Двести лет вместе. Часть вторая - Александр Солженицын

Деятельность евсекций на протяжении 20-х годов была, однако, противоречивой. «С одной стороны, чрезвычайно активная агитационно-пропагандистская работа по коммунистическому воспитанию на языке идиш, беспощадная борьба против иудаизма, традиционного еврейского образования, еврейских общинных структур, независимых еврейских организаций, политических партий и движений, сионизма, языка иврит. С другой – противодействие ассимиляции, поддержка языка идиш и культуры на нём, организация советского еврейского образования, еврейских научных исследований, деятельность по улучшению экономического положения советских евреев»; при этом «евсекций часто занимали даже более радикальные позиции, чем центральные партийные органы»[723].

Из кого же набиралась антисионистская Евсекция? Это были «большей частью – недавние бундовцы и социалисты-территориалисты»[724]. Они во множестве влились как перебежчики или «коммунисты-неофиты» в ВКПб. Цель Евсекций была: развитие коммунистического влияния на российское еврейство, создание «еврейской советской нации», изолированной от мирового еврейства, – но одновременно «деятельность Евсекций парадоксальным образом превращала её из „технического аппарата“ приобщения еврейского населения „к социалистическому строительству“ в центр консолидации еврейской жизни в Советском Союзе». В Евсекций произошёл раскол: «сторонники форсирования ассимиляции» против тех, кто считали все-образную работу в еврейском населении «необходимым средством сохранения еврейского народа»[725]. – В «Книге о русском еврействе» с сочувствием отмечено, что деятельность Евсекций «всё же носила на себе, под пролетарским соусом, весьма ярко выраженную еврейскую национальную печать». (Например, в 1926, пользуясь общим лозунгом партии «лицом к деревне!», Евсекция двинула лозунг «лицом к местечку!».) «Не случайно эта деятельность вызывала резонанс и порой симпатии даже в широких еврейских кругах в Польше и в Соединённых Штатах»; автор дальше называет её «разновидностью еврейского национализма в коммунистическом обличье»[726]. – Но в 1926 компартия сократила деятельность Евсекций, превратила её в Еврейское бюро. В 1930 и Еврейское бюро было закрыто, наряду со всеми национальными секциями в ВКПб[727]. После этого – деятельность евсеков продолжалась уже под общим знаменем коммунизма. «Русское еврейство утратило все формы своего самовыражения, включая коммунистические»[728].

Концом Евсекций и можно пометить окончательное растворение бундовского течения – «позволить и отдельное национальное существование, даже если оно шло против строгой социал-демократической теории»[729]. Однако весьма многие из бывших евсеков и других социалистов-евреев – и после закрытия Евсекций не протрезвели, не оглянулись на соплеменников, поставили «социалистическое строительство» выше блага своего народа или любого другого: остались служить в партийно-государственном аппарате. И эта многообильная служба была больше всего на виду.

Статистикой ли оценивать или описывать множеством Однообразных примеров, – не оспоришь, что обильная еврейская волна просачивала советскую власть тех лет. И состоялось такое в государстве, преследующем и свободу слова, и свободу коммерции, и религию, не говоря уж о человеческом достоинстве.

Состояние еврейской культуры в СССР группа Бикермана-Пасманика оценивала в 1923 крайне мрачно: «На ниве еврейской культуры всё выворочено и растоптано»[730]; «все основы национально-еврейской культуры расшатаны, все святыни наши втоптаны в грязь»[731]. С. Дубнов в 1922 видел похожее, писал «о жалких обломках», картине «развала и подвигах тёмных дикарей, разрушающих последние остатки былой культуры»[732].

Лишь только еврейская историография, как свидетельствует целый ряд разрешённых публикаций, не потерпела разгрома в первое десятилетие советской власти. От самой революции стали доступны государственные архивы, включая Департамент полиции, что дало еврейским исследователям большие возможности по выборкам и публикациям – как об участии евреев в революционном движении, так и о погромах, и о «ритуальных» процессах. В 1920 возродилось Еврейское Историко-Этнографическое общество, опубликовало два тома «Материалов для истории антиеврейских погромов в России». Позже общество «подвергалось нападкам Евсекции», деятельность его «пошла на убыль», и оно было закрыто в 1929 году. Выходили «Еврейский вестник» и «Еврейская летопись»; закрыты в 1926—1928. Продолжалась и дубновская «Еврейская старина» (уже и после отъезда его из России в 1922); закрыта в 1930. Ещё с 1916 действовал Еврейский этнографический музей; в 1930 был закрыт[733].

