Друг по переписке (ЛП) - Джессинжер Джей Ти

Понять, что ты мертв, — дело сложное.

Позади меня раздается крик. Я поворачиваюсь и вижу Сэнди, бегущую по коридору к нам со всех ног, ее глаза широко раскрыты, а лицо белое. Цепляясь за мою ногу, Беннетт разражается слезами, когда видит свою мать.

Она подхватывает его на руки, крепко прижимает к груди и в ужасе смотрит в комнату. Перекрывая рев ветра, она кричит:

— Он сбежал из постели. Боже мой, что происходит?

— Отведите его обратно наверх! — кричит Клэр.

Бумага пролетает мимо, поднятая штормом, извиваясь, как сломанные птицы в полете. Занавески рядом с разбитыми окнами хлопают и колышутся. Фотографии в рамках отрываются от стен и разбиваются об пол. Книги вылетают из книжного шкафа, как будто пули из пистолета. Настоящее световое шоу взрывающихся лампочек на потолке и светильников, осыпающих комнату брызгами сверкающих белых искр.

Это зрелище звука и ярости. Видимый хаос, когда разбивается невидимое сердце.

— Я знаю, бедняжка, — бормочу я, наблюдая за этим безумием. — Мне так жаль.

Место, где всего несколько мгновений назад стояла Кайла, теперь опустело.

Сэнди бежит обратно тем же путем, каким пришла, прочь по коридору с Беннеттом на руках. Они вернутся к Дэвиду наверх и будут ждать, пока мы с Клэр сообщим им, что дух Кайлы Рис наконец покинул их дом.

Однако им, возможно, придется подождать некоторое время.

Нам еще есть что рассказать.

38

ЭЙДАН

Я почти с самого начала знал, что Кайла — это то, что мне нужно. Эти глаза, понимаете? Такие красивые, но такие грустные.

Нужно было некоторое время, чтобы выяснить, из-за чего она так расстроена. К тому времени я рассказал ей о своем отце, о том, каким жестоким он был. О том, что я сделал, чтобы защитить свою мать от его жестоких приступов ярости.

О том, как я провел время в тюрьме.

Судья была снисходительна, потому что я был несовершеннолетним. Показания моей матери тоже помогли, как и все другие свидетели, которых вызвала защита, чтобы доказать, что мы жили в аду.

Но все же. Факты есть факты. Я был осужденным преступником. Так некрасиво, когда ты произносишь это вслух.

Что удивительно? Кайла никогда не осуждала меня за это. Она никогда не смотрела на меня как-то иначе. Она не позволила этому встать между нами, когда у нее были все основания сказать «Все кончено» и уйти.

Она и так через многое прошла. Ей не нужно было все мое дерьмо вдобавок к своему.

Говорят, ее муж был гением. Блестяще, как будто это что-то компенсирует. Как будто это объяснение и оправдание в одном флаконе. Он был какой-то большой шишкой, профессором математики в университете, с мозгом, похожим на суперкомпьютер.

Суперкомпьютер с критическим сбоем.

На самом деле, с двумя. Параноидная шизофрения — первый из них, а огромное эго — второй.

Знаете, что происходит, когда ты болен, но слишком самовлюблен, чтобы признать это?

Ты не принимаешь свои гребаные лекарства, вот что.

Да. Тогда дерьмо выливается наружу.

Затем ты начинаешь делать то, чего обычно не делал бы, если бы держал свое дерьмо под контролем. Скажем, например, разбиваешь кувалдой каждый телевизор в доме, потому что убежден, что правительство шпионит за тобой через экран. Или, может быть, снова и снова пишешь одно и то же квадратное уравнение в блокноте и говоришь своей жене, что это язык Бога, который диктует тебе магнит на холодильнике — а сам магнит это ничто иное, как скрывающийся ото всех ангел. Или, возможно, стоишь у местного продуктового магазина и кричишь всем входящим, что брокколи — это инопланетяне, прячущиеся среди нас и замышляющие захватить планету.

Майкл и Кайла поженились молодыми. До того, как его болезнь обострилась. До вспышек гнева. До госпитализаций.

До того, как все деньги начали уходить на его лечение.

До того, как он так сильно ударил ее в живот, что у нее случился выкидыш.

Он думал, что она была оплодотворена инопланетной брокколи. Он думал, что спасает ее.

