Абсорбент. Маньяк, который меня любил - Оксана Заугольная
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Вероника, — услышал важное Игорь. — Ей дело передадут. Ну хоть не обратно Диане, и то хлеб».
Почему-то казалось, что Диане больше нравится копаться в архивах, а не работать с живыми убийцами и их неживыми жертвами.
— Расскажете? — без особой надежды поинтересовался Игорь.
Эмиль кивнул.
— Расскажу. Но вам обоим, Даша тоже заслужила.
С этим Игорь спорить не стал. Он выглянул во все еще открытое окно, чтобы посмотреть, не идет ли Даша, но под светом фонарей увидел только Саву, неуверенно топчущегося неподалеку от работающих криминалистов.
— Этого журналиста только к делу допускайте хоть немного, — запоздало сообразил попросить Игорь. — Мы ему обещали.
Эмиль нахмурился, но кивнул. Зашумел лифт, и Игорь облегченно вздохнул. Видимо, Даша прошла раньше, чем он высунулся. И хорошо, а то его уже совесть замучила, что он в такой холод заставил девчонку рыться в мусорке. И стемнело уже, пока она копалась.
Он не ошибся, дверь снова хлопнула, вызвав сквозняк, и Игорь поспешно закрыл окно. И без того вся квартира промерзла. Судя по шуршанию и звяканью, Даша копалась не зря. И действительно, она ворвалась в квартиру вся красная от мороза, с огромным плотно набитым мусорным пакетом.
— Игорь Валерьевич, все даже лучше, чем мы думали! — звенящим от волнения голосом произнесла она. — Ой, Эмиль… Владиславович, здравствуйте!
Она смутилась от своей почти оговорки, но Игорь упредил ее попытку снова начать грызть ногти. Не после мусорки же!
— Даша, показывайте, — приказал он. — Но сначала ставьте пакет на пол, мойте руки, обязательно с мылом, и обратно к нам.
— Там цветы! — сообщила Даша из ванной комнаты, перекрикивая шумящую воду. Ей явно не терпелось поучаствовать в расследовании. — Без бутонов, бутоны отдельно, цветы отдельно! А Александра Глебовна говорила, что вчера Анна звонила в какой-то цветочный магазин, номер есть в телефоне!
Игорь заглянул в пакет. Так и есть. Розы. Отдельно бутоны и отдельно стебли. Снова закралась мысль, что Анна была чокнутая. Это не отменяло того, что преследователь был. Просто одно другому не мешало.
— Арикяна допрашивают, он утверждает, что цветы не присылал, но заказал на вечер букет хризантем. Информацию проверили. По его словам, розы Анна не любила, — добавила Даша, выходя из ванной комнаты.
Игорь переглянулся с Эмилем.
«Сами теперь пытайтесь отстранить ее от дела, — попытался подать сигнал Игорь. — Я себе не враг».
И Эмиль печально прикрыл глаза. Понял.
— Когда ты успела со всеми поговорить? — ворчливо спросил Эмиль. — Игорь Валерьевич тебя на мусорку послал, а не слухи собирать.
— Это не я, это Сава, — бесхитростно пояснила Даша. — Эксперты видели, что УГРО его не гонит, и решили, что он с нами, прям совсем с нами. А он умеет спрашивать так, что ух! И ко мне подходил пересказать. И кофе принес прямо на мусорку, а то я там задубела страсть как.
— Ясно, — судя по голосу Эмиля, у кого-то должны были быть проблемы, и Игорь мог только надеяться, что не у него. — В общем, Дарья, тут такое дело…
Игорь отвернулся к окну, не желая видеть, как расстроится девочка, и повернулся, только когда Эмиль решил подсластить пилюлю пересказом разговора с Кирой Михайловной.
Рассказчиком начальник оказался отличным. Игорь как вживую представил Киру Михайловну, которая спешила поделиться всем, что успела увидеть.
— В общем, она высунулась сразу же, как он прошел к Анне, — продолжил Эмиль. — И сказала, что пахло от него хорошим парфюмом. Но сильно. Она подумала, что Анна завела наконец нормального мужчину, потому как от Вахана ничем приятным не пахло. И собралась потом заглянуть якобы за солью и поглядеть на него. Оттого и одевалась долго.
— То есть Вахан вне подозрений? — обрадовалась Даша, хотя глаза у нее покраснели, того и гляди снова заплачет.
— Не знаю, это могла быть уловка, — развел руками Эмиль. — Он мог специально использовать парфюм. Однако это уже что-то.
Он посмотрел на часы и встал.
— В понедельник жду вас с отчетами, и возвращайтесь к своей основной работе.
Вот и все.
Игорь и Даша вышли из подъезда вместе, прошли мимо огороженного, но уже опустевшего места убийства. Игорь огляделся в поисках Савы, но тот, похоже, тоже уже уехал. Мотоцикла его не было.
— Давайте я вас подвезу до дома, — тусклым голосом произнесла Даша и куснула ноготь.
А Игорь понял, что надо делать. Он достал мобильник и набрал номер.
— Крис, ты еще не уговорила все наши бутерброды? Да, тут такое… Потом расскажу. Скоро приедем, ставь чайник. — Он прикрыл телефон ладонью и спросил: — Даша, поехали к нам? Перекусим, познакомишься с моей невестой и Арамисом. Это мой пес.
Даша несмело улыбнулась.
— А можно? — прошептала она неуверенно.
— Нужно, — уверил ее Игорь и снова поднес трубку к уху. — Крис, мы с Дашей голодные и замерзшие, можем не обойтись одними бутербродами!
— Мог бы и не говорить, — фыркнула в трубку Кристина. — Уже достаю пельмени и салат нарежу. К чаю только печенье, так что можете по дороге купить рулет или вафли.
И впервые со звонка Киры Михайловны Игорю стало тепло.
Глава 29
Александр наконец-то был на свободе. Он немного неуверенно, все ускоряясь, шел прочь от своей тюрьмы. В больнице перестаешь быть самим собой, все привычки и чувства остаются только словами, которые нужно говорить и говорить, но только когда тебя спрашивают. Некоторые не могли молчать между этими встречами с врачами и психологами, и слова вырывались из них криками. Александр сам кричал редко, но внимательно слушал. Он не любил говорить. Его сунули сюда и забыли, как вещь, вытаскивая лишь во двор, чтобы проветрить, словно он, как старое пальто, мог покрыться плесенью или быть изъеденным молью. Только здешним врачам было невдомек, что воздух за редкими прутьями больничного двора такой же затхлый, как и в шкафу-палате. А сейчас он дышал полной грудью и не мог надышаться.
Где-то глубоко билась тревожная мысль, что, когда ощущение свободы спадет, его накроет ужас. Идти было некуда. Он давно не работал, его съемная квартирка уже была сдана другим людям, вещи… А где, и правда, его вещи? Наверное, у матери. К матери идти не хотелось. Дряхлая, но все никак не умрет! Полуслепая и злая как черт. Бить сына она перестала в его двадцать или даже двадцать пять. Когда он просто устал это терпеть. В ответ он не ударил ни разу, не мог бить
