Любовь это... Не для меня (СИ) - Джулай Галина

— Ты знала? — удивляется Илья.

— Конечно, думаешь, я не узнаю ник сестры?

— Она ведь особенная… — зло говорит Илья, — И ты все равно её подставила? После того, что она вытерпела в школе? Какая же ты тварь, — его кулаки сжимались, а взгляд был полон ненависти. — Скажи-ка, Ника, а как бы тебе жилось, если бы я не вытащил ее сегодня из воды? Или не смог откачать? А? Смогла бы жить спокойно, тварь?

Ника вскинула лицо к стоявшему над ней Илье, глаза наполнились ужасом, она смотрела то на Илью, то на меня, словно ища ответа, но я сам был в шоке от услышанного.

— Что? — почти неслышно спросила Ника.

— Да, Ника! Да! Она чуть не утонула… Ты этого эффекта добивалась, когда привезла меня сюда?

62

Илья

Кареглазка призналась. Рассказав о своем прошлом и страхах, которыми оно ее наградило, зажмурившись и прижавшись ко мне, она призналась, что боялась увидеть в моих глазах отвращение и… Начинаю об этом думать и кулаки сами сжимаются. Страшно, страшно представить, что было бы, если бы я не успел.

— Так что, Ника? Какая цель у тебя была? — нависаю над сидящей на земле девушкой.

— Нет. Я этого не хотела, — ее страх неподдельный, не знаю, может, и в самом деле понимает, что чуть не произошло. — Нет, нет… Я просто… Я думала… Думала, ты от нее отвернешься… Я хотела только этого…

— Для чего? Неужели ты думала, что я повернусь к тебе? Ты прекрасно знаешь, что наше общение держалось на Стасе. Так зачем?

— Потому что люблю… — выкрикивает она. — Потому что мне больно… Потому что я… Господи… — она начинает плакать, захлебываясь в истерике и сгибаясь пополам.

Стас подошёл к ней и, подхватив подмышки, поставил на ноги. А потом прижал к себе. И стал гладить по плечам, успокаивая.

— Илья, дай ключи, я отвезу ее домой.

Смотрю на друга и поражаюсь его терпению и доброте. Мне же хочется ее придушить. Достаю ключи и отдаю Стасу.

— Аккуратно, — прошу его. — Ты пил.

— Конечно, — говорит Стас и, обнимая Нику за плечи, выходит за ворота, туда, где стояла моя машина.

Я остаюсь стоять на месте, меня ещё потряхивает от злости и в таком состоянии я не хочу идти к Любе. Возвращается Стас и подаёт мне мой рюкзак, что оставался в машине, я и забыл про него.

— Никина сумка где-то в доме, — говорит он и мы вместе тихо заходим.

Сумку обнаружили в большой комнате на диване. Стас подхватил сумку и уже хотел уйти, но я его остановил.

— Стас, — честно, даже не знал, что сказать, понимал, надо, но что?

— Все нормально, — он говорил так спокойно, что мне было даже как-то страшно. — Я тебя ни в чем не обвиняю. Это я оказался слепым лохом, не замечающим нихрена вокруг.

— Ты как? — тупой, конечно, вопрос, но я его уже задал. Стас кривит губы в ухмылке.

— Херово… — и идёт к выходу, а я за ним. У самой двери он оборачивается.

— Кто эта девочка? Люба?

— Моя Кареглазка, девочка из сети, — Стас смотрит с удивлением.

— Когда узнал?

— После Нового года.

— Простила?

— Да, — в этот момент не могу сдержать улыбку.

— Я рад за тебя, друг. Правда рад, — Стас протягивает руку, я ее пожимаю, и он уходит.

В доме обнаруживаю за одной из дверей душевую, мою ноги холодной водой, потому что так и не понял, как добыть горячую. А потом иду в спальню, туда, где спит моя Кнопка.

Кажется, она даже положение не сменила, так и лежит на боку, подтянув к себе коленки. Снимаю джинсы, футболку и ложусь рядом. Была мысль забраться под одеяло, но вспомнив, что Кареглазка там полностью обнаженная, не стал испытывать себя на прочность. Поэтому лег поверх одеяла и, обняв Кнопку поперёк живота, притянул к себе. Мысленно порадовался, что она не проснулась от Никиной истерики.

Не мог перестать улыбаться, пока не погрузился в сон, так и не выпустив Кнопку из рук.

Стас

Я вернулся в машину, положил сумку Ники на заднее сидение. Она никак не отреагировала на мое присутствие, отвернувшись к окну, смотрела в темноту.

