"Канцелярская крыса" - Константин Соловьёв

Автоматон не оставит его. Он сошел с ума. Вероятно, какой-то сбой в программе. Фатальная ошибка. Механический гений, первый и единственный в своем роду, стал убийцей.

«Этого и стоило ожидать, идиот! — дребезжала в голове мысль, сама похожая на осколок стекла, — Диалог машины и человека!.. Автоматоны никогда не славились надежностью!»

Критическая нагрузка оказалась смертельной для тончайшего механизма, пусть даже столь сложного. А смерть человека для механического разума, незнакомого с моральными ограничениями, не представляла собой трагедии. Всего лишь прекращение запутанного и никчемного биологического процесса.

Как и его, Герти, смерть.

На веранде, за стеклянной стеной ресторана, мелькнул ярко-красный мундир швейцара. Судя по всему, он, испуганный стрельбой, пытался сообразить, что происходит внутри. Автоматон, мгновенно повернувшись, выпустил в него две пули. Как ни странно, промахнулся. Швейцар, проявив удивительное для его грузного тела проворство, рухнул ничком на землю и откатился в сторону, невидимый среди кустов. Автоматон выпустил ему вслед еще две или три пули, непоправимо испортив еще несколько стеклянных панелей, и вернулся к Герти.

Тот, обмерев от ужаса, продолжал неуклюже ползти, прикрываясь столами. Сколько раз выстрелил автоматон? Пять? Может, шесть? Если у него разряжен барабан, возможно, есть шанс вскочить и в несколько прыжков оказаться снаружи…

Щелк. Щелк. Щелк.

Герти едва не рассмеялся злым и едким, как кислота, нервным смехом. Он бы не успел сделать и шага. Автоматон знал свою работу. Его движения были по-механически отточены. То же самое, что соревноваться в скорости с автоматическим станком.

Какой-то бедолага в клетчатом сюртуке попытался подняться с пола. Он квакал с полным ртом крови и пучил глаза. Автоматон хладнокровно застрелил его в висок. Комья серой мякоти прилипли к обивке стула, а клетчатый человек опрокинулся навзничь, суча ногами.

Герти продолжал ползти, не замечая, что осколки столовой посуды режут его ладони и предплечья. Он подтягивал тело, которое стало весить не меньше трехсот фунтов, и толкал его вперед. Разум его понимал, что это не может длиться вечно. Автоматон медленно и неспешно загонял его в тупик, туда, где маячила глухая стена. Но тело отказывалось это понимать. Пока в нем циркулировала кровь, оно отчаянно сопротивлялось. Животная неконтролируемая реакция. То, что невозможно превратить в рисунок на перфокарте.

Автоматон равнодушно перевернул стол, под которым прятался Герти. По полу вразнобой, вперемешку с револьверными гильзами, зазвенели серебряные вилки с эмблемой «Полевого клевера». Герти скрючился, обхватив себя за плечи и поджав ноги. Тело сделало это само, неосознанно, силясь хоть на дюйм отодвинуть медленно приближающуюся смерть с равнодушными глазами. У тела не было свитка с записанным на такой случай алгоритмом, оно подчинялось программе, куда более древней, чем все известное человеку.

Автоматон прицелился. Герти буквально ощутил, как из темного дула тянется, нащупывая его бьющееся сердце, подрагивающая ледяная струна. Что такое для автоматона убийство человека? Всего лишь прекращение утратившей полезность функции.

Грянул выстрел. Сердце Герти обожгло изнутри, оно едва не разорвалось пополам.

Но выстрел был направлен не в него. В последнюю секунду автоматон направил ствол револьвера вверх. Ему на плечи посыпались хлопья штукатурки и мелкие осколки люстры, похожие на фальшивые драгоценности. «Мистер Иггис» улыбался, наблюдая замешательство Герти.

— Просто подарил вам еще несколько секунд жизни, — пояснил он, опуская курящийся серым дымом револьверный ствол, — Пусть это будет моей компенсацией за причиненные неудобства. Вы ведь даже не представляете, сколько хлопот принесли мне своим поведением. Я думал, вы обычный шантажист. А вы оказались канцелярской крысой. После этого, сами понимаете, у меня уже не было выбора. Канцелярия решила наложить на меня лапу? Поспешное, очень поспешное решение. Я все равно покину остров. Живой, и с деньгами. А вы…

Герти услышал резкий щелчок, а вслед за ним дребезжащий гул. И скрежет. Тяжелый, точно со стапелей спускается многотонный океанский корабль. Он успел поднять глаза вверх.

Чтоб увидеть, как на автоматона сходит огромная, сверкающая и грохочущая, ледяная лавина.

Осветив на мгновение разгромленный зал тысячами солнечных отблесков, лавина ударила автоматона множеством рассыпающихся хрустальных когтей. И погребла его, смяв, скомкав и раздавив.

Ничего не понимая, Герти смотрел на то место, где прежде стоял «мистер Иггис». «Мистера Иггиса» более не было. Вместо него на полу возвышались груды искореженного металла и россыпи стеклянных осколков.

Люстра.

Проклятая люстра рухнула с потолка. Вероятно, выстрел из револьвера повредил ее крепление. Несколько сот фунтов стекла и стали погребли автоматона, сработав подобно множеству гильотинных ножей. Не чувствуя своего тела, шатаясь, Герти поднялся на ноги.

Какая нелепая гибель для столь развитого и совершенного существа. То, что осталось от «мистера Иггиса», лежало на полу, разметанное во все стороны среди клочьев серого костюма, похожее на набор неровных выкроек. Герти шагнул к нему, пытаясь понять, почему все эти выкройки оторочены алым.

Стекла было так много, что ему пришлось смести часть, чтобы стал виден остов головы. Повинуясь непонятному желанию, Герти расчистил его. Тело трясло от липкой адреналиновой слизи, заполнившей жилы и только сейчас ощущаемой, но он знал, что может не обращать на это внимания. Он хотел увидеть содержимое головы автоматона. Последнее, решающее доказательство. Свидетельство того, что в мире может существовать разум, пусть даже и безумный, но созданный человеком.

Ему почему-то не попадалось ни перфоленты, ни валика, ни прочих механических деталей. Вместо этого он обнаружил пересыпанные слоями битого стекла клочья человеческой кожи, покрытые волосами. Отсеченное и разрубленное пополам ухо, все в красной кашице. Часть нижней челюсти с зубами, похожая на разломанную пополам подкову. Но где машинное масло? Где крохотные латунные тяги и никелированные пружины?

За пробитой пулями стеной ресторана, надсадно завывая паровой сиреной, остановился громоздкий полицейский локомобиль. На улице кричала женщина. Торопливо объяснял что-то невидимому собеседнику швейцар, мешая английские слова с маорийскими ругательствами.

Ничего этого не замечая, Герти уставился на свою руку. Она была перепачкана красным. Чем-то совсем не похожим на машинное масло. Пошатываясь на ватных ногах, Герти рухнул в уцелевшее кресло и, уже не в силах сдерживаться, хрипло и жутко захохотал…