В плену нашей тайны (СИ) - Сью Ники

Под тяжестью вины, я кое-как уснула. Но и во сне продолжила мучиться, мне привиделся Ян, который проходит мимо и говорит, что его жизнь разрушилась из-за меня. Проснулась в агонии, на лбу испарены, ладони ледяные. И вновь с глаз покатились слезы. Я словно добровольно заключила себя в железные оковы, и прыгнула с ними в темную пучину глубоких вод.

На следующий день, утром ко мне постучалась Лиза. Она вошла на цыпочках, глянула осторожно, но я лишь еще больше зарылась в одеяло, не желая никого и ничего видеть. Как можно мечтать о счастье и справедливости, когда ты сам тот еще грешник?

— Ева, ты… там папа завтрак приготовил, — прошептала сестра. Она не села на край кровати и не начала допрашивать, лишь озвучивала информацию, потопталась немного, затем вышла.

Возможно, стоило обратить внимание на заботу со стороны Лизы, но мне было не до этого, мою голову окутала вина и тяжесть, что давила на грудную клетку. Хотелось даже позвонить Яну и извиниться, но я тут же откинула идею. Какой в этом смысл, по крайне мере теперь?..

В школу не пошла, и, как назло, мама заметила мое присутствие дома. Сама почему-то заглянула, покрутилась возле кровати, а потом неожиданно прикрыла меня одеялом. Ее действие показалось в какой-то степени странным, ведь за последнее время, мать практически не проявляла интерес, что ко мне, что к Лизе, да и к папе. Она словно окунулась в работу, позабыв о семье.

— Плохо себя чувствуешь? — тихо спросила мама. Я ничего не ответила, лишь закрыла глаза, делая вид, что хочу спать.

Родительница не стала допрашивать, одернула занавесь, и прикрыла за собой дверь. Она, конечно, еще вернулась и ни раз: в обед пыталась заставить поесть, однако я наотрез отказалась. От одного вида еды начинало тошнить. Вечером мать заглянула в компании с отцом, и они оба нависли надо мной, словно ястребы. Папа пытался выяснить, что у меня болит, мама крутила в руке градусник. Я же лишь кивала, и закрывала глаза. Силы медленно покидали, казалось, еще немного и потеряю сознание.

Ночью опять одолевали сны, в которых я превращалась в ужасное чудовище, забирающее человеческие жизни. Один из снов хорошо запомнила: темный лес, под ногами влажная земля и вой ветра, подобно тоскливой песни потерявшегося волка, разносился эхом на всю округу. Вдали был образ Яна, я бежала ему навстречу, звала, протягивала руку, но, в конечном счете, он исчез где-то в тенях деревьев.

Когда проснулась, поняла, что по щекам катятся слезы. Слишком горькие и бесконечные, кажется, они никогда не закончатся. Разве грешники имеют право на помилование?..

Следующие три дня прошли, словно их и не было. Я настолько истощила свой организм, что испугала всех дома, даже вечно занятая мать, бросила работу. Она пыталась заставить меня есть, приносила разные супчики, овощные пюре, компоты. Давно у нас дома не пахло настолько разнообразной кухней в мамином исполнении. Однако, когда я в ванне упала от бессилия, родители вызвали врача.

Он осмотрел меня, поставил капельницу, прописал какие-то препараты и задал всего один вопрос:

— Скажите, у вас не было никаких эмоциональных потрясений перед этим?

А я и ответить не смогла. Разве можно назвать мое состояние «потрясением», ведь это не я наглоталась таблеток, и не моя мать едва не умерла от действий какой-то выскочки. Доктор, конечно, настоятельно рекомендовал сдать все анализы, но по общему состоянию свелся к психосоматике. Якобы в моем возрасте это очень популярная болезнь, и лучшим лекарством будет разговор, решение проблемы, терзающей разум.

Эх, умный дядя доктор, не все проблемы поддаются решению.

Глава 40

В субботу вечером родители решили устроить совместный просмотр фильма в моей комнате. Они с чего-то взяли, что «психосоматика» связана с нашими семейными проблемами, тем, что дети не получают должного внимания, и якобы надо это наверстать. Вообще идея крайне неожиданная, и уж для моего состояния довольно абсурдная. Зато Лиза обрадовалась, да и папа. На радостях он сделал пиццу, положив туда много разного сыра, а мама сварила пунш из облепихи. Запах меда вперемешку с цитрусом так и кружили по всему дому.

