Михаил Строгов - Жюль Верн

В два часа пополудни все того же 12 августа в самую жару при безоблачном небе топчи-баши отдал приказ выступать.

Альсид Жоливэ и Гарри Блаунт, купив лошадей, уже ехали по дороге в Томск, где сама логика событий собирала главных героев этой истории.

Среди пленников, приведенных Иваном Огаревым в татарский лагерь, была одна старая женщина, уже своей молчаливостью отличавшаяся от прочих женщин, разделявших ее судьбу. Ни одной жалобы не слетело с ее губ. Она казалась скульптурным изваянием боли. Эта женщина почти все время пребывала в неподвижности, и стерегли ее строже, чем остальных; она-то и была, о том, видимо, не подозревая и не думая, предметом пристального внимания цыганки Сангарры. Несмотря на возраст, ее заставляли следовать пешком за конвоем пленных, никак не снисходя к ее страданиям.

И все же, волей Провидения, рядом оказалось смелое и милосердное существо, способное понять ее и поддержать. Среди ее спутниц по несчастью одна юная девушка, выделявшаяся своей красотой, а невозмутимостью никак не уступавшая старой сибирячке, сочла, по-видимому, своим долгом заботиться о ней. Меж ними не было произнесено ни слова, но в нужный момент, когда помощь ее могла оказаться полезной, девушка всегда оказывалась рядом со старой женщиной. Первое время та принимала молчаливое участие незнакомки с некоторым недоверием. Но понемногу открытый взгляд девушки, ее сдержанность и то таинственное сочувствие, что возникает при общем горе у равно обездоленных судьбой, взяли верх над высокомерной холодностью Марфы Строговой. И не будучи с нею знакома, Надя — ибо это была она — смогла таким образом отплатить матери за те заботы, которые некогда ее сын проявлял к ней самой. Неосознанная, инстинктивная доброта внушила девушке вдвойне удачный выбор. Отдаваясь служению старухе пленнице, Надя обеспечивала своей молодости и красоте покровительство мудрого возраста. Среди толпы обездоленных и озлобленных страданием людей обе молчаливые женщины, одна из которых казалась бабкой, а вторая внучкой, внушали окружающим почтительное уважение.

После похищения при переправе через Иртыш татарскими разведчиками Надя была отвезена в Омск. Оказавшись в городе пленницей, она разделила участь всех тех, кого колонна Ивана Огарева уже полонила ранее, а значит, и участь Марфы Строговой.

Если бы не сила духа, девушка не выдержала бы двойного удара, который нанесла ей судьба. Прерванный путь и смерть Михаила Строгова отозвались в ее душе бессилием отчаяния и взрывом возмущения. После стольких успешных усилий, приближавших ее к отцу, оказаться вдруг отрезанной от него, и, возможно, навсегда, а в довершение всего потерять бесстрашного спутника, словно самим Богом ниспосланного ей, чтобы довести до цели, — она разом лишилась всего. Образ Михаила Строгова, на ее глазах сраженного копьем и утонувшего в водах Иртыша, не шел у нее из головы. Неужели такой человек и впрямь мог так просто погибнуть? Для кого же тогда Бог приберегает свои чудеса, если этот праведник, кого уверенно вела вперед благородная судьба, мог потерпеть в своем стремлении столь нелепый провал? Порой в ее душе гнев брал верх над горем. На память приходила обидная стычка в Ишиме, когда ее спутник странным образом стерпел нанесенное оскорбление. При этом воспоминании кровь вскипала в ее жилах.

«Кто же отомстит за погибшего, который уже не может отомстить за себя сам?» — задавалась она вопросом.

И в сердце своем взывала к Богу: «Господи, сделай так, чтобы это была я!»

Эх, если бы еще Михаил Строгов успел перед смертью доверить ей свою тайну, если бы, при всей своей женской, даже детской натуре, она могла довести до конца незавершенное дело брата, которого Бог не должен бы ей и дарить, коли собирался тотчас забрать назад!…

Погруженная в эти мысли, Надя — и это можно понять — оставалась словно бесчувственной даже к мучениям плена.

Вот тогда-то случай и свел ее, ничего о том не подозревавшую, с Марфой Строговой. Откуда девушке было знать, что эта старая женщина, такая же пленница, как и она сама, приходится матерью ее спутнику, который всегда был для нее только купцом Николаем Корпановым? А с другой стороны — как Марфа могла догадаться, что узы признательности связывают юную незнакомку с ее сыном?

С самого начала Надю поразило в Марфе Строговой какое-то таинственное сходство их натур, проявлявшееся в том, как каждая из них переносит удары судьбы. И стоическое безразличие старой женщины к материальным лишениям повседневной жизни, и презрение к телесным мучениям — все это Марфа могла черпать только в моральных страданиях, сходных с ее собственными. Вот что думала Надя, и она не ошибалась. Именно инстинктивное сочувствие тем горестям, которые Марфа Строгова от всех скрывала, и привлекло к ней Надю на первых порах. Такое умение переносить горе нашло живой отклик в гордой душе девушки. Она не стала предлагать Марфе своих услуг, она их оказывала. Марфе не пришлось ни отклонять их, ни принимать. В трудные моменты пути девушка оказывалась рядом и своей рукой помогала ей. В часы раздачи пищи старая женщина не двинулась бы с места, но Надя делилась с ней своей жалкой порцией, и таким вот образом все трудности этой мучительной дороги они переносили вместе. Благодаря своей юной спутнице Марфа Строгова смогла не отстать от солдат, конвоировавших толпу пленных, и избежала участи многих несчастных, которых привязывали к луке седла и волокли по дороге страданий.

— Бог да вознаградит тебя, доченька, за заботы о моей старости! — сказала как-то Марфа Строгова, и то были первые слова, которые за все это время были произнесены между спутницами.

За эти несколько дней, которые показались им долгими как столетия, старая женщина и молодая девушка должны бы, казалось, завести разговор об их общей участи. Но Марфа Строгова, из-за вполне понятной осторожности, рассказала, причем очень кратко, лишь о самой себе, ни словом не обмолвившись ни о сыне, ни о роковой встрече с ним лицом к лицу.

Надя тоже очень долго если и не молчала, то, по крайней мере, не произносила праздных слов. И все же как-то раз, почувствовав перед собою душу простую и возвышенную, не смогла удержаться и, ничего не скрывая, поведала обо всем, что произошло с ней после отъезда из Владимира — вплоть до гибели Николая Корпанова. И то, что она рассказала о своем молодом спутнике, живо заинтересовало старую сибирячку.

— Николай Корпанов! — повторила она. — Расскажи мне еще об этом Николае! Среди нынешней молодежи я знаю лишь одного человека, для которого такое поведение было бы естественным и меня бы не удивило. Его точно зовут Николай Корпанов? Ты уверена, дочка?