Кузькина мать. Хроника великого десятилетия - Виктор Суворов

И вот на самом низшем уровне управления народ выбирает самых авторитетных своих представителей. Партия предлагает кандидатов из самых что ни есть народных глубин: Иванова, Петрова, Сидорова. Все единогласно и дружно за них голосуют. Выбранные товарищи приступают к работе. Двое помалкивают, решения родной Партии одобряют и смело проводят в жизнь. А третий замечает, что вот тут у нас что-то не так. И вот тут. Надо бы исправить и улучшить. Партия соглашается: молодец! Зорко недостатки подмечаешь!

Только в следующий раз этот зоркий в список кандидатов не попадет. В списке будут молчаливые Иванов с Петровым и новенький Николаев. И народ за них единогласно проголосует. Потом лучший из них попадет в более высокий список и будет в нем числиться до тех пор, пока чего-нибудь такого-эдакого не подметит и не предложит улучшения. С ним, понятно, согласятся. Но в следующий раз он просто не окажется в списках кандидатов. Ни в каких. Никогда. А кто-то будет подниматься все выше и выше. До самого Верховного Совета! И голосовать, голосовать, голосовать. За дальнейший рассвет науки и культуры! За нерушимую дружбу народов. За повышение благосостояние трудящихся. За мир во всем мире! За новый поворот генеральной линии родной Коммунистической партии.

А на каждом заводе, в каждом цеху уже подрастал кадровый резерв желающих попасть хоть в какой-нибудь список, готовых ради этого орать на митингах и собраниях то, что в данный момент орать предписано: сегодня за Сталина против Троцкого, завтра за Хрущёва против Сталина, потом за Брежнева против Хрущёва. Далее — везде.

Вот этими ударниками коммунистического труда, трижды проверенными, четырежды просеянными сквозь мелкие сита кадровой политики партии, и заполняли залы судов.

Но и эти ребята возмутились, когда судья объявил 15 лет Пеньковскому: да как же так! Он нашу родимую власть предал!

Пеньковского вывели. И тогда появился секретарь суда и трудящихся успокоил:

— Магазин, буфет и стол заказов открыты до полуночи. Прошу не толкаться — всем хватит. А по поводу приговора, дорогие товарищи, прошу не возмущаться. Скоро повторим.

Пеньковского вывели из зала суда. И тут сообщили, что это пока не суд, а генеральная репетиция. На репетиции он исполнял свою роль недостаточно уверенно и убедительно.

Подготовка к новому суду продолжалась еще два долгих месяца. С ним отрабатывали каждое предложение, каждый возглас, каждый ответ на вопрос.

Содержали его поочередно в двух разных камерах. Одна с обильной жратвой, свежим воздухом, горячим душем и мягкой чистой постелью. Вторая… Ну, вы сами понимаете. Репетиции суда продолжались каждый день по 10–12 часов. Потом — массаж. Успокаивающий, расслабляющий, усыпляющий. Или — невыносимые судороги. У Кати-мастерицы руки уж очень были умелые. В зависимости от результата занятий ночь предстояло провести в той камере или в другой.

И только когда было окончательно установлено, что к суду клиент готов, что не подведет, его вновь посадили на скамью подсудимых. И снова его провожала заботливая Катя: ты уж постарайся…

Суд прошел лучше, чем генеральная репетиция. И дали ему не 15 лет, а высшую меру. Сразу же после процесса распространились слухи о том, что Пеньковский помилован и остался жив, что ему изменили внешность и дали другие документы. Эти слухи циркулируют до сих пор; их источником являлись неоднократные репетиции процесса, которые завершались вынесением относительно мягкого приговора.

Вместе с ним на скамье подсудимых сидел связник британской разведки Гревилл Винн. Он получил 8 лет, но на следующий год был обменян на погоревшего советского разведчика.

Я совершенно сознательно не касаюсь судьбы американских и британских участников этой истории. Они сами рассказали о многом. А то, что недосказано, пусть раскапывают американские и британские историки. Если им, конечно, интересно. Моя же задача только в том, чтобы сложить всем известные, у всех на виду лежащие кусочки в единую мозаику.

О том, что Пеньковского сдал американец, нам, будущим добывающим и обрабатывающим офицерам ГРУ, неоднократно говорили преподаватели Первого факультета Военно-дипломатической академии Советской Армии. Было ясно, что у преподавателей работа такая — запугать молодых разведчиков, желание отбить к супостату перебегать: перебежишь, а они тебя сдадут, как Пеньковского.

