Искупление - Иэн Макьюэн

Тернер, как и все остальные, сидел на земле в оцепенении так же, как тогда, на краю той деревни, названия которой не мог вспомнить. Эти французские деревни с бельгийскими названиями… Тогда он потерял свое подразделение и – что еще хуже для пехотинца, – винтовку. Сколько же дней прошло с тех Пор? Ни за что не вспомнить. Он осмотрел свой револьвер – дуло тоже забито землей. Сняв патронную сумку, Робби закинул ее вместе с револьвером в кусты. Спустя какое-то время за спиной раздался голос, и рука легла ему на плечо.

– Так вот куда ты умотал. На, подарочек от Гринховардов.[26] – Капрал Мейс протягивал ему флягу какого-то убитого солдата.

Поскольку фляга была полна, Тернер позволил себе первым глотком прополоскать рот, но это оказалось бесполезно, и он вместе с водой заглотал всю грязь-

– Мейс, ты – ангел.

Капрал протянул руку и помог ему встать.

– Надо давать отсюда деру. Говорят, проклятые бельгийцы скопытились. Нас могут отрезать с востока, а впереди еще много миль.

Когда они пересекали поле в обратном направлении, к ним присоединился Неттл. У него была бутылка вина и плитка «Амо», они стали передавать их по кругу.

– Отличный букет, – сказал Тернер, прилично хватив.

– Пахнет мертвыми лягушатниками.

Крестьянин и его колли снова шагали за плугом. Троица подошла к воронке, из которой шел сильный запах пороха. Воронка представляла собой идеально симметричный перевернутый конус с гладкими стенками, будто землю просеяли и разровняли. Никаких человеческих останков, ни клочка одежды или обуви. Мать с сыном испарились. Тернер задержался было, чтобы осмыслить этот факт, но капралы спешили, тащили его, и вскоре троица присоединилась к бредущей по шоссе колонне. Теперь идти стало легче. Машины не двинутся, пока саперы со своими бульдозерами не расчистят дорогу. Над горизонтом, словно разгневанный великан, возвышался столб горящей нефти. В вышине монотонно жужжали два ровных потока бомбардировщиков: один направлялся к цели, другой возвращался, закончив бомбежку. Тернеру пришло в голову, что процессия на шоссе напоминает стадо, идущее на бойню. Но эта дорога была единственной, и выбора не оставалось. Шоссе вело их к правому краю дымного столба, на восток от Дюнкерка, где проходила бельгийская граница.

– Поющие Дюны, – вспомнил он название на карте.

– Мне нравится это название, – заметил Неттл.

Они обогнали мужчин, которые из-за стертых ступней едва волочили ноги. Некоторые шли босиком. Несколько солдат тащили товарища с кровавой раной в груди на допотопной ручной тележке. Какой-то сержант вел под уздцы ломовую лошадь, через спину которой был перекинут офицер, то ли без сознания, то ли мертвый. Руки и ноги у него были связаны под животом лошади – чтоб не свалился. Встречались солдаты на велосипедах, но большинство шли пешком, по двое или по трое. Мимо проехал на «Нортоне» связной Шотландского полка легкой пехоты. Его окровавленные ноги беспомощно волочились по земле, педали крутил сидевший на багажнике пассажир с забинтованными по самые плечи руками. Вдоль дороги валялись шинели, сброшенные солдатами, которым стало слишком жарко. Тернер уговорил капралов не следовать их примеру.

Приблизительно после часа пути они услышали позади размеренный топот, напоминавший тиканье гигантских часов, и, оглянувшись, увидели, что их догоняет нечто, похожее на огромную плашмя летящую над дорогой дверь. Это был взвод уэльских гвардейцев, двигавшихся строевым шагом, с винтовками «на плечо», предводительствуемый младшим лейтенантом. При виде этих печатавших шаг, устремивших взоры вперед, высоко вскидывавших в марше правую руку бравых воинов колонна расступилась. Время было циничное, но никто не посмел свистнуть им вслед. Демонстрация дисциплины и сплоченности заставила многих устыдиться. Все с облегчением вздохнули, когда четкий ритм гвардейских шагов стих впереди и можно было, снова погрузившись в собственные мысли, брести дальше.