С боевым запасом семейство уселось на пол, возле моей кровати. Выбрали смотреть «Король лев», что опять же странно, так как мама не любила мультики. Они так активно обсуждали события сюжета, что я невольно высунула нос из-под одеяла, одним глазком поглядывая на экран. На самом деле, мне всегда нравился «Король лев», но смотря его сейчас, я вдруг задумалась, какого было Симбе, и почему он сбежал.

С губ слетел тяжелый вздох, а когда на экране пронеслась фраза Рафики, что-то екнуло в груди, словно зацепилось за сердце. Он говорил, прошлое причиняет боль и можно либо убегать от него, либо научится чему. А чем занималась я? Бежала, не оглядываясь, спасалась от чувства вины, прячась под одеялом. Может... нет, это конечно, чертовски глупо, но вдруг Кирилл прав? Вдруг, если попробовать поговорить с мамой Яна, извиниться… пусть это и звучит бредово, но ведь попытаться стоит. Всяко это лучше, чем задыхаться от вины, с которой ничего не поделать. В прошлое нельзя вернуться. Хотя если бы мне дали шанс, я бы никогда не поступила так опрометчиво, я бы поговорила с Яном. В конце концов, что тогда, что сейчас в моем сердце живет любовь к нему, несмотря на обиду.

Губы задрожали, по щеке покатились слезы. Смотря на Симбу, который пытался среди звезд отыскать отца, услышать его голос, мне вдруг захотелось тоже отыскать на ночном небе звезду по имени Ян.

— Ева, ты чего плачешь? — спросила мама, оглянувшись. Я смахнула сырость с глаз, стараясь скрыть за маской эмоции, рвущиеся наружу.

— Мне жаль Симбу, — прошептала.

— Иногда в нашей жизни происходят очень непростые события, — вздохнув, сказал отец. Я заметила, как его рука легла на ладонь мамы. Они переглянулись с такой теплотой, которой не было в глазах родителей давно. В их душах словно загорелся огонек, давно погасший огонек. — Но возможно если бы не эти ситуации, мы бы не стали теми, кто есть. Все совершают ошибки, это нормально. В конечном итоге мы же не роботы.

— А что делать, если оступился? — тихо проронила Лиза, переводя на меня взгляд.

— Подняться и идти дальше, что же еще? — улыбнулся папа.

— А что делать, если виноват перед кем-то? — всхлипнув, спросила я.

— Извинится, — ответила мама. Ее брови опустились домиком, она чуть наклонилась и положила голову на плечо отцу. Кажется, все мы были немного виноваты в той или иной степени перед кем-то. Родители, например, почти не общались. Мать пропадала на работе, папа перестал интересоваться ее достижениями. Они шаг за шагом отдалялись друг от друга, находя утешение в чем-то еще. Удивительно, но мое самобичевание пошло хоть кому-то на пользу.

— Разве извинения помогут? — вздохнула сестра.

— Пока не попробуешь, не узнаешь, — сказал папа, не сводя глаз в мамы. Он тоже склонил голову, уткнувшись носом в волосы жены. — Кто-то может никогда не простить нас, а кто-то, наоборот, давно забыл и не нуждается уже в извинениях. Сделай шаг, дорога сама покажет верный путь, понимаете, девочки?

— Понимаем, — одновременно сказали мы с Лизой.

Вечер закончился на удивление хорошо, я даже съела кусок пиццы, который папа приберег для меня, пока остальная женская часть оплакивала отца Симбы. Впервые за последнюю неделю кошмары не мучили. Я просто уснула, позволяя мозгу и сердцу отдохнуть перед предстоящей битвой. Да, да, именно битвой. Мне предстояло сразиться с собственными страхами, и как следует извиниться перед человеком, которого подвела к черте невозврата.

Утром я подошла к маме, готовившей завтрак на кухне, и попросила у нее адрес Вишневских. Она удивилась, спросила, конечно, зачем он мне, пришлось пообещать чуть позже рассказать обо всем, даже о «психоматике». Глаза родительницы вспыхнули удивлением, она открыла рот, явно планируя, возмутится, но тут же подобралась вся, взяла телефон и скинула сообщением адрес.