Холостяк - Карли Филлипс

— Кто-то должен пойти за ней, — сказала Энни. Судя по тому, что она еще крепче вцепилась в руку Рассела, себя она явно не имела в виду.

— Да, кто-то должен пойти, — согласился Рассел. — Но меня она не станет слушать.

— Стоит ли удивляться? — Роман вскинул бровь, глядя на родителей Шарлотты. — Я здесь не для того, чтобы кого-то судить, — «видит Бог, моя жизнь тоже не безупречна», — но кому-нибудь из вас не приходило в голову, что стоит поговорить с Шарлоттой без посторонних, а не устраивать из воссоединения семьи спектакль для широкой публики?

Понимая, что теряет драгоценные минуты, Роман покосился в сторону поля и, к своему облегчению, увидел, что Шарлотта пошла домой пешком, длинным путем.

Рассел беспомощно пожал плечами, в его зеленых глазах, очень похожих на глаза Шарлотты, читалось сожаление.

— Энни была уверена, что, если она по телефону скажет Шарлотте, что я приехал, она откажется прийти, а если не будет знать, то придет и не уйдет от нас демонстративно на виду у всех.

— А вы недостаточно хорошо знаете свою дочь, чтобы возразить.

— Да, но я хочу ее узнать, всегда хотел.

В эту минуту к ним подошли Райна и Эрик. Роман был удивлен, когда увидел мать на бейсбольном матче, но поскольку она снова была с Эриком и все время сидела на одеяле, он рассудил, что самочувствие ей позволяет. И, может быть, она чувствует себя даже лучше.

— Надеюсь, мы не помешали, — сказал Эрик.

— Кажется, в этой компании чем больше народу, тем веселее, — пробормотал Роман. У него осталось совсем мало времени, если он замешкается, то ему придется ломать дверь квартиры Шарлотты, чтобы поговорить с ней наедине. — Рассел, можно вас на пару слов? — спросил он, многозначительно посмотрев на Энни.

— Энни, пойди принеси нам лимонад, он очень вкусный, я сама его готовила, — сказала Райна.

— Но…

В глазах Энни мелькнула паника, словно она боялась, что за те пять минут, пока ее не будет, Рассел снова исчезнет.

Наблюдая за Энни, Роман начинал лучше понимать страхи Шарлотты. Она нисколько не походила на свою неуверенную мать, но теперь Роман видел, как зародились у Шарлотты ее страхи — она боялась стать такой же жалкой, такой же зависимой и одинокой, как родная мать.

Ему хотелось ограждать Шарлотту от боли, всегда заботиться о ней, но она могла бы заморозить его еще до того, как он подойдет достаточно близко, чтобы причинить ей боль. Эта мысль поразила Романа до глубины души.

Потому что он любит Шарлотту.

«Я ее люблю».

Правда обосновалась в его сердце и согрела уголки, которые всегда были холодными. Он восхищался яростным желанием Шарлотты содержать себя, ее индивидуальностью, стремлением не стать такой, как мать. Его восхищало, что она открыла собственное дело в городе, который не был к этому готов, и все-таки сумела завоевать признание людей. Ему нравилось, что она видела в нем лучшее, даже когда он этого не заслуживал. Он любил в ней все.

Только что он увидел вблизи ее страхи и ее глубокую боль, и это помогло ему осознать собственные чувства. Но эти чувства должны быть для него на втором месте, на первом — потребности Шарлотты, если он не хочет потерять ее навсегда. Он бы ей все сказал, но нужен подходящий момент.

Сейчас он пока не представлял, как он поймет, что подходящий момент наступил. Взять за образец семьи свою собственную он, конечно, не мог. Чейз проводил свободное время с другими холостяками из газеты, обсуждая за кружкой пива спортивные новости, спал со случайными подружками и никогда не завязывал серьезных отношений. Рик в данный момент играл роль благородного рыцаря для Бет Хансен — пока она не оправится после расторгнутой помолвки и не будет готова двигаться дальше. Тогда он тоже пойдет дальше, перейдет к следующей женщине в его жизни.

Роман покачал головой, понимая, что у него нет примера для подражания, ответ получить не у кого. Он может рассчитывать только на себя.

— Никаких «но», — заявил Эрик, обращаясь к Энни, он каким-то образом умел говорить одновременно и властно, и успокаивающе. — Я настаиваю, вы обязательно должны попробовать лимонад, который приготовила Райна. Кроме того, Райне не стоит проводить слишком много времени на ногах, и я буду вам признателен, если вы проводите ее на место, позже я сам подойду.

— Ступай, Энни. — Рассел похлопал жену по руке и освободился от ее пальцев.

Как только эта троица ушла, Роман повернулся к отцу Шарлотты:

— У меня мало времени.

— Да, я понимаю. Но надеюсь, вы сознаете, что жизнь сложнее, чем кто-нибудь из вас, — он широким жестом обвел бейсбольное поле и трибуны со зрителями, — может понять.

Его лицо выражало боль, и Роман не увидел перед собой эгоистичного актера, бросившего семью ради погони за славой и удачей. Он увидел стареющего человека, который многое потерял. Роман застонал.

— Речь не о том, что должен понять кто-то из нас. Речь о вашей дочери. — Он в упор посмотрел на Рассела. — Если она действительно вам небезразлична, надеюсь, вы в нынешний приезд найдете время это доказать.

— Нужно, чтобы она была готова меня выслушать.

Роман пожал плечами:

— Заставьте ее выслушать.

Бросив на Рассела последний гневный взгляд, он побежал к автостоянке, намереваясь последовать собственному совету.

— Пора, Энни, — сказал Рассел.

Он сидел на пледе для пикников, который ему одолжила Райна Чандлер. После того как все четверо поговорили, Эрик повез Райну домой, Энни и Рассел остались наедине. Рассел помнил Райну как добрую соседку, хорошую мать троих детей и подругу его жены. По-видимому, в этом смысле ничего не изменилось. Рассел подумал, что в том-то и проблема. Ничего не изменилось. С того дня, когда он женился на Энни Уилсон, девушке, в которую был влюблен с пятого класса, и до сегодняшнего дня в мире Энни все осталось по-прежнему. Сейчас она сидела, подогнув под себя ноги, и смотрела на игроков в бейсбол.

— Я не уверена, что это что-нибудь изменит, — наконец сказала она.

Он тоже не был уверен, но все, что они могли сделать, — это попытаться. Рассел похлопал себя по карману. В кармане прощупывался листок бумаги, который ему дал доктор Фаллон перед уходом. Эрик поговорил с Расселом и Энни как ее врач. Он сказал, что у Энни депрессия. Вероятно, в клинической форме.

Рассел злился на себя за то, что не понял этого раньше. Ему бы хотелось думать, что он не замечал ее депрессии, потому что он не врач. Но ему хватало мужества признавать собственные недостатки — причина в том, что он был эгоистом и слишком сосредоточился на самом себе. Его желания всегда ставились на первое место, он никогда не задерживался на месте достаточно надолго, чтобы задуматься, почему Энни говорит и действует так, как она это делает. Он просто принимал Энни, так же, как она принимала его.