Критическая цепь - Элияху Голдратт

Она берет мои руки в свои.

— Посмотрим. Я верю в тебя больше, чем ты сам веришь в себя, — и добавляет: — А пока мы богачи!

— Ну, я бы так не сказал, — смеюсь я. — Но я согласен: дополнительные три тысячи долларов в месяц могут стать огромной переменой в нашей жизни. Мы сможем здорово уменьшить наши долги.

— И это станет огромной переменой в нашей жизни? — мягко спрашивает она.

Я даже не сразу понимаю, насколько глубок ее вопрос. Она права. Никакой перемены не будет. Я знаю, что я найду что-нибудь на следующий год. Ничего потрясающего, но на жизнь хватит. Уменьшить наши долги будет неплохо, но это не станет огромной переменой в нашей жизни. Однозначно, не огромной. И даже не существенной.

— И что ты предлагаешь? — спрашиваю я.

— Как долго у тебя будет работа с Генмодемом?

— Четыре месяца. Может быть, шесть. Но потом я им буду не нужен, — отвечаю я, исходя из самых оптимистических прогнозов.

Она медленно говорит, тщательно подбирая слова:

— Рик, последние тринадцать лет мы считаем каждый цент.

— Считали, — дразню я ее.

— Возможно, что до конца жизни нам придется делать то же самое.

— Боюсь, что так — горько говорю я. — Об академической карьере больше можно не мечтать.

— Ничего, дорогой, — она смотрит мне в глаза глубоким взглядом. — Правда, ничего, — и после паузы продолжает: — Рик, разве мы не можем один раз в жизни почувствовать, что у нас достаточно денег? Пусть всего полгода. Даже четыре месяца.

Я пытаюсь уложить у себя в голове ее слова. Она хочет, чтобы мы потратили все деньги.

Это сумасшествие. Просто сумасшествие. Но в этом что-то есть.

— Посмотри на это как на инвестицию, — говорит она. — Мы вложим деньги в то, что имеет самую большую ценность. В хорошие воспоминания. Хорошие воспоминания на всю жизнь.

Я молча размышляю над этим. Джудит не нажимает на меня. Она просто сидит рядом, глядя на пляшущий в камине огонь. Чем больше я думаю об этом, тем больше я понимаю, что это правильно.

В конце концов, я говорю:

— Деньги как пришли, так и ушли.

Она улыбается мне. С гордостью за меня. И я знаю, что сделал правильное решение.

— Это будут лучшие зима и весна в нашей жизни, — обещаю я ей. — Пасха на Багамах. Нет, лучше круиз.

Она начинает смеяться.

— А еще лучше, — продолжаю я, — все планы я оставляю тебе.

Мириам за своим столом нет. Я просовываю голову в приоткрытую дверь Джима:

— Джим, мне нужна твоя помощь.

— Что там у тебя?

Я интерпретирую это как приглашение войти и закрываю за собой дверь. Он кладет ручку на стол и откидывается в кресле:

— Чем плохо преподавание — нужно проверять домашние задания.

— Так дай своим докторантам, пусть проверяют. Почему требовать с них меньше, чем ты требовал с меня?

— Хотел бы дать, да не могу, — вздыхает он. — Понимаешь, в результате идей Джонни я поменял столько в моем курсе по системам, что этот материал мои докторанты знают не лучше моих студентов. Ну, ладно, поплакался, и хватит. Что ты хочешь?

— Поплакаться тебе, — улыбаюсь я и продолжаю более серьезно: — У меня проблема. Я не знаю, что делать в случае, когда одна и та же группа людей занята в нескольких проектах и определенный тип умений является бутылочным горлышком.

— Рик, с каких пор тебя интересуют теоретические вопросы такого характера?

— В том-то и проблема, — вздыхаю я. — Вопрос не теоретический. Это то, с чем я столкнулся в Генмодеме: несколько проектов, при этом бутылочным горлышком является цифровая обработка, и она входит в каждый проект.

— Подойди к этому системно. Первый шаг: Найти ограничение. В твоем случае трудно найти бутылочное горлышко?

— Допустим, нет. Но почему ты решил, что бутылочное горлышко — это ограничение?

Джим использует слова «бутылочное горлышко» и «ограничение» как синонимы. Поэтому его реакция не удивительна:

— Я тебя не понимаю.

— Мы говорим о проектах. В проектах ограничением является критический путь.

— Гм-м-м… Бутылочное горлышко несомненно является ограничением. Но ты прав, критический путь тоже. Что мы должны делать в случае, кода у нас два ограничения?

— Больше, чем два, — говорю я. — Не забывай, что каждый проект имеет свой критический путь.

Я почти слышу, как в голове Джима крутятся колесики. Много ограничений… Можем ли мы взять каждый проект изолированно от других? Нет. Потому что, если мы это сделаем, мы будем вынуждены не учитывать бутылочное горлышко, а это неправильно.

— Рик, я не знаю. Я даже не знаю, откуда начать думать.

— Я тоже не знаю. И я думаю об этом не пять последних минут, а пять дней.

— Может, Джонни сможет помочь. Джим тянется к телефону.

Через несколько минут появляется Джонни. Рубашка вылезла из брюк, волосы взлохмачены — явное свидетельство того, что мы его оторвали от размышлений над чем-то серьезным. Я чувствую себя виноватым.

Он прямым ходом направляется к дивану.

— Спасибо, что спасли меня от полного отчаяния, — говорит он. — Я проснулся с одной глупой задачей в голове. Так с утра и хожу по кругу. Скажите мне, что у вас для меня простая элегантная задача, которую я могу красиво решить за пять минут.

— За этим тебя и позвали, — говорит ему Джим.

Я объясняю мою проблему.

Выслушав, Джонни говорит:

— У меня недостаточно знания о проектах.

— А у нас недостаточно знания об ограничениях. Так ты можешь помочь?

— Слепой ведет слепого, — вздыхает он. — Ладно. Будем думать вместе. Только, Джим, сначала мне нужен кофе.

— Мириам!

20

Я сижу у себя в офисе и читаю домашние работы моих студентов. Я преподаю четыре предмета и твердо верю в домашнее задание. В отличие от Джима мне нравится читать работы моих студентов. Это забирает много времени, но это единственный способ получить действительную обратную связь: чему я их научил как следует, где я поторопился, что ошибочно посчитал, что они должны бы знать. Я не нахожу это чтение скучным. Тем более что некоторые ошибки действительно смешные.

Стук в дверь.

— Да?

Появляется рыжая голова Теда.

— Я могу прервать вас на минуту? — вежливо спрашивает он.

— Да, конечно. Садитесь.

Время приема студентов не сегодня, но если вопрос настолько важный, что он приехал посреди недели, то я могу найти для него время.

— Я не знаю, как делать домашнее задание, — вздыхает он.

— С каких это пор студенты озабочены такими вещами? — улыбаюсь я.

Он нервно смеется.