Завел двигатель и, развернувшись, покинул место, где окончательно потерял, ту которую любил. Всю дорогу мы ехали молча. Выяснять что-то ещё уже не имело смысла. Что я чувствовал сейчас? Горечь разочарования, сожаление, одиночество и усталость. Мне было больно от осознания, что мной просто пользовались, а я как идиот искал причины в себе, считал, что… Это же надо?! Идиот, кретин, самый настоящий лох.

Помню, когда-то моя двоюродная сестра, повёрнутая на гороскопах, заявила:

— Мне жаль тебя, Стасик, если у кого-то есть шанс снять розовые очки, то у тебя как у рыб этого шанса нет. Потому что у тебя розовые глаза.

Тогда я покрутил у виска и сказал, что не верю в эту ерунду. Но, похоже, что она оказалась права. Я видел идеал. Видел розу, не замечая ее шипов. И даже сейчас, зная, что все кончено, я не могу по-настоящему ее ненавидеть.

Я остановился у подъезда ее дома.

— Выходи.

— Стас, — Ника смотрит на меня, она снова плачет, а может, и не переставала. — Прости меня. Я…

— Ты не любишь меня, никогда не любила, я помню.

— Нет, — она пытается взять мою руку, но я не позволяю, и попытки она больше не делает. — Я не хотела делать тебе больно, — говорит тихо. — Я даже мечтала, что смогу полюбить… Полюбить в ответ. Но не смогла… Прости… — я усмехаюсь, хотя хочется реветь. Да, ловлю себя на мысли, что мне хочется плакать. А потом говорю.

— Все понятно, не нужно ничего говорить. Я люблю тебя, а ты меня нет. Прощай, Ника.

Она поднимает на меня глаза. Глаза, в которых ещё сегодня утром я готов был утонуть.

— Мне очень жаль терять такого друга, — она стирает ладошкой слёзы. — Я могу… Могу что-нибудь сделать для тебя?

— Я бы хотел, чтобы ты исчезла. Исчезла из моей головы и сердца. Сделай это…

— Прости, — ещё раз говорит она и выходит из машины, а я срываюсь с места, вжимая педаль в пол.

Ночь, дороги почти пустые, я набираю скорость и ору, впиваясь пальцами в руль. Боль находит выход, спокойствие покидает и, остановившись посреди пустой дороги, я позволяю себе расплакаться. Мою боль никто не увидит. О ней никто не узнает. Но здесь и сейчас я позволяю выйти ей наружу. Я не знаю, сколько времени проходит, я потерял его счёт. Но вот уже небо становится светлее. А машин на дороге все больше. Они сигналят, объезжая меня, и я наконец-то возвращаюсь в реальность. Завожу двигатель и, сориентировавшись, посмотрев по сторонам, еду домой.

Дома тихо. Все ещё спят. И я незамеченным захожу в свою комнату. Сбросив одежду, долго стою под горячими струями воды. Глупая надежда, что от этого станет легче, не оправдывается. Легче не становится. Выхожу из душа и падаю в кровать.

Меня нет. Ни для кого меня нет. Я слышал, как в комнату заходила мама, чтобы позвать на завтрак. Но я не смог встать. Не хотел, чтобы меня видели таким. Таким разбитым и никчемным.

Проснулся я от настойчивого звонка, найдя телефон, увидел, что звонит Илья.

— Да, — принял я вызов.

— Привет. Ты как?

— Жить буду.

— Я хочу побыть здесь до пятницы. Сможешь меня забрать потом?

— Конечно, — и отключил звонок, а подумав, и телефон.

Снова забрался с головой под подушку. Снова спрятался от всего мира, не желая показывать ему свою боль и слабость.

63

Люба

Проснулась я от того, что мне очень хотелось пить. В памяти всплыл вчерашний день. Но последнее, что я помню, это то, что мы сидели с Ильёй на пирсе. Илья. Я ведь ему все рассказала. Поверить не могу, что он не отвернулся, назвал меня красивой. А что было потом? На таблетках, что я все ещё принимаю, я сплю как убитая. Сильно зажмуриваюсь и улыбаюсь, прежде чем открыть глаза.

Первым делом вижу, что я в своей комнате, значит, Илья меня принёс и положил в кровать. Такой заботливый, снова улыбаюсь. А потом понимаю, что я голая. Для того, чтобы подтвердить свою догадку, приподнимаю край одеяла. Точно голая. Кошмар. Прикусываю губу, а потом резко дергаюсь, потому что меня накрывает тяжёлая рука. Мамочки. Тихонько поворачиваюсь на спину и… Рядом со мной спит Илья, для его роста кровать была маловата. Он лежит в одних трусах поверх одеяла и прижимает меня к матрасу своей тяжёлой рукой.