Царствование императора Николая II - Сергей Сергеевич Ольденбург

в половинном размере заработной платы. Число рабочих к тому времени превысило два с половиной миллиона[49].

Еще больше усилий было приложено властью для улучшения постановки учебного дела. С назначением ген. П. С. Ванновского министром народного просвещения (в марте 1901 г.) ускоренным темпом стали разрабатываться проекты школьной реформы на всех ступенях обучения. Правда, радикальные проекты «единой школы» (о полезности которых еще и сейчас идут споры в западноевропейских странах) были в конце концов отвергнуты государем, а ген. Ванновский после годовой деятельности был уволен в отставку и заменен Г. Э. Зенгером – классиком и переводчиком Пушкина на латинский язык; но, несмотря на это «замедление темпа», в учебном деле были проведены серьезные реформы. В области средней школы произошел разрыв с системой гр. Д. А. Толстого, основанной на первенствующем значении древних языков: с осени 1901 г. была отменена обязательность греческого языка и сильно сокращено преподавание латыни (сохранено было только пять гимназий со старой программой). Были также приняты меры для устранения переобремененности учебными занятиями. В высшей школе были разрешены научные и литературные общества, и (уже при Г. Э. Зенгере) было также создано студенческое самоуправление в лице курсовых старост. Советы профессоров по предложению правительства деятельно обсуждали планы дальнейших реформ, в частности упразднения инспекции.

Кредиты на народное образование все время неуклонно росли; с 1894 по 1904 г. они более чем удвоились: бюджет министерства народного просвещения увеличили с 22 до 42 миллионов рублей, тогда как кредиты на церковные школы выросли с 21/2 до 13 миллионов; а одни казенные ассигнования на коммерческие училища (которых раньше вообще не было) достигли 2–3 миллионов в год. Примерно в такой же пропорции увеличились за десять лет земские и городские ассигнования на нужды просвещения: к 1904 г., если соединить учебные расходы всех ведомств[50] и местного самоуправления, сумма ежегодных расходов на народное образование уже превышала 100 миллионов рублей.

Наряду с начатыми в 1902 г. обширными работами по подготовке нового крестьянского законодательства закончено было – к 1903 г. – составление нового уголовного уложения; по общему мнению, много более «либерального», чем действующие законы; оно было опубликовано, но срок его введения в действие не был пока установлен.

Хороший урожай 1902 г. облегчил положение деревни; промышленный кризис начинал в 1903 г. сменяться новым подъемом.

За первые годы нового века в русской литературе почувствовалось оживление; появился ряд новых имен. Наряду с А. П. Чеховым, обратившимся на новое поприще драматурга, и М. Горьким, в котором «деятель» начинал уже заслонять писателя, появились Леонид Андреев, бесспорно талантливый писатель со склонностью к болезненным, мучительным переживаниям; Бунин, Куприн (особенный успех имела его повесть из быта армейского офицерства «Поединок»). Кроме этих писателей, группировавшихся вокруг «марксистского» издательства «Знание», значительно выросло и усилилось «модернистское», «декадентское» течение: вслед за «Миром Искусства» появились журналы «Новый Путь» (с 1903 г.) и «Весы» (с 1904 г.). Еще ранее было основано издательство «Скорпион»; Бальмонт, Брюсов, Гиппиус, Мережковский, Ф. Сологуб издали за эти годы едва ли не лучшие свои сборники стихов; Андрей Белый выступил со своей первой «симфонией»; А. Блок начал печатать стихи в «Новом Пути».

Необычный для русской интеллигенции интерес к религиозным вопросам вызвал с зимы 1901–1902 гг. к жизни религиозно-философские собрания в С.-Петербурге, в которых – необычайное сочетание – участвовали представители церкви и духовного ведомства, профессора богословия, «последние славянофилы» вроде ген. Киреева наряду с писателями и журналистами, близкими к журналу «Новый Путь». Обсуждались вопросы о христианском догмате, о свободе совести, о браке, об учении Толстого. Д. С. Мережковский, смело признавший, что Святейший Синод был прав, отлучая от церкви гр. Л. Н. Толстого, подвергся за это резким нападкам в среде интеллигенции. «В России, – писал он по этому поводу, – образовалась вторая цензура, более действительная, более жестокая, чем первая, – цензура «общественного мнения».

Эта вторая цензура распространялась даже и на область художественной критики. «Что мне делать? – писал в “Новом Пути” Антон Крайний[51]. – Литература, журналистика, литераторы – у нас тщательно разделены надвое и завязаны в два мешка; на одном написано “консерваторы”, на другом “либералы”. Чуть журналист раскроет рот – он уже непременно оказывается в котором-нибудь мешке. Есть сугубо жгучие вопросы, имена, о которых совсем нельзя высказывать собственных мыслей. Мыслей этих никто не услышит – слушают только одно: одобряешь или порицаешь. Порицаешь – в один мешок, одобряешь – в другой, и сиди, и не жалуйся на неподходящую компанию. Сам виноват… Великое несчастие – эта наша литературная теснота, недостойная даже и такого малокультурного человека, как наш современный “литератор”!»

(Эти мысли служили вступлением к меткому отзыву о значении творчества Горького: «…Жить и дышать все-таки еще можно, и человек еще человек. Нужен резкий толчок, чтобы выкинуть людей сразу в бескислородное пространство, прекратить их человеческие мучения. Этот толчок, несущий человеку окончательное смертное освобождение, фонтан углекислоты – проповедь Максима Горького и его учеников».)

В этих протестах немногих, остававшихся вне борьбы, ярко сказывается трагическое раздвоение исторического момента. Все русское образованное общество, за весьма малыми исключениями, находилось в состоянии резкой, непримиримой, слепой оппозиции к власти. Именно в эти годы был выдвинут и стал ходячей фразой краткий и категорический боевой клич «долой самодержавие», принимавший в легальных изданиях форму нападок на «бюрократию».

Среди организованных, революционных сил выделялись два главных течения: социалисты-народники, мечтавшие о крестьянском восстании (а то и военном бунте – ведь армия в большинстве из крестьян) и действовавшие путем террора; социалисты-марксисты, делавшие ставку на рабочее движение и рассчитывавшие пропагандой и забастовками «раскачать» город на более активные выступления.

Боевая организация социалистов-революционеров поставила себе целью при помощи убийства непопулярных представителей власти терроризовать правительство и вызвать «подъем духа» в обществе. Ее первыми жертвами были Н. П. Боголепов и Д. С. Сипягин. Она же в 1902 г. организовала покушения на виленского губернатора фон Валя, на харьковского губернатора кн. И. М. Оболенского. Она открыто выносила «смертные приговоры». «Боевая организация, – гласила революционная листовка, – находит себя вынужденной выполнить лежащий на ней гражданский долг и сместить князя Оболенского единственным оставшимся в ее распоряжении средством – смертью». А на револьвере, из которого был произведен выстрел в харьковского губернатора, стояла мелодраматическая подпись «Смерть царскому палачу и врагу народа».

Социал-демократы – так назвали себя марксисты еще в 1898 г. – имели за границей регулярно выходивший периодический орган «Искра». Их учение было определеннее, чем у народников, и вообще кадры их были многочисленнее. Летом 1903 г. в Брюсселе они созвали свой второй партийный съезд, в котором приняли участие представители примерно двадцати местных нелегальных комитетов из России, а также деятели эмигрантских центров. В съезде принимал участие и еврейский Бунд, но его делегаты, не желая отказываться от своей особой «национальной» программы, затем ушли со съезда (перекочевавшего из Бельгии в Лондон). На этом же