Тысяча ударов сердца - Кира Касс

высунулся из-под навеса. Если приглядеться, можно различить скопление деревьев неподалеку. Да и то смутно. Деревья – и более ничего: ни облаков, ни травы и, самое главное, ни одной живой души.

Анника будто прочла мои мысли:

– Надеюсь, остальные в порядке.

– Не хочется тебя расстраивать, но, если они не спрятались в укромном месте, их шансы уцелеть равны нулю.

– Не смей так говорить! Не смей даже думать о плохом! – с жаром воскликнула она. – Неужели во всей армии нет человека, который тебе дорог?

– Есть, целых два! – выпалил я. – А у тебя?

Анника погрустнела.

– Двое. Нет, трое. Точнее, три с половиной, – со вздохом добавила она.

Сказать, что число меня поразило, – значит не сказать ничего.

– Под первым номером явно идет твой брат, не отрицай. Его ранило на моих глазах. Поэтому можешь смело сократить количество до двух с половиной.

Она судорожно сглотнула:

– Эскал гораздо сильнее, чем ты думаешь. Мне угадать будет сложнее, но уверена, среди двоих избранных присутствует твоя девушка.

Мазнув по ней взглядом, я уставился на пелену дождя:

– У меня нет девушки.

– Да ладно! – хмыкнула Анника и выразительно коснулась своей щеки. – Блондиночка разукрасила меня, решив, что ты мне симпатизируешь. – С этими словами она подбросила хвороста в почти потухший костер.

– Так вот откуда у тебя синяк, – пробормотал я; выходит, Блайз ревновала гораздо сильнее, чем мне чудилось. – Своего бесценного жениха ты посчитала?

– Во имя Кадира… – Не докончив фразы, Анника пошевелила тлеющие угли. – Он и есть «с половиной». Кто второй?

– Иниго, – сознался я.

– Тот, со шрамом? – (Я кивнул, про себя отдав должное ее наблюдательности.) – Ясно. Надеюсь, твой лучший друг жив.

– С чего ты взяла, что он мой лучший друг?

– Ты беспокоишься за него как за лучшего друга. А за блондиночку – как за свою девушку. А собственную мать ты пропустил?

Пропустил? В самом деле… Я машинально расправил плащ. Даже этим подарком не загладить многолетнее пренебрежение. А ведь есть еще Гриффин, Андрэ, Шервин… А у меня неплохо получается отсекать от себя людей.

– Моя цифра неизменна.

Анника покачала головой:

– Я бы не остановилась ни перед чем, только бы вновь очутиться в маминых объятиях, а ты своею пренебрегаешь. Странно.

– Перестань болтать о моей матери!

– Почему? Ты вдруг воспылал любовью к женщине, которой минуту назад желал смерти?

– Я не желал ей смерти!

– Еще как желал! И ведь поворачивается язык говорить такое о человеке, родившем тебя на свет! Даже если характер у нее не сахар…

– Довольно о моей матери! – Мой крик эхом разнесся под сводами.

Анника замолчала, впрочем ненадолго.

– Я не сказала про нее ничего дурного. А если вспомнить, кто лишил меня матери, разве не справедливо, если я возненавижу твою всей душой?

Я в три прыжка пересек пещеру, схватил меч и устремился к ней. Однако Анника хранила все то же безмятежное спокойствие, которое запечатлелось на лице ее матери в момент смерти. И это вызывало поистине лютую ненависть.

– Убьешь безоружную женщину? Выходит, ты и впрямь трус.

Я отшвырнул меч в угол и придвинулся к ней вплотную:

– Я не трус! Ты и представить не можешь, чего мне стоило раз и навсегда избавиться от малодушия… – Я отпрянул и захохотал как буйнопомешанный, что, впрочем, было недалеко от истины. – До меня только сейчас дошло, – дико вращая глазами, выдавил я. – К чему секреты, ведь совсем скоро один из нас умрет. В случае чего ты унесешь мои тайны в могилу… Ну а мне после смерти будет плевать, что скажут люди. Итак, ваше высочество, выложим карты на стол.

Казалось, лопнули путы, сдерживающие меня долгие годы, и ярость, копившаяся внутри, обрушилась на Аннику.

– Обратила внимание на форму моего носа? Его ломали столько раз, что я давно сбился со счета. Моя мать неоднократно присутствовала при этом, но даже не пыталась вмешаться. Меня лупили ногами в живот, кололи клинком, разбивали физиономию столько раз, что кожа сделалась дубленой. Вот, взгляни. – Я тронул рассеченную бровь. – Каван постарался не далее как сегодня утром. Он единственный, кто смеет поднимать на меня руку. В стае всегда достается самому слабому. А знаешь, когда тебя перестают считать слабаком? Есть варианты? – (Анника испуганно замотала головой.) – Когда тебя начинают бояться, – отчеканил я. – Убей двоих-троих. Потом еще несколько. А когда подвернется шанс убить по-настоящему важную птицу, не робей. Не подчинился приказу? Не так посмотрел? Солнце не взошло? Убивай. Безжалостно и беспощадно. Тогда всякий обидчик дважды подумает, прежде чем сунуться к тебе. Вот в чем секрет выживания.

– В чем? В том, чтобы заранее истреблять потенциальных врагов?

Я раздраженно отмахнулся:

– Нет. Люди должны четко усвоить, что ты не гнушаешься ничем, у тебя нет ничего святого. Хочешь знать, когда моя жизнь изменилась к лучшему? Одинокий волк из нашей армии задумал отомстить за смерть моего отца. Он похитил женщину и запер ее в подземелье. Но убить не отважился. Никто не желал брать такой грех на душу. Меня на тот момент воспринимали не иначе как грушу для битья. Так почему бы не воспользоваться случаем и не доказать, что ты не слабак? Я понятия не имел, кто эта женщина. Признаться, меня это мало заботило. Я просто взял и сделал то, чего так боялись сделать остальные.

Анника не дрогнула, не отвела взгляд:

– Той важной пленницей была моя мать.

Я кивнул и заговорил спокойнее, но с прежней ожесточенностью:

– Я убил ее, чтобы спасти себя. Битых двадцать минут я беседовал с ней в надежде выведать хоть что-нибудь, а когда осознал, что все напрасно, взял меч и отрубил ей голову. Молниеносно, она даже ничего не почувствовала. Это снискало мне уважение товарищей. – Я с гордостью ткнул себя в грудь. – До сих пор меня чтят за былые заслуги. Иными словами, я в неоплатном долгу перед твоей матерью. Она облегчила мое невыносимое существование. Если бы мне пришлось убить ее снова, чтобы выбраться из кошмара, в котором я нахожусь, поверь, рука бы у меня не дрогнула. Она вытащила меня из дерьма, и я ей за это благодарен.

Выпалив последнюю фразу, я направился прочь и в изнеможении опустился на пол. Нескончаемый ливень отрезал всякие пути к бегству, а убежать очень хотелось.

Анника не двинулась с места, пока я пыхтел, корчился и растравлял старые раны. Когда наши взгляды наконец встретились, по ее щекам катились безмолвные слезы.

– Полагаю, мне тоже следует сказать спасибо.

Анника

– Перестань! – рявкнул он. – Мне не нужна твоя жалость.

Слезы по моим щекам