Комитет-1991. Нерассказанная история КГБ России - Леонид Млечин

В новом здании КГБ с мраморным полом царило уныние. Тяжелые дубовые двери. Мрачные коридоры, облицованные темным деревом. Партком самораспустился. Чекисты, которые не знали, что ними будет, утешали себя спиртным, купленным в сороковом гастрономе. В туалете скапливались пустые бутылки.

Комиссия обосновалась в освободившемся кабинете бывшего первого заместителя председателя. Там собиралась группа, которая работала со Степашиным, чекисты. Один из них потом, когда Степашин возглавил Лубянку, стал у него помощником.

Сергей Степашин:

– Конечно, поначалу меня побаивались… Хотя меня никто об этом не просил и никто этому не учил, но я все-таки когда-то был замполитом роты и понимал, что с людьми-то надо работать и разговаривать. Я Бакатину сказал, что хочу встретиться со всем руководством комитета.

Пригласил и его:

– Вадим Викторович, если хотите, подойдите тоже.

Бакатин обещал:

– Я Столярова пришлю…

Генерал Николай Сергеевич Столяров стал заместителем председателя КГБ по кадрам (прежде он преподавал в Военно-воздушной академии ВВС имени Ю. А. Гагарина).

Степашин собрал всех начальников управлений и объяснил свою позицию:

– Первое. Цель у нас одна – понять, кто виноват в ГКЧП. Второе. России нужна сильная спецслужба. Это позиция нашего президента и Верховного Совета. Я прошу вас иметь это в виду и работать.

Слова Степашина успокоили чекистов.

– На следующий день приезжаю, смотрят по-другому. Важно было психологически успокоить людей. Лубянка – всесильный орган, и вдруг является какой-то на костылях, а с ним бородатые и лохматые, ужас какой– то… Мы встречались с руководителями всех подразделений, кроме Крючкова – им занималась прокуратура. Изучали документы. Но работали в закрытом режиме. Агентура, оперативная деятельность, особенно за рубежом, были закрыты. Туда никто и не лез. И не пускали. Сразу у всех взяли подписку о неразглашении, даже у известной журналистки Евгении Альбац – она у меня была в комиссии. Она, правда, переживала, что у нее нет возможности все это опубликовать в печати. Но отработала дисциплинированно.

– Немногие имеют такую возможность – вы познакомились с внутренней жизнью специальной службы, было ли что-то, что вас потрясло, нечто такое, о чем и предположить не могли? – спросил я Степашина.

– Ничего там сверхъестественного нет. Сотрудники комитета – обычные люди. Так же думающие о семье и о доме. Большая часть вела себя достойно. Особенно среднее звено. Я со многими встречался, нормально разговаривали. Вот в высшем звене… Фамилии называть не буду, их почти уже никого не осталось в живых… Вот они сдавали друг друга, особенно некоторые зампреды. Помню, как они своего шефа, Крючкова, обливали грязью. Сейчас они пишут мемуары, рассказывают другое. Бог им судья.

– Естественное желание – а покажите мне мое досье – у вас не возникало?

– Кое-что мне показали. Сказали, что я должен был быть задержан, что мои разговоры прослушивали. Это я и так прекрасно понимал, я все-таки из МВД пришел. Досье особого не было на меня. Я так понимаю, что справка оперативного учета, видимо, существовала, но это на всех депутатов заводили.

– То есть ничего такого, что изменило ваши представления о жизни, вы тогда среди этих секретных папок не увидели?

– Многое из того, что уже было известно, подтвердилось. Конечно, я никогда не думал, что и членов политбюро тоже прослушивали. Сталинская школа.

Для работы в комиссии привлекли профессиональных чекистов. Например, главу госбезопасности Чувашии Валерия Ямпольского.

– В сентябре меня вызвали и поручили допросить, точнее, опросить консультантов и помощников Крючкова. Ну, они опытные люди. Часть из них сразу заболела, несколько человек мигом в отпуск ушли. Осталось меньше половины аппарата Крючкова. Оставшуюся часть я и опросил.

– Рассказали что-то интересное?

– Нет. Они отмечали замкнутость Крючкова. Он держал всех на расстоянии – даже помощников, самое близкое свое окружение… Неприятная, должен сказать, процедура. Свои же товарищи, с некоторыми из них я общался по телефону, когда он был председателем… C одним из них у нас установились хорошие отношения. Он стал руководителем нашей Высшей школы.

