Нирвана с привкусом яда (сборник) - Анна Данилова

…Голос Лены вернул меня в морозный яркий солнечный день. Я дышала полной грудью и не могла надышаться. Как же я любила Москву, эту бело-розовую, сияющую снегом громаду, клубящуюся в сиреневой с золотом дымке наступающей зимы.

— Ты спишь прямо на ходу.

Мы с Леной мчались на такси в центр, я думаю, что и она радовалась возвращению домой: лицо ее просветлело, морщинки разгладились, а в рыжей челке весело переливались солнечные блики.

— Я задумалась. Не знаю, куда мне сначала ехать — то ли к себе, чтобы немного прийти в себя, выспаться, или же сразу к Оле… Это будет для нее таким сюрпризом!

— Если хочешь, поедем ко мне, я подарю тебе несколько своих книг… А то вдруг больше никогда не увидимся, обидно будет…

Она была права, новая жизнь закружит меня, и я, скорее всего, не увижусь с Леной, как почти не вижусь с родной сестрой. Все-таки огромные московские расстояния отдаляют людей друг от друга. Должна же я была как-то выразить ей свою благодарность, хотя бы принять ее предложение и поехать к ней. Но, с другой стороны, я была так утомлена, что не чувствовала в себе силы куда-то ехать, разговаривать, да и просто стоять на ногах, в чем я и призналась. Мы договорились встретиться на следующий день в три часа возле Театра Сатиры, куда Лена привезет мне свои книги и подпишет их: мы посидим в кафе, и я расскажу ей, как прошла встреча с Игорем… И вдруг я поняла, что просто не доберусь сама до дома. Лена, заметив, вероятно, мою болезненную бледность и чувствуя себя обязанной доставить меня домой в целости и сохранности, сказала, что сама отвезет меня…

— Знаешь, ты могла простудиться там, в Созополе… Помнишь, мы с тобой гуляли, а на море был сильный ветер… Или же — нервы!

Я назвала свой адрес водителю, и машина свернула вправо.

Чем ближе к дому, тем тяжелее становилось на душе, я так разнервничалась, что вдруг почувствовала, как силы покидают меня. Зубы стучали, руки дрожали, а в ногах была слабость. Как же я была благодарна Лене за то, что она вызвалась проводить меня…

Машина остановилась возле самого крыльца, Лена вышла первой, подала мне руку. Это было так мило с ее стороны, что я чуть не разревелась. Необыкновенная женщина, и это, видимо, сам бог мне ее послал…

Багажа у меня было мало, поэтому мы легко поднялись ко мне, я открыла дверь и, едва переступив порог квартиры, разрыдалась. Лена успокаивала меня, усадила в кресло и сказала, что приготовит мне чай. А я сидела, смотрела на буйно цветущие растения и думала о том, что у меня есть Оля, которая за время моего отъезда не позволила им засохнуть, ухаживала за ними, и при мысли о сестре мне хотелось плакать еще сильнее. Нет, я больше никогда не поступлю с ней так, как в этот раз, никогда не стану скрывать от нее свою жизнь, а наоборот — буду чаще видеться с ней, да и в ее судьбе постараюсь принять участие, согрею ее, успокою… мою бедную сестричку…

А дальше начался кошмар. Послышался звон разбитой посуды… Я побежала на кухню и увидела лежащую на полу среди осколков Лену. Волосы ее были мокрыми от чая, который она несла на подносе… Щеки порозовели от кипятка… Глаза были плотно закрыты, но она дышала. Я бросилась звонить, вызвала «Скорую помощь» и, назвав адрес, объяснила, что моей приятельнице стало плохо, она потеряла сознание… Я, до этого момента чувствовавшая себя раскисшей, слабой и больной, словно осознав серьезность ситуации, испытала прилив сил и заметалась по квартире в поисках сумки Лены в надежде найти там какое-нибудь лекарство, предполагая, что Лена была и раньше подвержена подобным обморокам, а потому могла носить с собой нужный препарат… Я нашла сумку, раскрыла ее, но, кроме желудочных таблеток, не обнаружила ничего из лекарственных средств. Однако внимание мое привлек большой и толстый желтый конверт, заклеенный скотчем. На нем было написано размашистым почерком «Маша» и рядом, в скобках «Ч.». Соображая, что с минуты на минуту в квартире появятся посторонние люди, при которых мне уже не представится возможность открыть сумку, я, понимая, что совершаю преступление, спрятала конверт в ящик письменного стола. Мыслила я на тот момент, можно сказать, примитивно: мне рисовалась сцена — я прихожу навестить Лену в больнице и приношу этот самый конверт, объясняя, что обнаружила его случайно на полу, вероятно, он выпал из сумки, когда мы с врачом «Скорой помощи» искали в ней лекарство… Ну не могла я не заглянуть в конверт, где наверняка содержались записи, касающиеся моей созопольской истории, ведь Лена же сама мне сказала, что собирается написать обо всем этом роман. Любопытно же, что именно заинтересовало ее в событиях моей неудавшейся курортной жизни. И кому будет плохо, если я одним, что называется, глазом взгляну на эти черновые записки? Словом, любопытство одолело меня, и я, услышав звонок в передней, краснея от содеянного, бросилась открывать…

