Любовь в холодном климате - Нэнси Митфорд

о себе, Седрик часто употреблял слово «герой», которое произносил со своеобразным нажимом. Леди Монтдор с энтузиазмом отнеслась к этому слову, но произносила его совершенно иначе, иронически. – Бельэтаж отеля «Помпон», понимаете? Чистейший Людовик Четырнадцатый. Крохотная, знаете ли, но там есть все, что нужно человеку, иными словами, спальня и спальный зал. Вы должны приехать ко мне погостить, дорогая леди Монтдор, вы будете жить в моей спальне, в которой комфортно, а я в спальном зале. Обещайте мне, что приедете.

– Мы посмотрим. Лично я никогда особенно не любила Францию, люди там такие легкомысленные, я предпочитаю немцев.

– Немцев! – горячо воскликнул Седрик, склоняясь над столом и взирая на нее сквозь очки. – Легкомыслие немцев ужаснет любого человека. У меня есть в Париже друг-немец, и более легкомысленного существа, леди Монтдор, не существует. Это легкомыслие причинило мне много душевной боли, должен вам сказать.

– Надеюсь, теперь вы заведете несколько подходящих английских друзей, Седрик.

– Да, да, к этому я и стремлюсь. Но, пожалуйста, не могли бы вы стать моим главным английским другом, дражайшая леди Монтдор?

– Думаю, вам следует называть нас тетя Соня и дядя Монтдор.

– В самом деле? Как вы очаровательны по отношению ко мне, как я счастлив здесь находиться! Вы, тетя Соня, словно расточаете вокруг себя счастье.

– Да, это так. Я живу для других, вероятно в этом причина. Горько то, что люди не всегда это ценят, они сами так эгоистичны.

– О да, эгоистичны, не правда ли? Я тоже всю жизнь становлюсь жертвой человеческого эгоизма. Этот немецкий друг, о котором я только что упоминал, – его эгоизм превышает всякое разумение! Как Герой от этого страдает!

– Ведь этот ваш друг – мужчина? – Леди Монтдор, казалось, была рада этому.

– Парень по имени Клюгг. Надеюсь совершенно забыть о нем, пока я здесь. Послушайте, леди Монтдор… дражайшая тетя Соня… после обеда я хочу, чтобы вы оказали мне великую, великую милость. Не наденете ли вы свои драгоценности, чтобы я мог видеть, как вы в них сияете? Я так страстно этого желаю!

– Право же, мой дорогой мальчик, они внизу, в комнате-сейфе. Их не чистили, наверное, уже целую вечность.

– О, не говорите «нет», не качайте головой! С той самой минуты, как вас увидел, я не думаю ни о чем другом, вы должны выглядеть в них поистине блистательно! Миссис Уинчем (вы ведь миссис, я надеюсь, да, да, сразу видно, что вы не старая дева), когда вы в последний раз видели тетю Соню, увешанную драгоценностями?

– Это было на балу в честь… – Я неловко запнулась, чуть не произнеся имени, которого теперь не полагалось упоминать. Но Седрик спас меня от конфуза, воскликнув:

– Бал! Тетя Соня, как бы я хотел увидеть вас на балу, я так отчетливо могу представить вас на всех важных английских торжествах! Коронации, лорды, балы, Аскот, Хенли[67]. Что такое Хенли? Не важно… И главное, я вижу вас в Индии, верхом на слоне, подобно богине. Как они, должно быть, благоговели там перед вами!

– Что ж, так оно и было, – сияя, ответила леди Монтдор. – Нас действительно боготворили, это было весьма трогательно. И, конечно, мы этого заслуживали, мы очень много для них старались, пожалуй, могу сказать, что мы сделали Индию известной. Знаете, едва ли кто-то из наших английских друзей когда-нибудь слышал об Индии, пока мы туда не отправились.

– Несомненно. Какую чудесную и захватывающую жизнь вы вели, тетя Соня. Вы писали дневник, когда были на Востоке? О, пожалуйста, скажите «да», мне так хочется его прочесть!

Это был очень удачный выстрел. Они действительно заполнили огромный фолиант. Его сафьяновый, украшенный графской короной переплет возвещал: «Страницы из нашего Индийского дневника. М. и С. М.».

– На самом деле это что-то вроде альбома с газетными вырезками, отчет о наших путешествиях во внутренние районы страны, фотографии, зарисовки Сони и нашего зятя… то есть нашего тогдашнего зятя, благодарственные письма от раджей…

– И индийская поэзия, переведенная Монтдором: «Молитва вдовы перед сожжением», «Смерть старого погонщика слонов» и так далее – очень трогательно, доводит до слез.

– О, я должен все это прочесть, каждое слово, не могу дождаться!

Леди Монтдор вся светилась. Как же много раз вела она своих гостей к «Страницам из нашего Индийского дневника», точно лошадей на водопой, и наблюдала, как они отворачиваются после одного вялого глотка. Никогда прежде, я думаю, никто так горячо не требовал позволения их прочитать.

– А теперь вы должны рассказать нам о своей жизни, мой дорогой мальчик, – сказала леди Монтдор. – Когда вы покинули Канаду? Ведь ваш дом в Новой Шотландии, не так ли?

– Я жил там до восемнадцати лет.

– Мы с Монтдором никогда не бывали в Канаде, в Штатах. Да, конечно, мы однажды провели месяц в Нью-Йорке и Вашингтоне и видели Ниагарский водопад, но потом вынуждены были вернуться домой, жаль, что нельзя было остаться подольше. Наши хозяева так трогательно уговаривали нас остаться, но мы с Монтдором не можем всегда поступать, как нам хочется, у нас есть обязанности. Все это было очень давно, лет двадцать пять назад, но, полагаю, Новая Шотландия не очень меняется.

– Я очень счастлив сказать, что добрая Природа позволила великому морскому туману Забвения встать между мной и Новой Шотландией, так что я едва ли помню о ней хоть что-то.

– Какой вы странный мальчик, – снисходительно промолвила леди Монтдор, но ее вполне устраивал факт существования этого морского тумана, потому что меньше всего ей хотелось бы услышать скучные воспоминания Седрика о жизни его семьи в Канаде. Бесспорно, обо всем этом гораздо лучше было забыть, и особенно о том, что у Седрика есть мать. – Итак, когда вам исполнилось восемнадцать лет, вы поехали в Европу.

– В Париж. Да, я был отправлен в Париж моим опекуном, банкиром, чтобы изучить какое-то отвратительное ремесло, совершенно не помню, какое, поскольку мне так и не пришлось его коснуться. В Париже человеку не обязательно иметь работу, потому что его друзья очень, очень добры.

– Правда? Как интересно. Мне всегда казалось, что французы так скупы.

– Определенно не по отношению к Герою. Мои потребности просты, по общему признанию, но какими бы они ни были, все они неизменно удовлетворяются.

– Каковы же ваши потребности?

– Мне нужно, чтобы меня окружала красота, красивые предметы, куда бы я ни кинул взгляд, и красивые люди, которые понимают суть Героя. И, кстати, говоря о красивых людях, тетя Соня, после обеда – драгоценности. Нет, нет, пожалуйста, не отказывайте!

– Ну, хорошо, – согласилась она, – но сейчас, Седрик, не снимете ли вы очки?

– Пожалуй, теперь смогу.