинутого вперед вражеского секрета шагов шестьдесят, не больше.

Стрелки прихватили из расположения два снопа соломы.

– Чтобы енералу было на чем посидеть, – шепнул один, укладывая солому на дно.

Места хватило всем. Расселись, уперев спины в обрытый скат…

Вдруг вспыхнула спичка. Все замерли в напряжении. У Бориса в горле застряло ругательство. Да и не только у него, надо полагать. Нагло пляшущий огонек подпаливал конец раскуриваемой сигары. Кажется, кому-то стоило напомнить, что в охранении не курят. Но кто же осудит за это самого председателя корпусного суда?! Разве только немцы. Накажут, как говорится, по всей строгости…

Посидели с полчаса, перешептываясь. Было на удивление тихо, словно сегодня генералу Дону позволены любые вольности. Кажется, закричи он сейчас во весь голос, германец и тогда никак не отреагирует.

На заставу вернулись благополучно. Неприятель не то что ни разу не выстрелил, даже ни одной осветительной ракеты не пустил.

Во дворе, тепло распрощавшись с Ивановым, снова уселись в свои сани. Оставалось дождаться Фабрициуса, который вместе с двумя саперами что-то слишком уж долго возился с лошадьми.

– Скоро вы там? – поторопил его Борис.

– Готово! – выкрикнул Фабрициус и сноровисто вскочил в сани.

Кони рванули, на полном ходу вынося из фольварка. И эту бешеную скачку сопровождал громкий, переливчатый звон самого настоящего почтового колокольчика! Ну и шельмец этот Фабрициус. Говорил же, что не смог раздобыть колокольчик.

Где-то позади, освещая снежную равнину, взлетели немецкие ракеты. Просто праздник какой-то! Салют в ночи да мчащаяся в его меняющемся свете тройка. Едва ли кто-либо из генералов, помимо военного судьи Дона, мог похвастать, что во время войны разъезжал между своими и неприятельскими окопами на лихой тройке с колокольчиком!..

На следующий день пришел приказ о смене частей 22-го армейского корпуса другими частями и о выводе его к Лыку, Граево и Сувалкам для погрузки в железнодорожные составы и переброски на другой фронт – по слухам, к Млаве. Теперь ему предстояло сражаться с австрияками.

Эту смену произвели в самые сжатые сроки, успев закончить до конца января. Так уж случилось, что Восточную Пруссию корпус покинул накануне перехода противника в широкомасштабное наступление, ввергшее 10-ю армию в катастрофу.

Но финляндские стрелки прощались с Германией еще как победители, пройдя нелегкий путь от расстроенного, деморализованного войска до полноценной боевой единицы, способной успешно решать самые трудные задачи. Что и доказали впоследствии, только уже на другом фронте этой войны.

Глава 16. Начало разгрома

В начале февраля по всему фронту 10-й армии, растянутому на сто шестьдесят верст, два дня бушевала сильнейшая снежная буря. Дороги оказались похоронены под глубокими, совершенно непролазными сугробами. Всякое сообщение, в том числе и железнодорожное, было прервано. Один воинский поезд застрял на пути из Маркграбово в Гольдап. Его вагоны занесло снегом по самые крыши. Довольно большие и многочисленные низины, в которых чуть ли не на каждом шагу то и дело скрывались местные дороги, под завязку засыпал снег. Такие места приходилось огибать по целине.

И все бы ничего, но вслед за бурей ударила оттепель. Естественно, это не могло не сказаться на передвижении войск и, в особенности, на службе подвоза. Воздушная разведка, и без того слабая, вообще перестала летать.

Но с наступлением ясной погоды прояснилась и обстановка на левом фланге. Утром Будбергу доложили, что немцами сбит авангард под Иоганнисбургом. А уже к вечеру пришли сведения о движении с юго-запада в обход все того же Иоганнисбурга сильных колонн германцев.

Командующий армией находился в тот момент на противоположном, правом фланге, в 3-м армейском корпусе. Немедленно связавшись с ним по телефону, Будберг не без доли злорадства доложил:

– Поздравляю, ваше превосходительство. Мои «спрятанные в лесах воображаемые немцы» оказались не мифом, а весьма неприятной для нас действительностью…