Костер на снегу - Нэн Райан

— Поначалу он служил у меня простым солдатом, — говорил дядя Шелби, — и выделялся своими хорошими манерами, но не только ими. Лично мне нравились в нем практическая сметка, расторопность, неизменно приветливый нрав, да и солдатом он был образцовым. Но по-настоящему я оценил Кейна только в сражении. О таком бойце мечтает каждый командир. Его отвага вызывала восхищение, и, надо сказать, он не раз был на волосок от гибели. Вот тут, — дядя завел руку назад и провел ею поперек спины, — у него три борозды. Один янки с седла трижды рубанул саблей по лежащему Кейну, когда у того подстрелили лошадь и, падая, она придавила ему крупом ногу. Уж не знаю, каким чудом он тогда выжил.

Натали склонилась над чашкой, чтобы скрыть предательский румянец. Она хорошо помнила три почти параллельных шрама у Кейна на спине.

— После этого он, конечно, был демобилизован и вернулся домой?

— Вовсе нет, моя девочка. Кейн неделю провалялся в горячке в полевом госпитале, потому что медикаменты подвозили под огнем, не регулярно, а лишь когда удавалось, и в тот раз все было на исходе. Он скрипел зубами, но не кричал, хотя боль, должно быть, была ужасная. Однажды мне удалось заглянуть туда между боями. Помнится, я сказал ему: “Держись! Нас не так-то просто взять!” Знаешь, что он тогда мне ответил? “Я выживу… выживу… ради Сюзанны…”

Дядя Шелби умолк. Молчала и Натали, не решаясь нарушить течение его мыслей, но когда пауза слишком затянулась, все-таки не выдержала:

— Ну же, продолжай!

— То, что Кейн выжил, ты знаешь и сама, как и то, что он дослужился до капитана. Его ставили в пример. Когда его перевели в Теннесси, мы не потеряли связи, и я знал, что он еще дважды был ранен и несколько раз представлен к награде. Потом война закончилась, однако Кейну пришлось ждать демобилизации еще два года. Вот тогда-то и выяснилось, что возвращаться ему некуда и не к кому. — Полковник сокрушенно покачал головой. — Отец его, тоже офицер армии конфедератов, пал смертью храбрых. Мать и младшая сестренка бежали от северян в небольшой городок в Алабаме, заразились там желтой лихорадкой и умерли летом шестьдесят третьего. Плантация некоторое время находилась в руках противника, и там располагался штаб одной из дивизий, а когда настало время перебазироваться, северяне сожгли ее дотла.

— Не может быть!

— Такое случалось сплошь и рядом. Великолепный особняк простоял пятьдесят лет, и время пощадило его. Время — но не рука человека. Стыд и позор, вот что я скажу на это!

— Да, позор… — эхом отозвалась Натали.

— Кейн недолго оставался на Миссисипи. Он начал бродяжничать, переезжать с места на место, нигде не пуская корней и мало интересуясь своим будущим. Он то перегонял скот в Техасе как простой ковбой, а то жил в Европе с какой-то вдовствующей герцогиней в ее родовом гнезде. Когда и это ему наскучило, он вернулся на Миссисипи и некоторое время промышлял карточной игрой на речных пароходах. Однажды он даже целый год жил среди команчей!

— Что, как настоящий индеец? Может, у него была и скво?

При виде ее круглых глаз дядя добродушно расхохотался.

— Ты совершенно права, моя девочка. В то время мы по чистой случайности столкнулись в одном техасском салуне, и Кейн уговорил меня проехаться к нему в вигвам в каньоне Пало-Дуро. Он заверил, что мой скальп в полной безопасности — разумеется, до тех пор, пока он рядом. Мне было любопытно взглянуть, и я принял приглашение. — Дядя вздохнул, и в этом вздохе Натали почудилась некоторая зависть. — В вигваме Кейна я встретил самую хорошенькую скво, какая только рождалась на свет. Она его просто боготворила!

— А как же Сюзанна? — вырвалось у Натали.

— Разве я не сказал?

— Ты только упомянул ее имя. Что с ней стало? Наверное, Ковингтон устал от нее так же, как от герцогини, и так же бросил.

— Все было совсем не так. — Дядя вдруг посерьезнел. — Герцогиня была просто эпизодом, а Сюзанна — величайшей любовью. Она была дочерью соседа-плантатора. Они знали друг друга с детства. Сюзанна Гамильтон, насколько мне известно, жгучая брюнетка, настоящая южная красавица, была несколькими годами моложе Кейна. Между родителями было обговорено, что свадьба состоится сразу по достижении ею совершеннолетия. Война скомкала все планы. Когда Кейн завербовался, Сюзанне было шестнадцать, а ему двадцать три. Ее портрет он взял с собой в армию и носил в нагрудном кармане. Он часто вынимал его, любовался и не возражал, если и другие любовались тоже. Он гордился Сюзанной, и я его понимал — внешность у нее была прямо-таки ангельская. По его словам, ее очарование не уступало красоте.

— Тогда почему же он…

— Сейчас узнаешь. Не только плантация Ковингтонов, но и другие окрестные плантации были оккупированы северянами. Большинство владельцев бежали, но не Гамильтоны. Эти остались при всем своем имуществе, и знаешь почему? Их нежная Сюзанна подарила свою благосклонность старшему офицеру.

— Дядя!

— Да, моя девочка. А поскольку военные подразделения постоянно перебазировались, то менялись и офицеры на плантации Гамильтонов, однако каждый из них неизменно находил в юной Сюзанне приятное дополнение к хозяйскому гостеприимству. Последним оказался пожилой интендант, держатель пакета ценных бумаг где-то в Иллинойсе. Этого Сюзанна цепко поймала на крючок, и когда он сделал ей предложение, написала Кейну, что бедность не для нее.

— Чудовищно! — воскликнула Натали. — А что же Кейн? Он… страдал?

— Разумеется. Он ведь любил и верил, что любим. Такое предательство совершенно преобразило его.

— Наверное, он теперь сторонится женщин…

— Как тебе сказать, — усмехнулся дядя. — Просто он их больше не уважает и пользуется ими исключительно ради удовольствия.

— Ах так! — резко произнесла Натали.

— Как же иначе? Девушка, которую Кейн считал леди до кончиков ногтей, оказалась потаскушкой, на все готовой ради собственного благополучия, а те, которых он встречал после нее, падали к нему в объятия с первой же встречи, стоило ему только щелкнуть пальцами. На его месте я бы тоже утратил всякое уважение к прекрасному полу. — Дядя поскреб седую щетину на подбородке, поразмыслил, и лицо его несколько прояснилось. — Но я думаю, еще не все потеряно! Если мальчик встретит достойную женщину и неоспоримую леди, он в нее влюбится без памяти.

* * *

В тот же день к вечеру уже известный нам костлявый субъект пробирался через занесенный снегом задний двор графского особняка. Он прошел по чисто выметенной веранде, тихонько постучал и некоторое время ждал, переминаясь и ежась на холодном ветру. Старый Уильям, слуга на все случаи жизни, отворил дверь и вгляделся в посетителя. Хотя на веранде было темно, он узнал его и поспешно отступил с дороги.