Тайна забытого дела (Справедливость - мое ремесло - 2) - Владимир Кашин

- Вы что же - всех подозреваете? - снова загремел Решетняк.

- Если говорить серьезно, дорогой Дмитрий Иванович, то это незаконно. Вы, конечно, пошутили, - произнес юрисконсульт доброжелательным тоном, с некоторым оттенком превосходства по отношению к своему явно заблуждающемуся коллеге по профессии и усмехнулся сразу всеми своими многочисленными и глубокими морщинами и морщинками. - Но не стоит так шутить.

- Упаси боже, я подозреваю не всех, - ответил Коваль. - Только одного-единственного человека. Хорошо помню и о презумпции невиновности*. Официальное обвинение будет выдвинуто позже и только против истинного убийцы.

_______________

* Презумпция невиновности - положение в праве, по которому

подозреваемый считается невиновным до тех пор, пока его вина не будет

доказана в установленном законом порядке.

Произнося эти слова, Коваль внимательно наблюдал за своими собеседниками. Подполковник пребывал сейчас в несколько нервозном состоянии, но радовался этому: обычно он именно так чувствовал себя перед самым разоблачением преступника. Из многолетнего опыта знал, что, когда у него от какого-то подсознательного упоения, словно на морозе, немеют кончики пальцев и внезапно покалывает сердце, значит, развязка близка.

После первой встречи в кабинете юрисконсульта, когда Коваль почувствовал легкое волнение и его мозг как бы начал обмениваться магнитными импульсами с кем-то из присутствующих, прошло несколько дней. Но теперь это чувство усилилось - теперь передавалось ему уже не волнение, а тревога убийцы. И, прощупывая взглядом всех, он в то же время мысленно обращался и к нему:

"Скрывайся, скрывайся, далеко не уйдешь. Я буду преследовать тебя, пока не настигну. Мы с тобой оба имеем дело с истиной. Только ты пытаешься утаить ее, а я ищу, чтобы все уразуметь, то есть разоблачить тебя. Каждый человек - искатель и творец: художник ищет и создает красоту, изобретатель - новые приспособления, старатель - золото, а я преступников. И я настроен на тебя, как миноискатель на мину. Моя голова, мое сердце - все во мне настроено на тебя. Конечно, не очень-то приятно копаться в грязи. Но ведь кто-то же должен и этим заниматься. И я доведу свое дело до конца!"

А вслух подполковник Коваль сказал:

- Мне осталось уже немного, чтобы все доказать. Надеюсь, у этого человека хватит мужества признаться.

- Что же это получается, черт побери! - Вконец разгневанный профессор Решетняк вскочил и забегал по комнате мелкими шажками. - Убийца среди нас! Вы думаете, уважаемый, что говорите?! Да за такое можно и к ответственности привлечь! - Он остановился напротив Коваля, напряженно наклонив голову. - Мы и сами когда-то работали и знаем эти милицейские штучки-дрючки! Да, да! Кто же, по-вашему, убийца - Козуб или я? Больше некому. Или, может быть, вы с лейтенантом?!

- Вы еще не приняли во внимание двух дам, Алексей Иванович, - натужно улыбаясь, вставил юрисконсульт. - Клавдию Павловну и Ванду Леоновну.

Коваль поднял руки.

- Успокойтесь, пожалуйста. Я повторяю: убийца среди нас, но официального обвинения пока не выдвигаю. И тем, кто не виноват, обижаться не следует. Андрей Гущак оказал убийце сопротивление. Найдена пуговица с его куртки, вырванная "с мясом". Значит, убийца в этой борьбе тоже оставил на месте преступления какое-нибудь вещественное доказательство. Мне остается найти этот предмет, и тогда сразу все встанет на свое место.

От внимательного взгляда Коваля не ускользнуло, как юрисконсульт невольно провел рукою по борту своего белого полотняного пиджака, словно проверяя, все ли пуговицы на месте.

- Но ловлю вас на слове, Дмитрий Иванович, - спокойно, во всяком случае по сравнению с Решетняком, сказал Козуб. - В разговоре со мной и с Алексеем Ивановичем вы совершенно справедливо заметили, что в наши дни, в отличие от прошлого, не одни только вещественные доказательства разоблачают преступника. Очень важным является изучение его психологии, окружения, образа жизни. По оторванной пуговице преступника не найдешь. А вы, судя по вашему заявлению, только на нее и надеетесь!

Коваль чуть не заулыбался, несмотря на напряженность обстановки. Его предположение подтверждалось, о чем никто из присутствующих, в том числе и Андрейко, не догадывался.

