Король сделки - Джон Гришем

Неназванный источник из недр корпорации «Гофман» утверждал, что компания намерена защищаться, что она никогда не поддастся на шантаж, не пойдет ни на какие сделки и что в положенное время сама потребует возмещения судебных издержек, денег, потраченных ею на своих адвокатов, а также прибыли, упущенной из-за чудовищных и необоснованных обвинений, ей предъявленных.

Акции компании упали на одиннадцать процентов, утрата потенциальных инвестиций оценивалась в два миллиарда – и все из-за этих «надуманных обвинений». «Почему бы акционерам компании „Гофман“ самим не возбудить дело против мистера Картера?» – вопрошал тот самый профессор из неизвестного Клею университета.

Читать все это было нелегко, но Клей, разумеется, не мог игнорировать прессу. Редакционная статья «Инвестмент таймс» призывала конгресс со всей серьезностью отнестись к необходимости судебной реформы. Она тоже делала акцент на том, что молодой мистер Картер менее чем за год сумел сколотить состояние, и называла его «бандитом, чье неправедно добытое богатство лишь побуждает других уличных грабителей подавать в суд на всех и каждого».

Прозвище Бандит на несколько дней стало популярным в конторе, временно вытеснив прозвище Король. Клей улыбался и делал вид, что почитает это за честь.

– Год назад, – хвастался он, – обо мне никто знать не знал, а теперь мое имя у всех на устах.

Но, оставаясь в кабинете один, он чувствовал себя неуютно и терзался сомнениями: правильно ли он поступил, столь поспешно затеяв дело против гигантской корпорации? Его очень смущал тот факт, что коллеги-"массовики" не попытались к нему присоединиться. Кампания, развязанная против него в прессе, удручала. Настораживало то, что пока никто за него не вступился. Пейс исчез. Это казалось необычным, однако Пейс не был тем человеком, в котором Клей сейчас нуждался.

Спустя шесть дней после регистрации дела Пейс позвонил из Калифорнии.

– Завтра – великий день, – заявил он.

– Хорошие новости мне не помешали бы, – ответил Клей. – Вы имеете в виду правительственный доклад?

– Я не могу вам этого сказать, – уклонился Пейс. – и больше никаких телефонных разговоров. Возможно, нас прослушивают. Объясню, когда вернусь. Позже.

Прослушка? Но кого прослушивают – его или Пейса? И кто, хотелось бы знать? Клей снова остался ночевать в офисе.

Предпринятое Всеамериканским советом по проблемам пожилых граждан исследование изначально имело целью обычное наблюдение за состоянием здоровья двадцати тысяч женщин в возрасте от сорока пяти до семидесяти пяти лет и старше. Контрольная группа была поделена пополам: на тех, кто ежедневно принимал максатил, и тех, кто ограничивался безвредными успокоительными средствами. Но четыре года спустя ученые отказались от первоначального плана, поскольку результаты получились ошеломительными. Они обнаружили, что риск сердечных заболеваний, рака груди и инсульта у значительной части потребителей максатила существенно возрос. Рака груди – до тридцати трех процентов, сердечных заболеваний – до двадцати одного, инсультов – до двадцати.

В докладе утверждалось, что из каждых ста тысяч женщин, принимавших максатил в течение четырех лет, четыреста человек рискуют заболеть раком груди, триста – теми или иными сердечными недугами, а еще триста являются кандидатами на получение инсультов разной степени тяжести.

Доклад был обнародован на следующее утро. Акции компании «Гофман» обрушились еще раз – теперь до отметки пятьдесят один доллар. Клей и Малруни всю первую половину дня следили за соответствующими сайтами в Интернете и передачами деловых кабельных каналов, отслеживая реакцию корпорации, но ее не было. Репортеры деловых изданий, поливавшие Клея грязью после того, как он завел дело на «Гофман», смолкли, никто не поинтересовался его мнением об опубликованном докладе. Они вообще упоминали о нем лишь вскользь. В «Пост» появилось краткое резюме доклада, о Клее и коллективном иске не было ни слова. Картер чувствовал себя отмщенным, однако обойденным вниманием. Ему было что сказать в ответ на критику, но никто не желал его выслушать.

Обиду компенсировал лишь нескончаемый поток звонков от потребительниц максатила.

Настал час «Гольфстрима». Уже восемь дней самолет стоял в ангаре, и Клею не терпелось им воспользоваться. Прихватив Ридли, Клей отправился на Запад, сначала в Лас-Вегас, хотя никто в конторе не знал, что он собирается сделать там остановку. Это была деловая поездка, притом очень важная. Клей договорился о встрече с Дейлом Мунихэмом в Туксоне, чтобы поговорить о максатиле.

