Предательство - Хелен Диксон

Ситуация была настолько тяжелой, что Изабелла никак не могла прийти в себя. Она чувствовала себя так, будто пробудилась от волшебного сна.

— Ваша мать права. Вы не должны были скрывать от меня эти сведения. Это жестоко и низко. Как вы думали, я отреагирую, когда все выяснится? Или вы и вовсе не намеревались сообщать мне об этом, планируя отослать дочь, которую вы столь очевидно покинули, куда-нибудь подальше, чтобы она жила в полной безвестности?

Опустив глаза, Белла расправила дрожащей рукой платье. Ланс заметил ее глубоко подавленное состояние. Его щека непроизвольно дернулась, он резко развернулся и подошел к окну. Стоя спиной к женщинам, с неестественно прямой осанкой и напряженными плечами, он молча сунул негнущиеся руки в карманы.

Белла вскочила со стула.

— Прошу вас меня простить, — обратилась она к Элизабет, стараясь, чтобы голос ее не дрожал. — Я бы хотела ненадолго остаться одна.

Желая найти слова утешения и поддержки, однако прекрасно сознавая, что не сможет ничем успокоить сейчас Беллу, понимая, что ее невестке необходимо спокойно все обдумать, а все вопросы могут подождать, Элизабет мягко коснулась ее руки:

— Конечно. Как вам угодно. Приходите ко мне, когда захотите поговорить.

Когда Изабелла дошла до двери, Ланс обернулся:

— Белла, подожди…

Она резко развернулась:

— Оставьте меня в покое, Ланс Бингхэм. Достаточно. С меня довольно. Не думаю, что смогу выслушать что-нибудь еще.

Белла выбежала из комнаты и закрыла за собой дверь. Да, ей многое пришлось узнать с тех пор, как она оставила свой дом в Чарльстоне. Теперь она извлекла еще один урок. Гнев помог ей удержать себя в руках, пройти по коридору и подняться по лестнице в комнату, которую она делила с Лансом.

Облокотившись спиной о дверь, она посмотрела на постель, ощущая сильное желание подойти к ней, сорвать покрывала и порвать на мелкие лоскуты. Ланс не стал оспаривать правду, открытую его матерью, и не предоставил никаких объяснений. Физически случившееся не причинило ей боли и не ранило ее, однако душа Изабеллы истекала кровью.

Все ее самые заветные и искренне лелеемые надежды погибли. Холодные и мертвые, словно трупы. Их больше не вернуть к жизни. Она думала о Лансе — своем возлюбленном, — и все чувства и эмоции, которые он пробудил в ней, были погублены и разрушены. Доверие уничтожено.

Однако, даже попав в столь отчаянное положение, она старалась держаться, ее руки плотно обхватили тело, унимая дрожь. Изабелла вышла замуж за Ланса, четко сознавая, что он не любит ее, — и теперь понимала почему. Это все объясняло. Он был женат прежде. У него была жена, умершая всего девять месяцев назад. Где-то глубоко внутри, в самом потаенном уголке своего женского сердца, Белла чувствовала: что-то не так, однако никак не могла понять, что именно. Да и как было ей даже предположить подобное?

Его согласие на брак с ней сделало ее счастливой. Она верила, что дорога ему и что его увлеченность перерастет в нечто глубокое и сильное. То, как они занимались любовью в уединении спальни, их разделенная страсть восхищала ее и, похоже, удовлетворяла ее супруга. Белла была обнадежена этим и верила, что их брак может иметь будущее, пустить корни… А он, ее супруг, между тем оставался безутешным вдовцом, который — она признала это, так как не видела иных объяснений, — настолько любил свою ныне покойную жену, что обвинял в ее смерти новорожденного ребенка. Да и как еще по-другому можно объяснить желание отца покинуть свою плоть и кровь?

А что же его покойная жена? Дал ли он ей то, что она хотела, — всего себя, свою душу, единственное, что может подарить мужчина женщине, которую по-настоящему любит? Ведь она, Белла, вручила ему свое сердце, хотя, пожалуй, ему не было до этого никакого дела. Она наделила его своим доверием, а он только что безжалостно разрушил его. На самом деле она отдала ему гораздо, гораздо большее — все свое существо, душу и тело молодой женщины, не любившей до него ни одного мужчины.

Стоя в гостиной, Элизабет размышляла над тем, что ей следует уехать, потому что сейчас лучше всего оставить молодоженов одних, чтобы они могли поговорить и разрешить эту печальную и очень непростую ситуацию.

— Белла, наверное, чувствует себя несчастной, Ланс. Хочешь, я поднимусь к ней и все объясню?

Он покачал головой и отвернулся от окна, чтобы взглянуть на мать.

— Нет… оставь ее. Будет лучше, если пойду я. Мы должны поговорить.

Элизабет подошла к нему и поцеловала в холодную щеку.

— Да, ты обязан это сделать. Более того, ты был обязан сделать это еще перед свадьбой. Не причиняй ей больше боли, Ланс. Изабелла производит впечатление сильной и чувствительной молодой женщины. Она сможет вынести это — мне остается только надеяться, что она простит тебе предательство.

Когда Ланс вошел в спальню, он обнаружил Беллу, собирающую с туалетного столика разнообразные флаконы, баночки и расчески.

— Отправляешься куда-нибудь?

Белла резко развернулась, взметнув юбками, заслышав презрительные интонации, отчетливо прозвучавшие в голосе мужа. Если она и надеялась, что он на коленях будет просить прощения за свое предательство, то в тот момент, когда Изабелла увидела его лицо, строгое и напряженное, как у гранитной статуи, ей стало очевидно, что он никогда не сделает ничего подобного. Ланс даже не вошел в комнату, так и оставшись стоять на пороге, прислонясь к дверному косяку и отстраненно сложив руки на груди.

— Я на некоторое время переберусь в другую комнату. После попрошу Дейзи забрать отсюда мою одежду.

— Ах, значит, так? — заметил он отвратительным, вкрадчивым, безукоризненно вежливым голосом.

Хотя Ланс и готов был признать, что плохо с ней обошелся, однако не ожидал ничего подобного и совсем не собирался позволять ей отказывать ему в исполнении супружеских обязанностей.

— После двух дней нашего брака вы хотите покинуть супружеское ложе?

Белла взглянула на гневно пылающие синие глаза и прекратила собирать вещи. Никогда еще ей не было так тяжело на сердце.

— То, что я узнала, произвело на меня слишком сильное впечатление. Мне надо немного побыть одной — подумать о том, что делать дальше.

— А с какой стати ты думаешь, будто должна что-то делать? Ты останешься здесь со мной.

Ланс вернулся к фамильярному «ты», которое ей показалось еще более оскорбительным, чем презрительное «вы», употребляемое им прежде.

Непоколебимая властность и высокомерие, с которым он с ней разговаривал, разъярили Беллу.

— А ты можешь отправляться к черту, Ланс Бингхэм. Значит, не ожидал, что я проигнорирую тебя — как это неосмотрительно с твоей стороны, дорогой мой супруг, не заметить, что ты натворил и как это на меня повлияет. Мне необходимо побыть одной, чтобы обрести вновь способность мыслить ясно.