Иафет в поисках отца - Фредерик Марриет

— Да зачем же вы не пускаете его в Моунт-Кастль? Коляска приехала, и лошади в конюшне.

— Велено так, Катерина, — ответила хозяйка. — Мак-Дермот был здесь; а как же его не послушаться?

— Да кто он? — спросила девушка.

— Сборщик податей, и говорят, что он забрал весь скот Джери Отуля.

— Он, видно, храбрый молодой человек, — ответила девушка, — что приехал сюда один.

— Это только до завтрашнего утра, а потом солдаты придут ему на помощь.

— А знает ли это Джери Отуль?

— Верно, знает. Я никак не хочу, чтобы было убийство в моем доме; но что может сделать бедная вдова против Мак-Дермота? Ну, теперь, Катерина, пойди зажги огонь у бедного молодого человека, да узнай, не нужно ли ему чего-нибудь, хоть бы чем-нибудь утешить сю перед смертью.

Катерина, не отвечая, ушла. Легко вообразить ужас, который я почувствовал, услышав этот разговор. Я понял всю опасность моего положения, зная, что легко убить неизвестного человека в таком глухом месте. Достаточно было, чтобы вооружить жителей против меня, сказав, что я сборщик податей. Каким образом их в этом разуверить, я не мог и придумать.

Глава LXIV

Катерина пришла зажечь огонь и, бросив на меня сердитый взгляд, начала топить печь. Она была очень хорошенькая девушка, с черными глазами, высокого роста, притом хорошо сложенная.

— Как тебя зовут? — спросил я.

— Катерина, сэр, к вашим услугам.

— Выслушай меня, Катерина, — сказал я тихо. — Ты женщина, а все женщины добры. Я все слышал, что ты говорила с хозяйкой. Знаю, что Мак-Дермот выдает меня за сборщика, но я никогда не принадлежал к числу этих людей. Я джентльмен, желающий говорить с сэром Генри де Клер об одном деле, и, чтобы доказать тебе справедливость моих слов, скажу, что я хлопочу о дочери старшего брата, убитого на охоте, которую все считали умершей. Я один только знаю этот секрет, и потому он с Мак-Дермотом распространили этот слух, чтобы меня удалить отсюда.

— Разве она жива? — спросила Катерина с удивлением.

— Да, и я не хочу сказать сэру Генри, где она, и за что он на меня сердится.

— Но я видела тело, — продолжала Катерина, приближаясь ко мне.

— Это была не она, — сказал я, не зная, что ответить.

— Однако платье было ее, но тело долго не могли найти, нельзя было различить черты липа. Я знала ее, бедняжку; моя мать была ее кормилицей, и сама жила в замке до смерти сэра Вильяма, а после этого несчастья нас всех отослали.

— Катерина! Катерина! — закричала хозяйка.

— Зовите меня почаще, — шепнула мне Катерина, выходя из комнаты.

— Огонь не разгорается, — сказала она, — и этот барин спрашивает водки.

— Возьми сухого торфу, да поскорее. У нас не один сборщик податей, все Отули пришли, и твой Корни также с ними.

— Мой Корни! Он еще не должен быть уверен, что он мой.

Вскоре Катерина воротилась и принесла сухого торфу и водки.

— Все, что вы говорите, правда, и я не сомневаюсь, потому что, кажется, вы не ирландец, и слишком молоды, чтобы быть сборщиком, которые обыкновенно состарятся, пока не сделаются такими негодяями. Теперь Отули здесь, и мне кажется, что эти люди не за добром пришли. Они сидят все вместе и шепчут что-то, держа ножи свои подле себя.

— Скажи мне, пожалуйста, Катерина, у дочери сэра Вильяма были светлые волосы и голубые глаза?

— Да, по наружности она была похожа на какую-нибудь волшебницу наших гор.

— Не помнишь ли, носила ли она цепочку из золота и кораллов?

— Да, сударь, у нее была на шее цепочка, когда несчастная пропала, а когда нашли ее тело, то уже не было этой цепочки. Мать моя говорила, что, верно, за это ее и убили.

— Ты мне сказала все, что нужно, Катерина. Девочка и теперь жива; я могу доставить эту цепочку, потерянную вместе с ней. Сэр Генри сам был причиной потери племянницы.

— Боже мой! — ответила Катерина. — Бедняжка, а о ней уже перестали и плакать.

— Все это я тебе сказала. Катерина, чтобы доказать ложь Мак-Дермота, которому хочется меня убить.

— И это непременно случится, если вы как-нибудь не убежите.

— Да как мне бежать, не поможешь ли ты мне, Катерина? — Я вынул десять гиней из кошелька.

— Возьми эти деньги, они пригодятся тебе с Корни.

— Корни-то первый вас и убьет, если я как-нибудь не слажу дела. Теперь надобно мне уйти и распорядиться этим.

Тут Катерина вышла из комнаты.

«Хорошо, — думал я про себя, — все-таки я не ошибся на этот раз; Катерина удостоверила меня, что Флита — дочь покойного сэра Вильяма. Если я спасусь, то заставлю Мельхиора быть справедливым». Довольный, что таким образом узнал, кто Мельхиор, я предался этим мыслям, забыв совершенно опасность своего положения, но я был вскоре пробужден от дум моих голосом Катерины.

— Нет-нет, Корни, ни ты, и никто из вас… Теперь не время, я и матушка моя не должны этого видеть… Этому не бывать, Корни. Слушай меня: если его кровь прольется, то будь уверен, что ты никогда не получишь моей руки.

Все опять замолкло, и только слышно было, что кто-то шепчет. Потом затих и шепот.

Я развязал чемодан, вынул заряженые пистолеты и взвел курки, решившись продать жизнь как можно дороже.

Не прежде получаса возвратилась Катерина. Она была бледна и дрожала от страха.

— Сидите, как можно тише, — сказала она, — не думайте о защите, это невозможно. Я сказала матери, и она хочет пожертвовать всем, чтобы защитить того, кто спас вскормленного ею ребенка; но смотрите, не шумите, они скоро все уйдут. Корни не смеет ослушаться меня, он уговорит и других. — Она опять вышла и не возвращалась уже долго, но потом пришла вместе с матерью.

— Катерина рассказала мне все, — говорила ее мать, — и я сделаю, что только могу, но, право, не знаю, за что взяться. Идти в замок было бы сумасшествие.

— Да, — ответил я, — но не дадите ли вы мне лошадь воротиться назад?

— Это мы и хотели сделать, но Отули взяли всех лошадей и около дома поставили часовых. Они придут опять в полночь, и, право, я не могу придумать, как спасти вас.

— Мы скажем, что он убежал, — ответила Катерина. — Они уйдут из дому, и останется еще надежда на спасение.

— Да, остается одно средство, — ответила мать. Она отвела Катерину в сторону, что-то шепнула ей на ухо; девушка покраснела и не ответила ни слова.

— Если мать твоя просит это сделать, то, верно, нет ничего дурного.

— Да, но если Корни…

— Он не посмеет, — ответила мать. — Загасите эту свечку, сэр, и ложитесь спать не раздеваясь.

Они свели меня в маленькую, очень дурную комнату, но которая, по тамошнему краю, была прекрасна.

— Ложитесь сюда и ждите, пока мы вас не позовем,

Они унесли свечу, оставив меня одного с моими неприятными мыслями.