Он и Ридли провели две ночи в Вегасе, в отеле, при котором, разумеется, было и казино. Через все его залы была коридором натянута тонкая прочная сетка, за которой, пугая и восхищая посетителей, щекоча и без того взбудораженные нервы, разгуливали живые гепарды и пантеры. Клей проиграл тридцать тысяч в блэкджек, Ридли истратила двадцать пять на тряпки в модных бутиках, обрамлявших гостиничный атриум по периметру, после чего «Гольфстрим» взял курс на Туксон.

Очаровательная «антикварная» контора «Мотт и Мунихэм» размещалась в здании старого вокзала в центре города. Приемная располагалась в бывшем зале ожидания – длинном сводчатом помещении, где сидели две секретарши, разведенные по дальним углам, словно для того, чтобы они не подрались. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что подраться они никак не могли: обеим было за семьдесят, и каждая, казалось, погружена в собственный мир. В зале была развернута своего рода музейная экспозиция – выставка продукции, которую Дейл Мунихэм когда-либо демонстрировал присяжным в качестве улик. В высоком застекленном шкафу стоял газовый водонагреватель. На бронзовой табличке, прикрепленной над дверцей, значились название дела и сумма вердикта, вынесенного 3 октября 1998 года в округе Стоун, Арканзас, – четыре с половиной миллиона. Искореженный трехколесный мотоцикл с коляской обошелся компании «Хонда» в Калифорнии в три миллиона. Дешевая винтовка привела техасское жюри в такое бешенство, что истцу присудили одиннадцать миллионов. Здесь были десятки предметов – газонокосилка, обожженный остов «тойоты», сверлильный станок, бракованный спасательный жилет, сложившаяся гармошкой стремянка… А по стенам висели вырезки из газет и журналов с огромными фотографиями великого адвоката, вручающего миллионные чеки своим пострадавшим клиентам. Клей один – Ридли отправилась по магазинам – около часа бродил от экспоната к экспонату, восхищаясь победами Мунихэма и не имея понятия о том, что за ним все это время велось наблюдение.

Наконец пришел референт и повел гостя в огромный холл с множеством дверей, ведущих в просторные кабинеты. Здесь стены были украшены увеличенными и вставленными в рамки газетными статьями, где рассказывалось о блестящих победах, одержанных Мунихэмом в зале суда. Кем бы ни был его компаньон Мотт, он со всей очевидностью представлял собой незначительную фигуру. На «шапке» фирменного бланка значилось всего четыре фамилии адвокатов.

Дейл Мунихэм сидел за столом и лишь чуть приподнялся при появлении Клея, которого не представили и который почувствовал себя паломником, допущенным в святилище. Рукопожатие было холодным и сугубо официальным. Ему дали понять, что его сюда не звали, такой прием обескураживал. Мунихэму, коренастому человеку с грудью колесом и большим животом, было не меньше семидесяти. Синие джинсы, узорчатые красные сапоги, мятая ковбойская рубашка и, разумеется, никакого галстука. Мунихэму явно пора было в очередной раз подкрасить волосы – на висках у корней пробилась седина. Черная шевелюра была зачесана назад и щедро смазана бриллиантином. Припухшие веки на широком лице свидетельствовали о склонности к выпивке.

– У вас прекрасное помещение, уникальное в своем роде, – сказал Клей, стараясь разрядить обстановку.

– Куплено сорок лет назад, – ответил Мунихэм. – За пять тысяч долларов.

– Я видел большую коллекцию реликвий.

– Я хорошо выполнял свою работу, сынок. За двадцать один год не проиграл ни одного дела. Боюсь, пришло время испытать поражение, по крайней мере так говорят мои оппоненты.

Клей осмотрелся и, погрузившись в старинное кожаное кресло, попытался расслабиться. Кабинет был раз в пять больше его собственного, по стенам висели охотничьи трофеи – головы животных, наблюдавшие, казалось, за каждым движением чужака. Не слышалось никаких телефонных звонков, нигде не жужжал факс, не видно было и компьютера.

– Я приехал для того, чтобы поговорить о максатиле, – сказал Клей, чувствуя, что в любой момент его могут выставить за дверь.

Несколько секунд Мунихэм сидел неподвижно, разве что поправил очки на носу. Видимо, колебался. Потом сказал так, будто Клею это было неизвестно:

– Препарат вредный. Месяцев пять назад я возбудил иск во Флагстафе. Здесь, в Аризоне, дела не залеживаются, наш штат славится скорым судом, поэтому слушание должно начаться уже осенью. В отличие от вас я не регистрирую иск до тех пор, пока дело досконально не исследовано. Сейчас я готов к процессу. Если поступать именно так, противная сторона тебя никогда не собьет с толку. Я даже написал книгу о досудебной подготовке процесса. И постоянно в нее заглядываю. Вам тоже рекомендую.