Убить мажора (антисоциальный роман) - Денис Ли

Ему захотелось в нее войти. Казалось, утраченное за вчерашний вечер возбуждение, словно морской прибой, накатило с новой волной — новой силой. Сергей вдруг вспомнил, что приливы и отливы воды в океанах есть результат воздействия на землю Луны. Сама мысль показалась ему — доброй и теплой, как и вся предыдущая ночь — окутанная страстью и возбуждением, когда весь химизм Луны проявился в полную силу.

Сергей аккуратно стал подбираться к ее лону; осторожно, чтобы не разбудить. Возбужденно нависая над ней, он дрожал всем телом — желая и боясь, что каким-нибудь грубым движением может разрушить ее ночное уединение — одиночное космическое путешествие по радужной Вселенной. Сергей боялся ее пробуждения, вместе с которым, могло раствориться и исчезнуть ее астральное плавание.

Когда Сергей вошел в Сашу, стало тепло и невыносимо сладко, от чего Сергей довольно громко простонал. Саша, не открывая своих глаз — заулыбалась, замурлыкала и потянулась.

— Доброе утро, — сказала она, будто бы не замечая, что Сергей, его член, находиться в ней. Сергей замер.

— Доброе утр… — начал Сергей, но Манхеттен поглотила последний слог его утреннего приветствия своим ртом.

— Не останавливайся… — прошептала она ему в самое ухо.

— Почему ты так на меня смотришь? — с удивлением спросила Саша, за завтраком.

— Кажется, я влюбился, — ответил Сергей, не отводя взгляда. — У тебя очень красивые глаза. — Саша смутилась, и постаралась перевести разговор в другое измерение.

— Как спалось?

— Хорошо… очень хорошо, — проговорил Сергей набитым ртом.

После утреннего секса, Сергей сбегал в магазин за продуктами, и теперь жевал бутерброд с колбасой с таким остервенением, как это делают оголодавшие пленники получившие пищу.

— Я тоже спала очень крепко. Ты купил зубную щетку для меня, и большое полотенце, потому что предполагаешь мое частое пребывание здесь? или как? — хитро заглянув в глаза, спросила Саша.

— Мне бы этого очень хотелось, — произнес Сергей, собирая с тарелки остатки яичницы и отправляя их в рот. — Я хотел бы, что бы так было каждое утро, — Сергей сказал это с такой грустью, словно это была какая-то несбыточная мечта, о несбыточности которой они оба догадывались. Саша сделала глоток кофе с молоком, сделав вид, будто и вовсе не услышала сказанных Сергеем слов.

— Возможны, только короткие жаркие ночи, — наконец, произнесла Саша, и оба замолчали. Сергей ничего не ответил, и не обрадовался, будто бы его совершенно это не устраивало.

— Мне надо на работу… — осторожно произнес Сергей, — ты меня дождешься? — Вероятно, по причине того, что за этот короткий завтрак много было сказано — «нет», или недосказано, Манхеттен ничего не ответила, а только отрицательно покачала головой.

Уже через час они стояли на автобусной остановке. Сергей держал Сашу за руку, а она нервно поглядывала по сторонам, словно что-то потеряла или кого-то искала глазами.

— Когда мы увидимся? — спросил Сергей. На что Саша, глядя в сторону, пожала плечами.

— Как мне тебя найти? — поинтересовался Сергей снова. Но, Саша совсем ничего не ответила.

— Я тебя еще увижу? — настойчиво спросил он. Саша снова пожала плечами, и Сергей чувствовал как внутри, что-то рвется, какая-то тонкая нить, за которую подвешено его сердце.

— Вот второй ключ от квартиры… — сказал Сергей, протягивая ключ, — возвращайся, когда захочешь. Я всегда буду ждать… — Сашка села в автобус и исчезла.

Так они и расстались на автобусной остановке.

Напрасно, Сергей каждый день ждал, что Александра появиться снова на лестничной площадке, перед его квартирой, заключив в объятья хрупких рук свои озябшие от холода и одиночества плечи, и прильнет к его сильной груди уже навсегда. Но она так и не появилась. Прошло пять дней, шел шестой, а Сергей по-прежнему ничего о ней не знал.

Дни снова потекли так же скучно, и беспросветно вяло, как протекали и раньше — неделю назад, месяц… год. Возвращаясь с работы, Сергей непременно спешил в квартиру, но едва он переступал ее порог, понимал, что она, как и раньше пуста, и жизнь, как будто бы угасала в нем. Он перестал спать ночами и все чаще стоял у окна, ожидая ее появления. Ждал Манхеттен. Иногда, ближе к полуночи, Сергей отправлялся в привычные ночные клубы, объезжая их один за другим, в ее поисках.