Врач, немногословная сухая женщина с уставшим лицом, в белом отглаженном халате, поверх которого была меховая жилетка, решительным шагом направилась на кухню, где, по моим словам, находилась «больная». Я поплелась за ней, испытывая страх от того непомерного чувства ответственности, которое навалилось на меня сразу после того, как в воздухе запахло опасностью…

— Она умерла, — сказала доктор. — Пульс не прощупывается. Похоже на сердечный приступ. Кем вы ей приходитесь?

— Познакомились в Болгарии, мы только что из аэропорта… Собирались пить чай. Но это я себя чувствовала плохо, поэтому она и решила меня проводить… С ней же все было хорошо… Она ни на что не жаловалась… И ни разу не сказала, что у нее больное сердце…

— Она могла об этом и не знать, — пожала плечами врач, выпрямляясь.

Я все еще не верила в то, что в моей кухне лежит мертвая женщина. Причем женщина, которая приняла такое участие в моей жизни… Что, что я могла для нее сделать, когда ее уже не было?! Разве что позвонить близким…

— Надо милицию вызвать, она же умерла у вас дома, — вдруг услышала я и обмерла, представляя, как в ящике моего письменного стола находят ее конверт. Хотя откуда известно, что это ее конверт? Это же не документ какой…

Я и сама не понимала, почему думала в такую минуту об этом желтом конверте…

Позже доктор сидела за столом на кухне и курила, что-то записывая в толстую тетрадь, а по квартире ходили какие-то люди, задавали мне дурацкие вопросы («Почему гражданка Истомина сразу после аэропорта поехала к вам?», «Вы не знаете, сколько денег было при себе у вашей знакомой, гражданки Истоминой?»), приносили мне на опознание ее вещи, компьютер… Откуда мне было знать, сколько у нее при себе было денег?

— Вы говорите, это компьютер?

Человек, представившийся следователем уголовного розыска, открыл плоский черный чемоданчик, похожий на ноутбук, в котором лежали вещи Лены: пижама, диктофон, наушники, плеер, духи…

— Она сказала, что это ноутбук, с которым она никогда не расстается, — говорила я онемевшими губами. Все расплывалось перед глазами, воздуха не хватало, а в горле першило от едкого дыма… Эти казенные неприветливые и очень подозрительные люди курили дешевые сигареты.

Вот только непривычно было слышать, что Лену Дунаеву называли Викторией Истоминой. Нет, я конечно, понимала, что многие авторы пишут под псевдонимами, но думала, что, знакомясь, представляются своим собственным именем. Почему она назвалась Леной, а не Викой?

Как ни странно, но меня оставили в покое. Слава тебе господи, не обвинили в убийстве, как это случается в криминальных романах и триллерах. В выстуженной и разгромленной квартире я осталась наедине со своими страхами и сомнениями. А правильно ли я сделала, выкрав, по сути, из Лениной сумки желтый конверт? Потом с ним разберусь… Романа-то все равно никакого не будет. Бедняжка Лена…

Можно было позвонить Оле и попросить ее приехать ко мне, мне не терпелось ей рассказать обо всем, что со мной случилось. Но это означало бы расписаться в собственной глупости, она скажет мне, что я сама во всем виновата. Даже перед собственной сестрой мне не хотелось выглядеть полной дурой. Поэтому я решила для начала привести в порядок квартиру, свое душевное состояние, а уж потом, все хорошенько обдумав и подготовившись к встрече, позвонить Оле… Уж если я боялась встречи с сестрой, то что тогда говорить об Игоре? Как я объясню ему свое исчезновение, а потом и явление? Может, он уже вычеркнул меня из своей жизни. Мужчины ведь не любят сложностей, тем более когда речь идет о женщине, которая предала… Хотя можно ли меня назвать предательницей? И кто из нас больший предатель: Игорь, который столько времени водил меня за нос и не собирался разводиться со своей женой, или же я сама, которая, ничего не выяснив, сбежала, оставив его на распутье? Может, ему не хватило нескольких дней для принятия важного для него решения? Может, он уже почти готов был уйти от жены, а я взяла и сама бросила его, первая?