Будда однажды сказал - Бхагаван Раджниш

Поэтому я не буду забирать вас, как уносит людей разлившаяся река, мне придется ждать. Вам придется прийти ко мне, вам придется войти в источник, вам придется стать частью источника.

Сротапанна, или саньясин, положителен. В нем вместо лжи рождается истина. Ложь была лишь подготовкой к тому, чтобы смогла утвердиться истина. Вместо установки «никакого насилия» в человеке возникает любовь, сострадание. Отсутствие насилия — лишь подготовка к этому состоянию. «Никакого насилия», «никакой лжи» — только средство.

Вы больны, и врач выписывает вам лекарство от болезни. Когда болезнь уходит, к вам возвращается здоровье. Лекарство никогда не приносит здоровье, оно лишь разрушает болезнь. Здоровье не может быть даровано никаким лекарством, не существует лекарства для здоровья. Здоровье — это ваше внутреннее существо; как только все преграды удалены, воды вашей жизни начинают течь, как только исчезают камни, вырывается фонтан.

Здоровье — это нечто естественное, ни одно лекарство не принесет вам его. Болезнь — неестественна. Болезнь проникает в вас снаружи; уничтожить ее может внешнее лекарство. Здоровье — это ваша сокровенная сердцевина, это вы сами. Когда вы естественны, вы здоровы.

Религиозный человек проходит курс лечения, он словно находится в больнице. Сротапанна же вернулся домой: он уже не лежит в больнице, он уже не лечится, его здоровье начинает пускать ростки. Его воды жизни текут без помех. Его цель — не отказ от насилия, не отказ от неправды. Его целью является не лишение чего-то, не устранение чего-то. Его цель — не разрушать, его цель — помочь тому, что уже бурлит, излучается в его существе.

Лучше накормить одного скридагамина, чем миллион сротапанна.

Будда идет глубже и глубже. Скридагамин — это тот, кто умрет и вновь вернется к жизни. Его состояние самадхи приближается, оно — всё ближе. Сротапанна прыгнул в источник с берега; река скридагамина подходит всё ближе к океану. Он готовится принять абсолютное, решиться на последний прыжок. Но он еще вернется. В этом — большая разница.

Сротапанна будет рожден семь раз — это расстояние от берега до океана. Саньясин будет рожден семь раз, а скридагамин — только еще раз. Тогда его счета будут закрыты, тогда он пройдет последнее завершение жизни, тогда этот мир уже не будет существовать для него. Но еще один раз он придет,— возможно, для своего сверхзавершения.

Анагамин — тот, кто больше не придет. Анагамин — это тот, кто прошел точку возвращения... пересек границу этого мира. Умерев однажды, он больше не будет возвращаться в этот мир. Он — на границе с океаном, он река, прямо здесь, прямо у порога, готовая влиться в океан. Он даже не обернется.

Скридагамин смотрит назад, немного колеблется, хочет вернуться еще раз. Этот мир красив, он привлекает. В нем много праздников, много благоухающих цветов. Где-то в глубине подсознания скридагамина затаились тонкие желания. Да, он знает, что он должен идти, но он хотел бы еще немного задержаться на этом берегу. Перед финальным прыжком и полным исчезновением он хотел бы вкусить этой жизни еще раз, чтобы проститься.

Анагамин не будет смотреть назад, он даже не будет прощаться. Он полностью завершен. Скридагамин же абсолютно уверен, что его ждет лучший мир, но он всё же немного скучает по прошлому.

Вы всегда ощущаете это — небольшую ностальгию. Когда вы покидаете дом, где жили двадцать лет, вы оборачиваетесь — замечали? Или если уезжаете из города, в котором провели двадцать лет, в котором родились, — вы оборачиваетесь. Даже когда отходит поезд, вы продолжаете смотреть в окно, ваш взор наполняется воспоминаниями, ностальгией, прошлым, всем прошлым. Вы были здесь так долго. Вы здесь любили, вы здесь ненавидели, у вас были друзья, у вас были враги, у вас было здесь много испытаний; вы обязаны этой жизни очень многим. Да, вы уже готовы отправиться, вы уже в поезде, но глаза с тоской всё еще смотрят назад.

Скридагамин придет еще раз, анагамин же не вернется. Его отбытие совершенно, идеально. Он не посмотрит назад, у него нет ностальгии. Будущее, которое свершается, которое скоро свершится, гораздо более прекрасно; этот мир просто исчез из его сознания. Его ждут золотые вершины бога, его ждет бесконечность океана. Он больше не мечтает об ограниченном существовании реки.