Это Сергей Васильевич Дьяков. Он был военным. После Ленинградского военно-инженерного училища имени А. А. Жданова командовал саперным взводом. Его решили взять в военную контрразведку. В таких случаях молодого офицера приглашали в особый отдел округа и предлагали сменить стезю. При согласии отправляли учиться в ведомственную школу № 311 (позднее Высшие курсы военной контрразведки) в Новосибирске. В 1971 году он поступил в аспирантуру Высшей краснознаменной школы КГБ имени Ф. Э. Дзержинского, защитил диссертацию, начал преподавать. В 1988 году с должности заместителя начальника Высшей школы сделали помощником Крючкова.

Августовская гроза обошла его стороной. Доктор юридических наук генерал-лейтенант Дьяков стал первым начальником академии ФСБ, она с Ленинградского проспекта переехала на Мичуринский…

Через комиссию прошло множество чекистов, чью судьбу Степашин должен был решить. И монбланы документов. В том числе оперативное дело Ельцина. Записи его бесед, материалы наружного наблюдения за президентом России… Три-четыре раза в неделю Степашин встречался с Борисом Николаевичем. Обо всем его информировал. Ельцин его напутствовал:

– Вы там поаккуратней.

– Ну, Борис Николаевич, вы меня за кого держите! – обижался Степашин.

– Поаккуратней, потому что костяк службы надо сохранить.

23 октября 1991 года итоги работы комиссии Степашин доложил и Ельцину, и Горбачеву. Вот тогда познакомился с Михаилом Сергеевичем. У него в кремлевском кабинете сидели. Он все удивлялся:

– Надо же…

В выводах комиссии Степашина говорилось:

«КГБ СССР стал самостоятельной политической силой с собственными интересами и объективно превратился в надгосударственный институт… Вседозволенность и полное отсутствие контроля привели к кому, что органами государственной безопасности в нарушение собственных инструкций, не говоря уже о действующем законодательстве, проводились оперативно-технические мероприятия в отношении целого ряда государственных и общественных деятелей задолго до попытки государственного переворота.

Так, с 1989 года велось наружное наблюдение за народными депутатами Т. Гдляном, Н. Ивановым, Б. Ельциным, практически за всеми лидерами межрегиональной депутатской группы. Прослушивались телефонные разговоры… В последующем были поставлены на прослушивание телефоны ряда народных депутатов РСФСР… У многих из них была установлена подслушивающая аппаратура в квартирах, прослушивание велось на дачах, в местах отдыха… Руководством КГБ СССР давались указания о проведении мероприятий „провокационного характера“ в отношении тех или иных лиц с целью их дискредитации».

Сергей Степашин:

– Мой доклад депутатам сделали закрытым, это была инициатива Ельцина, и Хасбулатов, уже избранный председателем Верховного Совета, поддержал.

Первое – расставили акценты. Крючков действительно был инициатором ГКЧП. И причина не в том, что он хотел спасти Советский Союз, а в том, что он знал: после подписания Союзного договора в отставку уходит весь силовой блок. Естественно, люди бились за кресло. Самое опасное в политике, когда ты бьешься за кресло, а не за страну.

Второе – сотрудники КГБ выполняли свои задачи. Когда я это произнес, депутаты мне возразили: «Как вы можете? Вас тоже собирались арестовать». Объяснял: я человек военный, я советский офицер и понимаю: они выполняли приказ, служили тому закону и той конституции. Говорил, что нам нужна сильная контрразведка, сильная безопасность. Страна в тяжелейшем экономическом и социальном положении. Сработало.

Что предлагала комиссия: «Незамедлительно упразднить КГБ СССР и осуществить коренную реорганизацию его структур… Проводимая реорганизация должна исходить из принципа недопущения сосредоточения в структуре органов безопасности войсковых подразделений, частей и соединений, способных обеспечить захват власти силой в интересах каких-либо политических групп или партий, недопущения сосредоточения опасного неконтролируемого потенциала влияния на властные структуры республик и Союза (в частности, имеется в виду монополия на информацию)».

Сергей Степашин:

– Приняли решение о ликвидации КГБ Союза. Все вздрогнули. А речь шла о реорганизации. Вместо КГБ создали Агентство федеральной безопасности. Так мы его назвали, очень близко к нынешней Федеральной службе безопасности. Служба внешней разведки – отдельно. Выделили пограничные войска. Образовали ФАПСИ на базе восьмого главка КГБ. Сейчас все опять объединили, кроме разведки… Сохранили костяк, сильных специалистов, они не разбежались, слава богу. Нынешняя ФСБ – одна из самых сильных спецслужб в мире.