- Совершенно верно, - ответил он юрисконсульту, - по одной только пуговице ничего не найдешь. Но если пришить эту пуговицу к психологии?! А? - Подполковник был очень доволен разговором. - Учтите, у репатрианта Гущака пуговицы были нестандартные. Канадские. - И Коваль, чувствуя, как все нарастают в нем импульсы, напоминающие о присутствии убийцы, вдруг ощутил легкий толчок, как от электрического разряда, - створки захлопнулись, охотник поймал опасного зверя. До предела возбужденные нервы могли не выдержать, и, чтобы дать себе разрядку, подполковник засмеялся очень громко и неестественно. Этот его смех произвел неприятное впечатление на всех, даже на лейтенанта Андрейко, который все еще сидел с каменным лицом.

- Простите, - сказал Коваль, оборвав себя. - Такая чепуха: человек не может понять, что наши и заграничные пуговицы неодинаковы. Вот я и не выдержал.

- Ничего смешного, - пробормотал Козуб.

Профессорша вдруг оживилась и с надеждой в голосе спросила Коваля:

- Дмитрий Иванович, вы, наверно, все время шутили?

- К сожалению, нет, - вздохнул Коваль. - Ну ладно, - сказал он поднимаясь. - Сегодняшнюю свою задачу я выполнил. Фамилию убийцы вы узнаете из материалов суда. Благодарю за помощь, - закончил он, ни к кому персонально не обращаясь. - До свиданья.

- И всем можно идти? - робко спросила профессорша, искоса поглядывая на лейтенанта Андрейко.

- Конечно, можно.

Коваль вместе со всеми приглашенными вышел на улицу. На душе было необычайно легко. Он смотрел на все новыми глазами, не узнавая домов, улицы, потемневшего небосвода, лиловых сумерек.

- Товарищ подполковник, - произнес Андрейко, когда они остались вдвоем. - Вы считаете...

- Я не считаю, а знаю, - перебил его Коваль.

Лейтенант не осмелился спросить, кого он имеет в виду.

- Может быть, нужно наблюдение?

- Он никуда не убежит, - не по-начальницки весело, даже озорно ответил подполковник. - Он никуда не убежит, друг мой. От самого себя не убежишь. Завтра первым утренним поездом едем в Лесную.

Лейтенант Андрейко не отрываясь смотрел на Коваля. Невозможно было молчать под этим испытующим взглядом.

- Я начал его выкуривать. Тебе не приходилось в детстве выкуривать из нор сусликов? А тарантулов? А мне приходилось. Мы привязывали на нитку шарик воска и опускали его в глубокую норку. Ядовитый тарантул в ярости бросался на него и увязал всеми лапами. Тут-то мы его и вытаскивали. Коваль улыбнулся. - В эту ночь он не сомкнет глаз, а едва только забрезжит рассвет, появится на станции. Чтобы найти потерянное во время схватки с Гущаком "вещественное доказательство". Сейчас, почуяв опасность, он боится, что именно оно его и уличит. Не знает ведь, что мы с тобою все уже нашли.

33

Коваль и лейтенант Андрейко приехали в Лесную ранним утром, оба в штатском. На территории дома отдыха нашли беседку, из которой хорошо видна была станция, и особенно та часть железнодорожного полотна, где погиб Андрей Гущак. Немного посидели вместе, внимательно вглядываясь в людской поток, возникавший на платформе после прибытия каждой электрички из города, а потом Коваль послал лейтенанта на станцию чтобы там, пристроившись в укромном месте, Андрейко незаметно встречал поезда, находясь рядом.

Лейтенант ушел. Подполковник остался один в беседке, заросшей диким виноградом и плющом.

Дом отдыха начал понемногу просыпаться. Заиграло радио. Шесть часов. Из расположенной неподалеку от беседки кухни послышались женские голоса и звон посуды.

Когда человек надолго остается наедине с самим собой, в голову лезет всякое - и толковое, и бестолковое. Подполковник вспомнил сперва рассказ Клавдии Павловны о вьюжной зимней ночи перед ограблением банка, о странном разговоре, подслушанном ею у двери отцовского кабинета. Это заставило его снова копаться в архивах, и он нашел материал о замаскировавшемся эсере Колодубе, который в двадцатые годы возглавлял комиссию по чистке милиции...

Время шло. Ничего интересного на станции не происходило, и подполковник стал думать об удивительном сне, который видел минувшей ночью. После этого сна проснулся Дмитрий Иванович внезапно, будто от толчка. Так случалось обычно, когда ночевал он в управлении или бывал в командировке, а сегодня толкнуло его дома, на старом диване, где привык он спать с тех пор, как умерла жена.

Раскрыл глаза и не сразу понял, где он: едва заметные в предрассветной мгле предметы имели очертания причудливые и вроде бы незнакомые. Но вот различил он книжные полки, контуры письменного стола, кресло, а в прямоугольнике окна, словно картину в раме, - старое ореховое дерево.