Сорвавшийся союз. Берлин и Варшава против СССР. 1934–1939 - Яков Яковлевич Алексейчик

еще в феврале задалась вопросами: «Какой ценой Пилсудский и его банда заключили соглашение с Гитлером? Оставит ли Польша Германии свободу действий в австрийском вопросе? Примет ли она взамен этого «техническое» сотрудничество Германии для действий на Украине, о которой она мечтает уже давно?» В марте британское агентство «Уик» тоже заявило о том, что существует договоренность Польши с Германией напасть на Советский Союз и даже вовлечь в это дело Японию. Публикации такого рода появлялись до конца года. Советские «Правда» и «Известия» 20 апреля со ссылкой на французскую газету «Bourbonnais republicain» тоже напечатали текст секретного приложения к пакту между Германией и Польшей, который, по утверждению издания, был предоставлен бывшим министром труда Люсьеном Лямурё. В нем говорилось о вещах весьма принципиальных:

1. Высокие договаривающиеся стороны обязуются договариваться по всем вопросам, могущим повлечь для той и другой стороны международные обязательства, и проводить постоянную политику действенного сотрудничества.

2. Польша в ее внешних отношениях обязуется не принимать никаких решений без согласования с германским правительством, а также соблюдать при всех обстоятельствах интересы этого правительства.

3. В случае возникновения международных событий, угрожающих статус-кво, высокие договаривающиеся стороны обязуются снестись друг с другом, чтобы договориться о мерах, которые они сочтут полезным предпринять.

4. Высокие договаривающиеся стороны обязуются объединить их военные, экономические и финансовые силы, чтобы отразить всякое неспровоцированное нападение и оказывать поддержку в случае, если одна из сторон подвергнется нападению.

5. Польское правительство обязуется обеспечить свободное прохождение германских войск по своей территории в случае, если эти войска будут призваны отразить провокацию с востока или с северо-востока.

6. Германское правительство обязуется гарантировать всеми средствами, которыми оно располагает, нерушимость польских границ против всякой агрессии.

7. Высокие договаривающиеся стороны обязуются принять все меры экономического характера, могущие представить общие и частные интересы и способные усилить эффективность их общих оборонительных средств…

Наиболее звучными, конечно же, были второй и пятый пункты, обязывавшие Польшу не принимать никаких решений без ведома Рейха, а также «обеспечить свободное прохождение германских войск по своей территории, в случае, если эти войска будут призваны отразить провокацию с востока или с северо-востока». Этим вполне прозрачно намекалось, что речь идет о возможном столкновении с советскими войсками, ибо только они могли быть серьезной угрозой с того самого «востока или северо-востока». Звонко, хотя и несколько обтекаемо, был сформулирован шестой пункт, согласно которому Рейх принимал на себя обязательство гарантировать нерушимость польских рубежей против внешней агрессии, но заявленная нерушимость не касалась и границ между Германией и Польшей. Оригинальный текст этого приложения пока не обнаружен, однако фактом остается и то, что на утверждения о его наличии, тем паче сделанные столь авторитетными изданиями и в отнюдь не во второстепенных европейских странах, возражений, обвинений в лживости публикаторов со стороны руководства Речи Посполитой не последовало. Не заявляла тогда и доныне своего протеста и германская сторона. Да и предпринятые затем действия Варшавы показали, что они пошли как раз в русле приведенных положений, особенно в контексте согласования действий внешнеполитического характера. Кстати, прозондировать, в самом ли деле появилась у Польши с Германией секретная договоренность, усиленно пытался и М.М. Литвинов в ходе своих бесед с Юзефом Беком. Польский министр реагировал на это смехом, но все-таки «ничего не сказал в опровержение», вспоминал потом советский нарком иностранных дел.

Недоверие советских властей к польской политике постепенно произрастало не только на почве всплывающих подозрений. Не дремала разведка, внимательными были и представители других советских служб, в том числе и журналисты, аккредитованные в Варшаве. Длинное письмо на эту тему — чуть ли не десяток машинописных страниц — 27 апреля 1934 года направил руководителю ТАСС Я.Г. Долецкому корреспондент этого агентства в польской столице И.А. Ковальский. Оно тоже не так давно рассекречено Российским государственным военным архивом. Содержание того послания убедительно свидетельствует, что советский собкор был весьма наблюдательным человеком, а поляки не всегда, не очень и успешно старательно камуфлировали свои действия. Начал свое письмо И.А. Ковальский со слов, гласящих, что «при всей таинственности, которой облекает себя Бельведер» — это значит резиденция Пилсудского, его «все-таки не так трудно раскусить». Основная идея маршала, отмечал журналист, сводится к тому, чтобы «пролавировать как можно дольше между СССР, Германией, Францией с максимальной выгодой для Польши». Он понимает, вполне уверенно утверждал корреспондент ТАСС, что дело неизбежно движется к войне, «но состав будущих коалиций далеко еще не определен», потому явно намерен ждать до последнего, так как желает «не продешевить себя и не сделать ложного шага». Напомним в этой связи, что в Первой мировой войне Пилсудский уже ставил — и неудачно — на «германского коня», но тогда польского государства еще не было. Теперь же для политического лавирования наличествовала иная почва.

Способствовал началу игры Пилсудского развал Версальской системы, что создало как нельзя более удобную конъюнктуру «для польских маневров», пришел к выводу И.А. Ковальский. В такой ситуации маршал ведет себя как лиса, которая «не боится западни и заходит туда, чтобы достать мясо и уйти невредимой». Однако в результате она может «оказаться с ущемленным хвостом», и, скорее всего, «хвост окажется ущемленным в германской западне». Польская конъюнктура такого рода — явление временное, потому что «СССР и Германия, из которых она должна сделать выбор, ассортимент весьма небогатый». При этом не может быть и речи о том, что в Варшаве могут «остановить свой выбор на СССР», несмотря на то, что «поляки в своей политике в отношении нас исходят из положения, что со стороны СССР им, с точки зрения государственной и военной, ничего не угрожает», о чем «мои польские собеседники (пилсудчики) мне прямо уши прожужжали». Они, оказывается, больше всего опасаются другого, ведь даже «некоторая легализация просоветских настроений вызвала такую волну симпатий к СССР, что определенные политические круги не на шутку струхнули… Дальнейшее политическое сближение с нами полякам не нужно… Поддерживать же отношения на том уровне, на котором они находятся, поляки будут стараться дешевыми средствами. Избегая даже мало-мальски серьезных политических актов, они будут присылать хоры Данов, которые приелись в Варшаве хуже горькой редьки, или таких, как Бандровская, которая является слишком хорошей певицей, чтобы ее Польша могла содержать, вследствие чего она и так ищет прокорма заграницей». Эва Бандровска-Турска прекрасно пела в опере. Квартетов, подобных «Хору Дана», созданному пианистом, вокалистом и композитором Владиславом Даниловским, было тогда в Польше много.

Пуще всего, подчеркнул советский журналист, «поляки боятся ввязаться с нами в анти-германскую игру». Они «не только не хотят пойти вместе с нами на какое-либо антигерманское выступление, но избегают всякого шага, который хотя антигерманским