Мой возлюбленный негодяй - Айрис Джоансен

В комнате было тихо, темнота успокаивала. Марианна снова начала засыпать, когда Джордан чуть слышно спросил:

— Я не был с тобой зверем?

— Что?!

— Я… хотел быть нежным, — неуверенно проговорил он. — Я боялся, что напомню тебе то, что случилось с твоей матерью.

Он говорил о той жуткой ночи, о тех подонках, которые насиловали и пытали ее маму. Странно, но она даже мысленно не связала эти две вещи. Желание ее было настолько сильным, что даже если здесь и присутствовала жестокость, то это она ее спровоцировала.

— Ты был совсем не такой, как они.

— Ты все видела?

— Нет. Когда показались солдаты, мама велела мне взять Алекса и через заднюю дверь убежать в лес. Она сказала, что мой долг — позаботиться о нем, что мне нельзя возвращаться, пока солдаты не уйдут. — Марианна проглотила ставший в горле ком. Почему она ему это рассказывает? Она не хочет вспоминать о той ночи. Но слова все звучали, рвались в темноту, резкие, обжигающие. — Я их не видела, но я все слышала. Я оставалась неподалеку, потому что хотела найти способ — любой способ — помочь ей. Я не могла оставить Алекса. Она заставила меня пообещать. Мне пришлось слушать… Я не могла оставить Алекса. Он все время был со мной. С той ночи он боится проклятий и крика.

— Боже!

Джордан крепче прижал ее к себе, и слезы градом покатились на его теплое плечо.

— Я сдержала обещание и не возвращалась, пока они не ушли. Они сделали с ней… ужасное. Они решили, что она умерла, но она была еще жива. Она умерла только на следующее утро. — Марианна закрыла глаза. — Я не могла остаться. Я обещала ей… Я пошла к дому священника и оставила на ступеньках записку о том, что они сделали с мамой. Я даже не знаю, где ее похоронили. Я попросила, чтобы ее похоронили рядом с папой. Как ты думаешь, они это сделали?

— Уверен, что сделали.

— Мама умерла у меня на глазах. Я сидела рядом и держала ее за руку, но ее уже не было. Она куда-то ушла.

— Твоя мама была очень мужественная.

— Да. — Она помолчала. — Я никогда не говорила о той ночи. Это причиняло мне невыносимую боль. Даже думать о ней было мучительно. Я все время гнала от себя эти мысли. Не понимаю, почему теперь…

— Может, потому, что пришло время примириться.

— Примириться? С чем?

— Чувство вины. Тебе пришлось сделать выбор между твоей матерью и обещанием спасти Алекса, которое ты ей дала. Ты любила ее и хотела помочь ей — но осталась в стороне и позволила ей умереть. — Он резко сказал: — Черт подери, такой выбор не должен вставать ни перед одним человеком! Никто не должен жить с таким бременем на душе.

Странно, но Марианне никогда не приходило в голову, что это терзающее ее душу воспоминание усиливалось чувством собственной вины.

— Я должна была что-то придумать!

— Что бы ты могла сделать против отряда солдат? Ты бы умерла, и Алекс бы умер — и твоя мать все равно умерла бы. Ты сделала единственное, что можно было сделать.

— Она не должна была умереть. Нужно было что-нибудь придумать!

— Ш-ш! — Он прижал ее лицо к своему. — Все уже в прошлом, и на тебе нет никакой вины. Поверь мне.

Она прерывисто вздохнула.

— Почему я должна тебе верить? Ты что — священник, дающий мне отпущение грехов?

— Священник? Боже правый, за эту неделю ты должна была бы убедиться, как мало я похож на священника! — Он хохотнул. — Но после того, как Грегор столько лет пытался выбить из меня мои пороки, я стал неплохо разбираться в чувстве раскаяния и вины. — Он прикоснулся губами к ее щеке. — Тебе — не в чем себя упрекнуть.

Если бы она могла поверить ему! Но все-таки на душе у нее стало немного легче. Может быть, в словах Джордана есть доля истины? Он умен и необыкновенно проницателен — и, как никто другой, знаком с бесчисленными проявлениями греховности.

— А теперь изволь засыпать — и я тоже засну. — Он поцеловал ее в висок. — Ты меня совершенно выжала: и физически, и эмоционально. Я никогда не думал, что сегодня от меня потребуется что-то сверх услуги жеребца. Ты никогда не перестанешь изумлять меня, Марианна.

А он никогда не перестанет изумлять ее, подумала она, закрывая глаза. Обольститель, негодяй, мужчина, сломивший ее волю и подчинивший себе ее тело. Но вот и сегодня он преподнес ей удивительный дар: он подарил ей веру в себя…

Марианна спала крепко, как измученное дитя.

За каким чертом его понесло к ней в постель? — удивлялся Джордан. Желание ласкать ее возникло внезапно, неожиданно, и он подчинился ему, как привык подчиняться своим желаниям. И все же это было странно. Обычно после момента близости Джордан предпочитал держаться на расстоянии. Почему же сейчас ему было настолько важно остаться рядом с Марианной, что он даже спорил с ней?

Джордан отодвинулся от нее, глядя в темноту.

После трех лет битва закончилась — и победа досталась ему. Конечно, ее результат был заранее предрешен и сомнений не вызывал. Он продуманно обольщал ее и был слишком опытен, чтобы невинное существо могло устоять. Она вынуждена была бороться не только с ним, но и с собой, так что ее неизбежное поражение было всего лишь вопросом времени.

Победа досталась ему. Так почему же он не испытывает удовлетворения?

Желание? Он захотел ее снова почти сразу же, как их тела расстались, но дело было не только в страсти.

Он глубоко вздохнул и заставил себя подняться с кровати. Это просто сказывается усталость, то нервное напряжение, которое не отпускало его всю неделю. Сейчас он вернется к себе в комнату, и с завтрашнего дня жизнь войдет в обычную колею. Он поймет, что его беспокойство — всего лишь временное помрачение рассудка. Теперь, когда его тело получило удовлетворение, ум, несомненно, прояснится и он сможет сосредоточиться на том, как убедить ее дать ему Джедалар.

Уже оказавшись у двери, он заметил, что в камине гаснут последние угли. Не будет вреда, если он положит в камин дров, чтобы она проснулась в тепле. Опустившись на колени, он разжег огонь, задумчиво глядя на язычки пламени, разгоравшегося все сильнее.

Прежде, стоило ему добиться женщины, он испытывал чувство торжества, которое почти сразу же сменялось первыми признаками скуки и недовольства. Сейчас он не испытывал ничего подобного и подсознательно боялся определить, что же именно ощущает.

Он оглянулся через плечо на женщину, спавшую в кровати.

Нет, не просто на женщину. На Марианну.

Он медленно поднялся на ноги и подошел поближе. Ее золотые волосы шелковым облаком разметались по подушке, губы были мягкими и ранимыми. Боже, ему это совсем не нужно! Ему только хотелось освободиться от страсти. Он хотел относиться к ней как к любимой женщине, которую можно получить — и отбросить. Он не подозревал, что попадется в ловушку, которой боялся больше всего.