Нежный враг - Хизер Сноу

Джеффри чувствовал себя на вершине блаженства и быстро терял над собой контроль, но все же хотел взять ее с собой. В очередной раз войдя в нее, он резко нажал на клитор, и в тот же миг она закричала и забилась в судорогах страсти. Еще один мощный толчок – и Джеффри познал, что такое настоящее, подлинное опустошение. Он излил в эту женщину не только семя, но и душу.

Глава 23

Далеко не сразу, но все же Джеффри в конце концов выплыл из тумана страсти. Чувства возвращались постепенно. Сначала он ощутил, что тонкое полотно и самая лучшая шерсть, которую только можно купить за деньги – остатки одежды, – царапают ставшую на редкость чувствительной кожу словно грубая дерюга. Прохладный воздух постепенно охлаждал его разгоряченное тело, и те места, которые несколько минут – или часов? – назад горели огнем, теперь покрылись мурашками. Горячие капли стекали по шее – туда Лилиан уткнулась лицом, обмякнув на нем…

Горячие капли? Джеффри понял, что мозг еще не начал работать. Открыв глаза и сфокусировав взгляд, он ощутил искушающий аромат яблок и лимона, исходивший от ее волос. Запах наполнил его умиротворенностью, покоем, но что-то смущало…

Что с Лилиан? Никак не может отдышаться? Или дрожит от холода?

Джеффри сделал над собой усилие, сосредоточился и сложил разрозненные кусочки в единое целое: дрожь… горячие капли… Да это же слезы! Она плачет.

Он инстинктивно привлек ее к себе. Теперь к нему, похоже, вернулся слух, и он отчетливо услышал тихие рыдания. Будто острым ножом полоснули по сердцу. Неужели он причинил ей боль? Да, он не был мягким и нежным, но ведь ей, похоже, это нравилось.

Чертов осел! Она неопытна! Ему следовало контролировать ситуацию, а не перекладывать все на нее: ведь она не знала, о чем просила.

– Лилиан, любовь моя, что с тобой? – Слова больше походили на хрип, что не удивительно, учитывая животные крики, которые он издавал. Хорошо, что вообще может говорить.

Она напряглась и задержала дыхание, но не сумела справиться с собой, и ему на шею хлынул новый поток слез.

– Милая, я причинил тебе боль?

Джеффри с чувством глубокого раскаяния ожидал ответа. Лилиан подняла голову, и у него заныло сердце. Ее лицо выражало полное удовлетворение и одновременно являлось воплощением страдания. Выпрямившись, она печально взглянула на него сверху вниз и вытерла слезы. Это встревожило Джеффри всерьез: она не относилась к числу чувствительных барышень, по любому поводу льющих слезы. Он знал женщин, которые рыдали от восторга после совокупления, но тут был явно другой случай.

– Любовь моя, – начал он, чувствуя, как им постепенно овладевает ужас, – прости…

Лилиан покачала головой, прижав дрожащие пальчики к его губам, и со вздохом проговорила:

– Нет. Если кто и должен извиняться, то это я. – Она прикусила губу и склонилась к его плечу, не в силах сдержать слезы. Глаза ее превратились в бездонные озера, дыхание было частым и прерывистым, лоб прорезала морщинка. Наконец она собралась с духом: – Я бесконечно виновата перед тобой.

Опершись ладонями о пол, Джеффри привстал, а Лилиан так и осталась сидеть на нем верхом.

Ей в такой позе сидеть было явно неудобно: нужно на что-то опереться, чтобы не завалиться на спину, – и Джеффри сел и обнял ее. Так она, во-первых, не упадет, а во-вторых – не сможет убежать.

Неужели она жалеет, что отдалась ему? Гнев в нем боролся с нежностью и раздражающей неуверенностью. Он еще никогда не имел дел с девственицами. А тут еще Лилиан со своим пытливым умом и склонностью к экспериментам постоянно провоцировала его. Возможно, он не оправдал ее ожиданий? Нет, исключено. Ему никогда не забыть потрясения на ее лице, когда впервые она испытала наивысшее наслаждение.

Тогда в чем дело? Что у нее в голове? Вина? Смятение? Страх? Что бы это ни было, в такой момент она должна испытывать совершенно другие чувства, и, видит Бог, он не позволит ей больше тратить время на сожаления.

Джеффри прищурился, решив, что так лучше выразит полную убежденность в своих словах.

– Ты станешь моей женой, Лилиан. Нет ничего плохого в том, чтобы заниматься любовью с будущим мужем. – Заметив, что она качает головой, он добавил: – Конечно, кто-то считает, что следует дождаться клятв у алтаря, но для меня ты стала женой в тот момент, когда дала свое согласие.

У нее задрожали губы.

– Тебе не за что извиняться, нечего бояться.