Судьба еврейской культуры в 20-е годы – это две расходящиеся судьбы: на иврите и на идише. Иврит сильно притеснялся, запрещался – потому что власти видели в нём носителя как религии, так и сионизма. Ещё до консолидации советской власти, в 1917—1919, «в России появилось свыше 180 книг, брошюр и журналов на иврит» (больше всего в Одессе, но и в Киеве, и в Москве). Настроение, что «судьба иврит связана с судьбой победоносной коммунистической революции», держалось и в начале 20-х годов «среди молодых людей, пытавшихся «создать революционно-литературную трибуну, под знаменем которой сумели бы объединиться творческие молодые силы мирового еврейства»[734]. – Однако «по настоянию Евсекции Еврейский комиссариат объявил иврит „реакционным языком“, и уже в 1919 Наркомпрос „запретил его преподавание во всех учебных заведениях. Началось изъятие из библиотек книг на иврите“[735].

Культуру на идише ждала судьба гораздо оживлённее. Идиш всё ещё был языком еврейских масс. Отметим, что по переписи 1926 ещё 73% евреев «в качестве своего родного языка назвали еврейский»[736] (по другому источнику – 66%[737]), – то есть еврейская масса ещё могла сохранить культуру на идише. Этим и воспользовалась советская власть. Если в первые годы советской власти в большевизме господствовало мнение, что в котле революции евреи должны пренебречь своим языком и своей национальностью, то позже Еврейский комиссариат при Наркомнаце, и Евсекция, и Еврейские отделы при Наркомпросах республик стали создавать советскую культуру на идише. В 20-е годы идиш был объявлен одним из государственных языков Белоруссии; в Одессе и в 20-е, ещё и в 30-е годы идиш был «основным языком во многих государственных учреждениях», существовало и судопроизводство на идише и еврейские часы по радио[738].

«С 1923 года начинается быстрый рост школ на идиш во всём Советском Союзе» (включая Великороссию и Москву). С 1923 началась (и продолжалась до 1930) «полоса систематической идишизации», даже принудительной, еврейских школ бывшей «черты»: ряд школ перевели на идиш, не считаясь с желаниями родителей. Если в 1923 в СССР было 495 школ на идише и они охватывали 70 тыс. еврейских детей, то в 1928 – уже 900 школ, и к 1930 в них училось 160 тыс. детей. (Это объяснялось ещё и тем, что украинцы и белорусы к этому времени получили полную культурную автономию и не хотели, чтобы еврейские дети вносили русификацию; еврейские же родители не хотели, чтобы дети учились по-украински и по-белорусски, а русских школ больше не было, – так им ничего и не оставалось, как учить на идише.) Кстати, в школах этих – не изучали еврейской истории, вместо неё был предмет: «классовая борьба у евреев»[739]. (Ровно так, как и в русских школах не изучали русской, да и никакой, истории, а только «обществоведение».) И вообще во все 20-е годы «шёл процесс постепенного вытеснения из программы советской еврейской школы даже тех немногих элементов собственно еврейского образования, которые присутствовали в ней». А к началу 30-х «достаточно автономно функционировавшая система управления советской еврейской школой была окончательно упразднена»[740].

С 1918 существовали независимые высшие еврейские школы – ЕНУ (Еврейский народный университет) в Москве (до 1922), и ПЕНУ в Петрограде, преобразованный в 1920 в Петроградский ИВЕЗ (Институт высших еврейских знаний, один из создателей, потом и ректор – Семён Лозинский) «насчитывающий ряд выдающихся учёных сил и дающий образование множеству еврейских студентов»; при поддержке «Джойнта» ИВЕЗ просуществовал до 1925. Создались еврейские отделения на педагогических факультетах Белорусского университета (с 1922) и 2-го МГУ (с 1926). Не упустим и Центральную еврейскую партшколу на идише – ЦЕПШ (с 1921). Еврейская система образования поддерживалась и особыми педтехникумами, и было свыше 40 техникумов индустриальных и сельскохозяйственных[741].