Вне конкуренции - Марта Крон

или проснулся другим человеком? Как мне себя повести, если от брата, что я знаю, ничего не осталось?

Я читала, что люди, находящиеся в коме теряют память, а могут и вообще перестать говорить и здраво мыслить. Всё же травма головы была… задело мозг.

- Он всё вспомнил? – сиплю медсестре.

- Пока рано говорить. Но он шептал ваше имя.

Внутри бродит невыразимое предчувствие. Когда войду, будет что-то ошеломляющее. А расстроит ли меня или обрадует, распознать не могу. Всё происходит слишком быстро.

- Маме сообщили?

- Пока нет. У неё тихий час, будить или нет, будет решать её врач.

- Понятно…

Значит, я первая. Мысленно расталкиваю своё неподвижное тело, разминаю закостеневшие мышцы. Распределяю эмоции по своим местам, останавливаю разлёт чувств. Не дай Бог, как-то испугаю Давида. Ни к чему ему мои воспалённые переживания.

- Открывайте! – велю женщине и глубоким вздохом запасаю себя кислородом. Сбиваюсь с шага, когда вижу своего брата в сознании, перед глазами словно всё искрит. Издаю какой-то крякающе-поражённый звук. Прижимаю пальцы к губам, чтобы унять дрожь.

- Д-давид… – севшим голосом.

Меня так трясёт, что клацают друг об друга зубы. Никак не могу собраться, становится только хуже, я в полнейшем разброде. Прыгаю взглядом по медицинским работникам, что проводят с братом какие-то проверочные манипуляции, и возвращаюсь к его глазам. Они помнят меня. Щурятся, часто моргают от яркого света, но направлены именно на меня.

- Ия… - едва слышно, за это время он потерял всю силу голоса.

Как же я соскучилась, как же сильно хотела вновь его услышать…

Стягиваю вместе губы, не выпуская всхлип. Иду вперёд, теряя всю нервную устойчивость. Ловлю молчаливый разрешающий кивок врача, что стоит поодаль, наблюдая за происходящим. Под свой молоточный пульс, протягиваю руку к лежащему брату и дотрагиваюсь до тёплой кожи его щеки, со всей нежностью обвожу сухие губы… всплакнув, наклоняюсь ближе и трусь носом об его скулу.

- Эй… - выталкивает он, раскачивая своё дыхание.

- Вернулся… - капают ему на шею мои горячие слёзы. – Смог… Боже мой… Спасибо…

- Бусинка… - хрипит успокаивающе.

Поднимаю голову, шмыгаю носом и улыбаюсь самой счастливой улыбкой.

- Как ты? – задаю самый глупый вопрос, что можно ляпнуть.

- Снова принадлежу себе… - прокашливается, когда я распахиваю глаза на то, как заплетается его язык. - Надоело быть… бестелесным…

Врачи предупреждали, что речь сначала может быть невнятной, это нужно прорабатывать и всё вернётся в норму. В идеальном случае. А может и остаться такой на всю жизнь.

- Тебе тяжело говорить, да?? – вспыхиваю жаром. - Ладно! Это нормально!! – тараторю на нервах. - Ничего не говори тогда!! Ты, главное, дыши! Мы ещё успеем с тобой всё обговорить, Дав! Всё хорошо! Мы теперь со всем справимся!! Мама тож… - запинаюсь на полуслове, не надо его сейчас беспокоить. - …мама тоже очень обрадуется!!

- Отец…? - тянет вопрос из самой глубины.

И я опускаю глаза ему на грудь, проливая несколько горючих капель, что несут в себе траур. Рвано дышу и кидаю быстрый вопросительный взгляд на врача. Тот внимательно следит за реакцией своего пациента и машинально трёт подбородок. Сужает на меня глаза и одобрительно кивает.

С трудом сглатываю образовавшийся в горле ком.

- Папа не выжил, Дав… - каждое слово приносит жгучую боль, подрывает душу. – Только тебя смогли спасти…

Его взгляд набирает обороты осознания, это подтверждает и прибор, что отслеживает его сердечную деятельность. Показатели ритма растут на глазах. Краем глаза замечаю, что доктор отдаёт своей команде какие-то распоряжения и в катетер на руке брата вводят новое лекарство.

Давид на это никак не реагирует. Он попросту не может оторвать от меня затравленного взора.

- Сколько уже прошло? – совершенно потерянно.

- Полтора месяца… - осторожно ввожу в курс дела, перебираю худые пальцы. – А что… что ты помнишь последнее?

- Хлопок в ушах… потом темнота и всё…

Стрельба…

- Ия… - с хрипом тянет моё имя. – Расскажи мне всё…

Открываю рот, чтобы ответить, но поверх своих глаз вижу резкий взмах руки врача. Мне приказывают остановиться.

- Я обязательно всё расскажу, мой хороший!!! Но сначала тебя обследуют, мне дали всего минутку! Пожалуйста, не нервничай! Мы тебя так долго ждали! Ты должен помогать врачам!

Брат хмурится и я замечаю, что на переносицу ползёт только правая бровь, левая остаётся неподвижной.

Пропускаю жёсткий удар сердца.

Господи, хоть бы выздоровел!!

- Потом… вернись… - требует Давид.

- Конечно!! – расцеловываю его руку, прикладываю к своей щеке и обещаю всё взглядом. – Давид! – с нажимом, промаргивая слёзы и улыбаясь.

- Пора. – звучит низкий голос врача, и я бережно кладу руку брата обратно. Выдыхаю и выхожу. Встречаюсь взглядами с охраной, стискиваю зубы. Не покажу им свои чувства. Попридержу до номера. Там лягу на пол, раскину руки, как звезда, закрою глаза и всласть порыдаю.

Мой брат жив! Мои молитвы услышаны!

* * *

Переворотный момент приходит неожиданно. И процесс запускается не под тем руководством, от кого вообще сейчас что-то можно было ожидать. Спустя день после пробуждения Давида, он вызывает меня к себе через посыльную медсестру. Его перевели в другую палату.

В этой находиться приятнее. Нет ощущения безнадёги и запаха вонючих лекарств. Здесь ощущается жизнь.

Улыбаюсь немного посвежевшему брату. Привёл себя в порядок. Глаза тут же находят на столике рабочий ноутбук, iPad и два смартфона.

Поверить не могу, только спустился с небес, а уже работать начал? Кто ему позволил?

- Тебе не рано этим заниматься? – киваю на лишние приспособления.

- Я сам решаю, когда мне этим заниматься! – так по-мужски ворчит, с хрипотцой. – Хоть и скособоченный весь, лежать и смотреть в потолок я не намерен!

- Где ты скособоченный?