В конце концов, Сергей убедил себя не ждать, перестал спешить домой, и все чаще напивался до того, как ему предстояло переступить порог ничтожной квартиры и понять, что она неизменно пустая. Возвращаясь за полночь, он безжалостно допивал оставшийся алкоголь и безнадежно засыпал.

В очередной раз, возвращаясь поздно ночью, он открыл квартиру, вошел в комнату, и в свете слабой луны обнаружил в своей постели ее.

Мир сузился до размеров крошечной комнаты советской «хрущевки». Мир замер.

Мир всегда останавливался, и жизнь на нем замирала, когда Сергей оказывался в постели с Манхеттен. Замирали деревья за окном, замирала вода на конце кухонного крана, бесконечно капающая в проржавевшую эмалированную раковину кухни. И даже соседи становились кроткими и тихими, когда Манхеттен, разбросав свои волосы по подушке, умиленно стонала под руками Сергея. Извивалась и вскрикивала. В бесконечном полумраке едва озаряемой лунным светом комнате, плыл начинающийся бархатный осенний вечер, превращающийся в знойную, душную теплую ночь. Сергей старался как можно дольше не кончать — всегда ждал Манхеттен. А она, заполучив свой оргазм, обвивала его руками и ногами, прижимая к себе. Пока Сергей не начинал вырываться… Затем оба лежали, тяжело дыша; Сергей смотрел в потолок, Манхеттен — свернувшись калачиком, прижималась к его телу, обхватив его сильную руку, как будто опасалась порывистого дуновения ветра. Боялась, что ее сдует, а может, боялась его потерять…

— У тебя отсутствующий отрешенный взгляд во время оргазма… — прошептала Манхеттен в самое ухо Сергею.

— Дурацкий, наверное?.. — усмехнулся Сергей.

— Скорее безумный, — поправила она, — особенно, когда ты выходишь из меня, сжимаешь его рукой, стонешь или рычишь.

— Дурацкий, верно? — Сергей закачал головой.

— Нет, нисколько! — успокаивала она. — Страстный…

— Я теперь буду испытывать стеснение… — признался Сергей.

— Нет, не будешь… — успокаивала Манхеттен, — тебе будет не до этого!

Они замолчали.

— Я раньше никогда не испытывала оргазма… — вдруг тихо произнесла она. — Никогда, вместе с мужчиной. Только одна… Ни у одного мужчины не хватало терпения довести меня до оргазма… доставить мне его. Я думала, что я — холодная… неспособна почувствовать это…

— Ты не права, просто не один мужчина не ставил себе этой цели… — произнес Сергей, посмотрев на Манхеттен, — мы — эгоисты. Сложились некоторые стереотипы мнимой мужественности.

— Что это значит? — спросила Манхеттен. Сергей задумчиво вздохнул:

— Это значит, что некоторые вещи, которые мужчина может сделать для женщины, он считает зазорными. Осуждаемыми.

Мы многое не умеем делать друг для друга, а многое — просто не желаем делать. Не желаемое очень легко спрятать за неумением. Но, наверное, надо разговаривать об этом, чтобы что-то вышло. Направлять друг друга, подсказывать друг другу… В большинстве случаев — мы молчим, а не получая чего-то — обижаемся, списывая на невнимание партнера. Молчим — и обижаемся… Думаем, что партнер должен догадаться, почувствовать, заметить. Мы собственное тело, с трудом изучив, уверенно думаем, что у партнера должно непременно получиться.

— Но и это может быть, хорошим оправданием чьему-либо эгоизму? — спросила она.

— Может… — Сергей снова заглянул в ее глаза, — но тогда ты должна ее почувствовать — чужеродность… Обязательно!

Она, может быть, во взгляде, в ощущениях, в запахе…

— В словах?.. — добавила Манхеттен.

— В словах, ты, не узнаешь… в словах, — может быть, — ложь; тогда все окончательно запутается. Она может быть, в чувствах — в сердце, во внутреннем мире.

— Во внутреннем мире? Что это?

— Это моя квартира, — улыбнулся Сергей, — моя постель, мои объятья… Если ты вдруг перестала чувствовать стариковский запах этой «конуры», не замечаешь ее обшарпанных пожелтевших стен, — значит, — ты в моем внутреннем мире. Как Алиса в стране чудес. Все, что снаружи квартиры, вне меня — это мир внешний.

Знаешь, мне кажется… я чувствую, что ты делаешь меня сильнее… увереннее. Я уверен, что это из-за тебя. Рядом с тобой я себя чувствую совершенно другим… Я, чувствую свое природное начало, ощущаю свою мужскую природу. Свое место. Чувствую себя мужчиной. Защитником.

— Это что? Такой комплимент за секс? — улыбнулась она, — или ты исповедуешься?

— А что тебе больше нравиться? Откровение или комплимент?