Я заплакал, когда она рассказала мне об этом. Я не выдержал и разрыдался, потому что это было пиздец как ужасно.

Потом она рассказала мне о том, как он преследовал ее с момента расставания, и эти слезы высохли чертовски быстро.

Я хотел, чтобы она получила запретительный приказ14, но Кайла сказала, что, кроме вышеупомянутого пинка, который, по понятным причинам, положил конец их браку, Майкл был жесток с ней только один раз, много лет назад. Это было за день до их свадьбы. Он потерял самообладание из-за какой-то мелочи и схватил ее за руку. Он извинился, но это встревожило ее.

Оглядываясь назад, она сказала, что это был первый признак того, что что-то в его мозгу изменилось. Первоначальный намек на то, что в конечном итоге все пойдет так ужасно неправильно.

Я бы не винил его. Если бы он принимал свои лекарства, я бы действительно не стал. Психическое заболевание — это не то, что вы делаете с собой сами. Это не выбор. Ваш мозг атакуют химические вещества, которые находятся вне вашего контроля.

Однако то, что находится в вашей власти, — это ваша реакция на эти атаки.

Он был слишком горд, чтобы придерживаться своего плана лечения. Он думал, что сможет справиться со своей болезнью сам. В своем высокомерии он думал, что одной силы воли достаточно, чтобы победить биологию.

Он был неправ.

Кайла поплатилась за это высокомерие. Мы оба.

Но, как я и сказал ей в своем письме, это цена, которую я с радостью заплатил бы миллион раз. Даже если бы мне пришлось делать это каждый день до скончания вечности, я бы вскрыл себе вены лезвием бритвы и с радостью обескровил бы себя досуха.

Я не собирался жить без нее.

Так что умереть за нее было единственным выбором.

Моя ошибка заключалась в том, что я думал, что одна моя кровь удовлетворит монстра в голове ее мужа.

К сожалению, он оказался более кровожадным, чем я себе представлял.

39

КАЙЛА

Четыре месяца назад

Сидя за кухонным столом, уставившись на обручальное кольцо на ладони, я перебираю все воспоминания о браке с Майклом, как хорошие, так и плохие, пока не понимаю, что причина, по которой я до сих пор не сняла это кольцо, очень проста.

Я отдавала дань уважения мертвому.

Мертвому ребенку.

Мертвому браку.

Умершим надеждам на будущее, которые включали и то, и другое.

Все, чем я когда-то дорожила, исчезло. И единственный способ, которым я могу избавиться от прошлого — сделать то, что делают люди, когда скорбят о том, кого больше нет в живых.

Устроить похороны.

Я поднимаюсь наверх, в нашу спальню, и нахожу в шкафу пустую коробку из-под обуви. В нее я кладу наше свидетельство о браке, свое обручальное кольцо и черно-белую сонограмму ребенка, сделанную на первом УЗИ, а также несколько других памятных вещей.

Затем я выхожу на задний двор с лопатой, которую взяла из сарая, и копаю яму рядом с увитой виноградом беседкой, под которой я сказала Майклу, что беременна.

Когда яма становится достаточно глубокой, я ставлю в нее коробку из-под обуви. Закапываю ее землей, время от времени вытирая слезы с глаз тыльной стороной ладони.

Моему браку уже давно пришел конец, но это все еще причиняет боль. Я знаю, что так будет всегда.

Боль — это цена любви. И чем глубже становится твоя любовь, тем сильнее становится и боль. Не бывает одного без другого.

Я сажусь на корточки, мое горло сдавлено эмоциями. Маленькому холмику потревоженной земли передо мной я говорю:

— Я любила вас обоих всем своим сердцем. Я надеюсь, вы сможете простить меня за то, что я так подвела вас.

Я задумываюсь на минуту, но больше сказать нечего. Поэтому я осеняю себя крестом и возвращаюсь в дом, чтобы переодеться.

Мое прошлое мертво и похоронено, но мое будущее все еще ждет меня.

~

Ему требуется некоторое время, чтобы открыть дверь после моего стука. Уже поздно, и он меня не ждет. Я стою на ступеньке, мое сердце бешено колотится в груди, и все мои нервы горят от желания, пока я слышу его приближающиеся шаги. Дверная ручка поворачивается, и вот он передо мной.