Да, на берегу было много красивых цветов и красивых деревьев, теней и снов, но это ушло. Ушедшее — ушло.

Будда говорит:

Лучше накормить одного анагамина, чем десять миллионов скридагаминов.

Лучше накормить одного архата, чем сотню миллионов анагаминов.

Архат — это тот, кто влился в океан, растворился. Анагамин — это тот, кто находится на грани исчезновения, на смежной линии: еще один шаг, и он станет архатом. Совсем немного — и он станет архатом: еще одна капля, еще одна соломинка на спину верблюду, и верблюд рухнет.

Анагамин — вода, которая кипит при 100 градусах; еще чуть-чуть... Архат — это уже пар. Вода, испарившаяся при 100 градусах.

Будда говорит:

Лучше накормить одного архата, чем сто миллионов анагаминов.

Архат — это тот, чье эго окончательно потеряно, кто стал частью целого. Он больше не существует как он сам, теперь он существует как вселенная, как целое. По сути, это значение слова «святой»: тот, кто стал целым. Архат — святой. Святой — не в том смысле, в котором используют это слово христиане, а совсем в другом.

Христианское слово «святой» ужасно. Оно происходит от «sanctus» — санкционированный церковью. Вот что ужасно: как вы можете санкционировать? Кто уполномочен санкционировать? Ни одно правительство не может выдавать сертификаты святости — даже правительство, которое существует в Ватикане, даже папа не имеет такой власти. Святой не может быть засвидетельствован, ко христианское слово «святой» означает того, кто «засвидетельствован» папой.

Архат не означает святого в этом смысле слова. Архат означает того, кто стал святым, растворив себя в целом.

Лучше накормить одного пратьяк будду, чем миллиард архатов.

Кто это — пратьяк будда? Архат — тот, кто следовал за буддами и достиг цели. Пратьяк будда — это тот, кто никогда не был ничьим учеником, кто вел поиски один: его путешествие проходило в полном одиночестве. Пратьяк будда — редкое явление. На протяжении веков встречались миллионы архатов, но среди них крайне редко, при большом удалении один от другого появлялись пратьяк будды,— те, кто боролся совершенно в одиночку. И конечно, они очень нужны, иначе и архаты не смогут существовать.

Пратьяк будды нужны, чтобы другие за ними могли следовать; они — первопроходцы, они сами стали прорывом, они продолжили путь.

Запомните это: пратьяк будда — это тот, кто продирается сквозь джунгли жизни первым и создает путь этим самым своим продвижением. Тогда и другие могут последовать за ним. Те, другие, достигнут того же места, той же цели, но они будут архатами. Не они проложили путь, не они создали его. Пратьяк будда нуждается в большем уважении, потому что до него тропы не было: он создал путь.

Лучше накормить одного из будд из настоящего, из прошлого или из будущего, чем десять миллиардов пратьяк будд.

В чем же разница между пратьяк буддой и буддой?

Пратьяк будда прокладывает путь и никогда не беспокоится о том, последовал кто-нибудь за ним или нет. У него нет сострадания. Он одинок и нашел путь в одиночку, поэтому считает: каждый может найти то, что нашел он сам. Есть ли смысл идти и рассказывать людям? Он — не учитель.

Пратьяк будда прокладывает путь — не для других, запомните. Он просто идет, и путь созидается его движением... маленькая тропинка в джунглях. Другие следуют за ним, потому что прошел он; но его не волнует, что это значит для других. Он — одинокий искатель, он считает: то, что произошло с ним, может произойти и с другими.

Когда Будда сам стал просветленным, перед ним возникла альтернатива: стать буддой или пратьяк буддой. Семь дней он оставался в спокойствии: была возможность стать пратьяк Буддой. Тогда всё человечество потеряло бы то, что обладает огромной ценностью.

Говорится, что Брама спустился со всеми богами с небес — это красивая легенда. Они склонились к ногам Будды и молились ему:

— Открой глаза и научи нас всему, что ты нашел.

Но Будда сказал:

— Зачем? Если я смог найти, то и другие смогут.— Он намеревался стать пратьяк буддой. Его логика была безупречна: если я смог найти, то почему не смогут другие? — К тому же, — сказал он, — даже если я стану учить, меня будут слушать только те, кто хочет меня слушать. Только те пойдут со мной, кто готов пойти. Они могут пойти и без меня. А те, кто не готов идти, не будут слушать и не пойдут, даже если я буду кричать с крыш домов. Так зачем волноваться?