Лилиан уткнулась лицом ему в грудь и снова затряслась в рыданиях. Он почувствовал растерянность и страх. Здесь что-то другое, о чем ему неведомо. Не зная, что предпринять, он лишь покрепче обнял ее в ожидании объяснений.

Через некоторое время она наконец подняла голову. Джеффри всмотрелся в ее лицо, и у него сжалось сердце. Она была очень бледна, губы дрожали, но вместе с тем выглядела полной решимости. Что она задумала? Он попытался привлечь ее к себе, но она отпрянула и, поднявшись, направилась к столу возле незапертого тайного хода.

Джеффри тоже встал и быстро оделся, стараясь сохранять самообладание, но молчание, повисшее в комнате, было таким мрачным, что его охватило предчувствие беды. Это было словно затишье перед бурей, некое спокойствие, которое ему часто приходилось испытывать в ожидании атаки противника.

Знакомый выброс адреналина обострил его чувства, и одновременно он ощутил покалывание в затылке – нечто подобное с ним бывало только в моменты особой опасности. Джеффри нахмурился, понимая, что в данный момент это совершенно неуместно, и даже покрутил головой, чтобы избавиться от наваждения и раздражающей реакции, после чего пошел за Лилиан.

Как только Джеффри приблизился, она обернулась, сжимая обеими руками шкатулку, которую принесла с собой, и сказала:

– Думаю, пора это открыть.

Торжественность ее тона и блестевшие в глазах слезы заставили Джеффри ощутить тошноту. Он несколько секунд смотрел на ничем не примечательную шкатулку, а потом непроизвольно попятился. Непонятно откуда, но у него появилась твердая уверенность, что, не увидев ее содержимого, он будет намного счастливее.

Но Лилиан упорствовала, и у него не было выбора – пришлось взять шкатулку. Дерево оказалось плохо обработанным, и он сразу же занозил палец. Не обращая внимания на капли крови, он снял крышку, положил на диван и заглянул внутрь. Там лежало три стопки писем, перевязанных ленточками, и еще какие-то бумаги.

В недоумении взглянув на Лилиан, которая не решалась к нему подойти и, казалось, не дышала, он спросил:

– Что это?

– Доказательство, что твой отец повинен в смерти моего.

Она произнесла это настолько холодно, буднично, лишенным всяких эмоций голосом, что Джеффри не сразу понял смысл сказанного, но у него сразу перехватило дыхание и пересохло во рту – вероятно, тело оказалось восприимчивее мозга.

Лилиан как в молитве сложила перед собой руки, и Джеффри увидел, как сильно она напряжена.

– Я говорила, что мой отец был убит.

– Да, я помню: пал жертвой уличных грабителей.

Лилиан опустила голову.

– Да, такова официальная версия. Но я не сказала, что за два дня до смерти он получил письмо, в котором его вызывали как раз в то место, где было совершено нападение.

Джеффри снова посмотрел на стопку писем и на самом верхнем заметил сломанную печать, знакомую…

– Это письмо было написано твоим отцом, – произнесла наконец Лилиан слова, которых он с ужасом ждал.

Джеффри показалось, что его ударили под дых, но на смену шоку быстро пришла злость.

– Мой отец никогда бы не сделал ничего подобного! – прорычал он, но письмо все-таки взял – это действительно был почерк отца.

«Мы в опасности. Встретимся через два дня в то же время, в том же месте».

– Где ты это взяла?

Он не смотрел в ее сторону и лихорадочно думал: интересно, давно ли у нее эта записка? Он слышал, как Лилиан шумно вздохнула. Создавалось впечатление, что дыхание – совершенно естественный процесс – дается ей с таким же трудом, как и ему.

– В библиотеке моего отца, в тайнике за книжными полками.

Джеффри резко поднял голову и устремил на нее пронзительный взгляд. Значит, она привезла это письмо с собой, оно было у нее все время ее пребывания в Сомертон-Парке. Он вспомнил, как она свалилась на него ночью в библиотеке. Что она там делала, одетая во все темное? Искала? Сердце пронзила боль, но он не обратил на это внимания. Сначала надо во всем разобраться.

– Что еще было в тайнике?

Лилиан взглядом указала на шкатулку.

– Две из трех стопок писем.

Джеффри вынул содержимое и отставил шкатулку в сторону. Его движения были медленными и уверенными, и у него мелькнула мысль, что солдат в нем одержал верх, загнав эмоции в дальний угол. Первое письмо написано по-французски, и почерк был ему незнаком, зато второе, несомненно, писал отец. Джеффри закрыл глаза. Невозможно поверить, что его отец как-то замешан в истории с убийством, но его связь с отцом Лилиан очевидна. И если ей верить, то ее отец был убит вскоре после того, как получил записку от его отца.