Купец и волшебные врата (сборник) - Тед Чан

— Думаю, это хорошая идея, полковник, — сказала я.

В этом высказывании скрывалась двусмысленность, недоступная для большинства. Семейная шутка; не просите меня объяснить.

Хотя я весьма искусно владею Гептаподом Б, мне хорошо известно, что я не способна воспринимать реальность точно так же, как это свойственно его носителям. Мой разум отлился по форме земных последовательных языков, и никакое сколь угодно массивное вторжение инопланетного языка не может полностью его переформировать. Мой взгляд на мир — сплав человеческого и инопланетного.

До того, как я научилась думать на Гептаподе Б, мои воспоминания росли, словно столбик сигаретного пепла, порожденный бесконечно малым тлеющим огоньком, олицетворяющим мое сознание, которое неизменно пребывало в текущей точке настоящего. После того как я выучила Гептапод Б, мои новые воспоминания стали укладываться гигантскими блоками, каждый длительностью в годы; и хотя эти блоки прибывали в произвольном порядке и падали на произвольные места, новые воспоминания вскоре покрыли период в пять десятков лет. Особенность данного периода в том, что я уже знаю Гептапод Б достаточно хорошо, чтобы на нем думать; начало его приходится на время моих бесед со Свистуном и Трещоткой, а заканчивается он моей смертью.

Обычно Гептапод Б воздействует лишь на мою память, а мое сознание переползает изо дня в день, как и прежде: крошечная светящаяся точка упрямо ползет вперед по стреле времени, с той лишь разницей, что пепел памяти и позади нее, и впереди. И эта точка не горит… светит, но не греет.

Но бывает, что Гептапод Б берет власть в свои руки, и тогда внезапной вспышкой передо мной открывается прошлое и будущее одновременно; тусклая точка сознания обращается в раскаленный уголь протяженностью в пятьдесят лет, яростно пылающий вне времени. В таких озарениях я вижу — чувствую — воспринимаю целую эпоху как великую симультанность; она включает весь остаток моей жизни. И полностью — твою.

Я написала семаграммы высказывания «создать-конечную-точку процесс мы-участвуем», что в переводе на человеческий язык означало: давайте начнем! Свистун ответил утвердительно, и показ слайдов начался. Второй круглый экран, установленный гептаподами, стал выдавать серию изображений, составленных из семаграмм и математических уравнений, и одновременно один из наших видеоэкранов также приступил к показу.

Это был второй «обмен подарками», при котором я присутствовала, а всего восьмой по счету и — как я знала — последний. В полотняном шатре негде было ступить; Бургхарт из Форт-Уорта находился здесь, как и Гэри с одним из специалистов по ядерной физике, а также избранные биологи и антропологи, крупные военные чины и целая куча дипломатов. К счастью, кто-то все же додумался установить кондиционер, приятно охлаждавший перенасыщенную атмосферу. Пленку с записями полученных изображений предполагалось подробно изучить позднее, дабы определить, в чем же все-таки состоит «дар» гептаподов. Наш собственный представлял наскальную живопись пещеры Ласко.

Мы все сгрудились поближе к Зеркалу, пытаясь уловить основную идею быстро сменяющихся кадров.

— Предварительные соображения? — строго вопросил полковник Вебер.

— Это не возврат, — откликнулся Бургхарт.

В прошлый раз гептаподы вернули нам информацию о нас самих, что довело до белого каления руководство Госдепа. В действительности не было никакого резона считать этот факт оскорблением: он лишь доказывал, что практическая ценность «подарка» действительно не имеет значения при подобных обменах, и отнюдь не исключал гипотетической возможности получить на сей раз принципиальную схему межзвездного привода, или формулы холодного ядерного синтеза, или еще какие-нибудь захватывающие дух чудеса.

— Смахивает на неорганическую химию, — сказал физик-Ядерщик, поспешно указывая на уравнение, еще не пропавшее с экрана.

Гэри кивнул.

— Возможно, технология материалов? — предположил он.

— Может быть, мы что-то и получим в конце концов, — сказал полковник Вебер.

— А я хочу много-много картинок про зверей, — пробурчала я так тихо, что только Гэри мог меня услышать, и надула губы, как дитя. Гэри улыбнулся и слегка толкнул меня в бок. Но я и на самом деле хотела, чтобы они дали нам еще одну лекцию по ксенобиологии; две мы уже получили при предыдущих обменах, и, судя по картинкам, люди были гораздо ближе к гептаподам, чем все прочие инопланетные виды, с которыми гептаподам приходилось встречаться. Я не отказалась бы от новой лекции по истории гептаподов: как и следовало ожидать, в изложении событий у них не наблюдалось никакой хронологической последовательности. Но я очень не хотела, чтобы гептаподы дали нам новую технологию; а что с ней может сделать наше правительство, я и знать не желала.

Пока шел обмен информацией, я наблюдала за Свистуном: он стоял почти неподвижно, как всегда, и я не заметила в его поведении никаких намеков на то, что вот-вот должно было произойти.

Через минуту экран гептаподов погас, а еще через минуту погас и наш. Гэри и большинство ученых бросились к крошечному видеоэкрану, где запустили повтор полученной информации; я услышала, как кто-то предложил срочно вызвать специалиста по физике твердого тела.

Полковник Вебер повернулся ко мне.

— Вы, двое, — сказал он, указывая на меня и на Бургхарта. — Узнайте время и место очередного обмена. — Он отвернулся и присоединился к группе ученых.

— Уже бегу, — пробормотала я и обратилась к Бургхарту: — Не хотите ли взять это почетное поручение на себя?

Бургхарт усмехнулся; я знала, что он не хуже меня владеет Гептаподом Б.

— Это ваше Зеркало, вам и карты в руки, Я снова села за передающий компьютер.

— Могу поклясться, на выпускном курсе вы и предположить не могли, что сделаете карьеру армейского переводчика.

— Это уж точно, — согласился он. — Даже сейчас мне не верится, что я пал так низко.

Все слова, что мы с Бургхартом говорили друг другу, звучали для нас как заранее заученные реплики тайных агентов, вынужденных назначить явочную встречу на публике.

Я написала семаграммы высказывания «место обмен-передача разговаривать мы-участвуем» с модуляцией прожективного аспекта.

Свистун начертал свой ответ. Настал момент, когда мне надлежало нахмуриться, а Бургхарту удивленно воскликнуть:

— Что он хочет этим сказать?

Надо признать, удивился Бургхарт весьма натурально. Продолжая хмуриться, я написала просьбу об уточнении. Свистун повторил тот же ответ. Я смотрела, как он плавно скользит на четырех ногах, покидая комнату. Занавес уже готов был опуститься над этим актом нашего представления.