Пейзаж был знакомым, разбросанный вокруг арсенал – тем же, только теперь всего было больше: машин, воронок, обломков. И тел. Тернер упорно шел вперед, пока не ощутил запах моря, принесенный через плоскую болотистую равнину свежим ветерком. Стремившийся в одну сторону поток людей, объединенных общей целью, экстравагантное облако, знаменовавшее пункт их назначения, непрерывное самодовольное курсирование самолетов в небе вызвали в усталом перевозбужденном мозгу давно забытое приятное детское воспоминание: то ли карнавал, то ли спортивный праздник, на который все они собрались. Сидя у отца на плечах, Тернер никак не мог определить, где же центр всеобщего ликования. Как ему недоставало сейчас этих плеч! О пропавшем отце он почти ничего не помнил. Завязанный узлом шейный платок, специфический запах, неясные очертания человека, вечно погруженного в раздумья, его раздражительность. Интересно, уклонился ли он от участия в Великой войне или погиб где-нибудь здесь под чужим именем? А может, выжил? Грейс была уверена, что он слишком труслив и хитер, чтобы вступить в армию, но у нее были свои причины для ожесточения. Почти у каждого, кто шел сейчас в этой колонне, имелся отец, помнивший Северную Францию или погребенный в ее земле. Тернер хотел, чтобы и у него был такой отец, живой или мертвый. Давным-давно, до войны, до Уондзуорта, наслаждаясь свободой, он мечтал самостоятельно построить свою жизнь, лишь слегка опираясь на помощь Джека Толлиса. Теперь понял, сколь иллюзорной была та надежда. Столь же беспочвенной, сколь и тщетной. Ему был нужен отец, и по той же причине он сам хотел стать отцом. Ничего удивительного: видя столько смертей вокруг, хотелось иметь ребенка. Естественное человеческое желание, и оно все сильнее его одолевало.

Когда вокруг кричат раненые, мечтаешь о маленьком домике в каком-нибудь тихом местечке, об обычной жизни, продолжении рода, семейных узах. Рядом молча шли такие же мужчины, погруженные в размышления о том, как они изменят свою жизнь, и строившие планы на будущее. «Если я когда-нибудь выберусь из этой мясорубки…» Кто сосчитает всех живших в их мечтах детей, мысленно зачатых по пути в Дюнкерк и впоследствии обретших плоть? Он найдет Сесилию. Ее адрес на конверте, лежащем в его кармане вместе со стихотворением: «…бьет души твоей родник на сердечном пустыре, и людей ведет к хвале». И отца он тоже найдет. Армия Спасения имеет большой опыт в розыске пропавших без вести. Прекрасное название – Армия Спасения. Он восстановит историю жизни отца, быть может, покойного – все равно, он станет сыном своего отца.

Они шли весь день, пока впереди, в миле от них, там, где посреди поля вздымался желто-серый столб дыма, не показался мост через канал Берг-Фюрн. Теперь у дороги не было ни одного целого крестьянского дома, ни одного амбара. Одновременно с запахом дыма их ноздрей достигли миазмы гниющей плоти – сваленные в кучу, в поле лежали сотни трупов пристреленных лошадей. Неподалеку от них возвышался холм тлеющего обмундирования и одеял. Здоровенный младший капрал кувалдой разбивал пишущие машинки и мимеографы. У обочины были припаркованы две санитарные машины с открытыми задними дверцами. Оттуда доносились стоны и крики раненых. Кто-то беспрерывно выкрикивал не столько с болью, сколько с яростью:

– Воды! Я хочу пить!

Как и все, Тернер прошел мимо.

Люди снова начали собираться в толпы. Перед въездом на мост образовался затор, от Дюнкерка по дороге, тянувшейся вдоль канала, следовала колонна трехтонок, которую военная полиция пыталась направить в поле, за кучу лошадиных трупов. Но из-за толпы, перекрывшей дорогу, колонна вынуждена была остановиться. Водители жали на клаксоны и безбожно ругались. Толпа напирала. Уставшие от ожидания люди выкарабкивались из кузовов. Послышался крик: «Берегись!» – и прежде чем кто-либо успел оглянуться, взорвали кучу обмундирования. На землю посыпались хлопья зеленоватой сажи. Невдалеке подразделение артиллеристов крушило прицелы и затворы орудий. Тернер заметил, что один из них плакал, обрушивая молот на свою гаубицу. На краю поля капеллан со служкой поливали бензином ящики с молитвенниками и Библиями. Через поле бежали люди, направлявшиеся к брошенному имуществу в надежде раздобыть курево и выпивку. Когда раздался их призывный клич, к ним, отделившись от колонны, бросились еще несколько десятков человек. У ворот разрушенной усадьбы группа людей, сидя на земле, примеряла новую обувь. Мимо Тернера промчался солдат с набитым ртом, в руках он держал коробку бело-розового зефира. В ста ярдах от дороги жгли кучу резиновых сапог, противогазов и плащ-палаток, ядовитый дым обволакивал толпу, пробивавшуюся к мосту. Наконец трехтонки сдвинулись с места, свернув в поле к югу от канала. Военные полицейские выстраивали их и подравнивали ряды, как распорядители на сельском празднике. Грузовики присоединялись к уже стоявшим здесь полуплатформам, мотоциклам, транспортерам для ручных пулеметов и походным кухням. Способ выведения машин из строя был, как всегда, прост: пуля в радиатор и мотор, оставленный на холостых оборотах, пока не заглохнет.