Но преподаватели наши за редким исключением были людьми умными, потому слова свои подтверждали фактами, с которыми было трудно не согласиться. А факты сводились в тому, что Пеньковский мешал военно-промышленному комплексу США.

ГРУ и КГБ — враждебные организации.

Как Гестапо и Абвер.

ГРУ добывало секреты противника, КГБ присматривало за ГРУ. Мы были всегда рядом. И чекисты посмеивались: да мы вашего Пеньковского вычислили почти за год до ареста! Да мы хохотали, слушая каждое его слово во время встреч с иностранными разведчиками в Москве!

Сейчас Интернет заполнен воспоминаниями чекистов, которые следили за Пеньковским: мы хохотали…

Все чекисты верой и правдой служили своему режиму, режиму идиотов и преступников. Этому режиму они клялись в верности. Полковник Пеньковский Олег Владимирович наносил смертельный удар власти, которую чекисты должны были защищать. Но они хохотали… И ничего не делали.

Пеньковский был убит. Тем временем процесс распада Советского Союза набирал обороты. В 1963 году восстал Кривой Рог. Было сожжено отделение милиции, на телеграфном столбе повешен милиционер, стрелявший в народ. Бунт пришлось давить огнем на поражение. Зачинщиков — вернее тех, кого таковыми выставили на суде, — расстреляли.

Но восстал Сумгаит.

Напряжение росло, все должно было взорваться и рухнуть. И тогда Хрущёв пошел на крайние меры. Советский Союз стал закупать хлеб у проклятых капиталистов, в основном в Америке. В 1963 году Хрущёв заплатил за ввозимое зерно и другое продовольствие 520,3 тонны золота.

Хрущёв был предателем, врагом народа, изменником Родины. Если бы он малую долю того золота платил собственному народу, то в стране было бы изобилие хлеба, мяса, масла и всего прочего. Но Хрущёв четко стоял на своем: пусть мужики в колхозах денег не получают, пусть вырождаются и спиваются, а золото отдам американцам. Пусть Америка процветает. Пусть американскому фермеру будет хорошо.

Так и пошло. Каждый год Хрущёв, а потом те, кто его сменил, платили Америке дань сотнями тонн золота, чтобы собственный народ вымирал в нищете. Нищими легко управлять.

Система наладилась простая: золото, которое кремлевские вожди платили американцам, к нам уже никогда вернуться не могло. Это потеря невосполнимая. А пшеница — продукт восполняемый. В Америке на следующий год вырастала новая пшеница. И ее снова продавали за золото.

Советский Союз строил всё новые ракеты и подводные лодки, танки и боевые самолеты. Ради того, чтобы отразить возможное нападение: отдадим последнее, но ракет наклепаем. Лишь бы не было войны. Но Америке было вовсе незачем нападать на дураков, которые добровольно отдают свои сокровища. Зачем на них нападать, если они и так дань исправно платят?

А Советский Союз готовился к сокрушению проклятого капитализма. Советский Союз строил подводные лодки и ракеты, танки и стратегические бомбардировщики. Все больше и больше. Советский Союз вооружал весь мир автоматами Калашникова. Советский Союз поддерживал любых борцов против капитализма, любых экстремистов и террористов. И пели мы песню: иного нет у нас пути, в руках у нас винтовка.

Иного пути действительно не было. Проклятое капиталистическое окружение надо было уничтожать. В противном случае Советский Союз должен был неизбежно рухнуть, ибо преимущества свободной экономики перед бюрократической были слишком очевидны.

Но наши вожди, вкладывая чудовищные средства в производство оружия и поддержку борцов против капитализма во всем мире, не задумывались над достаточно простым вопросом. Если мы в конечном итоге сокрушим капитализм, то кто же нас тогда будет кормить?

Октябрь 1962 года — апогей развития Советского Союза. Высшая точка полета.

Дальше началось скольжение вниз. Вожди понимали: надо что-то или кого-то менять. Прежде всего — Хрущёва. Заговор зрел.

В октябре 1964 года Хрущёв отдыхал на берегах Черного моря. В это время без его ведома был собран пленум Центрального Комитета. И Хрущёва вежливо попросили вернуться в Москву.

Хрущёв взбесился. Как? Какой пленум? Почему не доложили?

Хрущёву никто ничего не объяснял: возвращайся, ждем.

А хрущёвская охрана — это КГБ. Хрущёвская охрана — в подчинении генерал-полковника Семичастного.

Вся правительственная связь — это тоже КГБ. Она тоже подчинена генерал-полковнику Семичастному.