Военно-медицинская акаМЕДия - Михаил Орловский

Над проблемой думали неделю. Затем два дня на формальности. Три на переезд. Пять на контейнер. Десять про запас. В общем, через месяц рапорт о выполнении приказа лежал на столе Верховного Славнокомандующего.

«Настоящим докладываем. Разжалован. Сослан. Назначен новый Начальник медицинской службы Орденоносного Краснознамённого (в прошлом) Северного флота».

Недоверчивый читатель может спросить: неужели такое бывает? Из-за какой-то пьянки убрать начмеда флота? Они там, на верхах, и похуже вещи творят и ничего! А я без стыда отвечу: бывает. Показательно. И ещё как. Ведь сам Славнокомандующий. Это вам не шавка в кепке. Э-ге-гей. Берегись!

Оставив в стороне юмор, я позволю себе завершить звёздную биографию полковника Давыпенко. Снятого старого начмеда действительно сослали и поставили на должность начальника факультета в славную Военно-медицинскую Акамедию. И дали квартиру. Тоже там же. На Боткинской. Но это уже оказалось за пределами рапорта.

Вот такое получилось понижение.

Всё-таки военная карьерная лестница — классная штука!

Лекция 61 О ВЫПУСКНОМ

— Доктор, что это у меня?!

— Спокойно. Раздевайтесь.

А-а-а!!! Что это у вас?

Нашему курсу уже было всё едино, какой у нас начальник факультета нынче правит балом. Хороший ли, плохой. Добрый или злой. Хромой или вообще никакой. Всё равно! То есть без раз-ни-цы.

Только ты не подумай, дорогой читатель, что мы не уважали старших. Нет. Фиолетовое отношение к начальству появилось как-то неожиданно. Раз — и оно здесь. Отношение это. Случилось подобное, скорее всего, из-за того, что через пару дней намечался великий праздник в истории (я не побоюсь этого слова) всей медицины. Приближался выпускной аккорд моего знаменитого курса.

Впервые после второго курса начистив бляхи на ремнях и ботинки на ногах (обувь, в отличие от ремней, чистилась постоянно. — Авт.) академики ожидали того светлого дня, когда им вручат дипломы о высшем образовании. Дополнительно к диплому ожидалось получение звания «ВРАЧ» и военно-морской кортик. Многие ребята шутили по данному поводу, говоря, что, дескать, кортик необходим в целях облегчения мук пациентов. Ведь доктор в первую очередь — это гуманизм и милосердие! В общем, праздник приближался, и все к нему готовились чем и как могли.

Наступил святой день выпускного. Посмотреть, как в медицинском мире происходит пополнение свежих голов, со всех уголков Царства съехалось бесконечное число родственников. Тут можно было встретить всех. И мам. И пап. И бабушек. И дедушек. И даже троюродных сестёр племянчатых тёток по материнской линии. Разве что ленивый не приехал. Кстати, ленивый действительно не приехал. Ведь ленивых как раз привезли.

На улице стоял наичудеснейший летний день. Парк Акамедии утопал в зелёной листве, заглушавшей шум автотранспорта, гулом лившийся с Боткинской улицы. Внутрипарковая трава блестела в лучах золотистого солнца. Академический пруд безмятежно дремал, вольготно раскинувшись в дальнем углу парка. Грунтовые дорожки, сливаясь друг с другом, вытекали на главную аллею, посредине которой возвышалась деревянная трибуна. Трибуна украшалась лозунгом «В добрый путь», государственным гербом и парочкой бархатных лент, весьма похожих на траурные. В этот день alma mater скорбела о потере своих питомцев, взращиваемых в течение долгих шести лет. На календаре цвела дата — 18 июня 2004 года.

Выстроившись в колонны как на параде, в новой униформе и накрахмаленных рубашках, мы ожидали появления нашего главного Академика, бесстрашного командира, начальника ВМедА, генерал-майора медицинской службы Юрия Леонидовича Шефченко. Он специально приехал на выпуск из столицы, где уже занимал пост Министра Здравоохренения. К сожалению, мы тогда не подозревали, что после ухода последнего из Акамедии нашу медшколу медленно, но уверенно начнут разваливать. Разбирать, так сказать, по кирпичику. В этот же день все наши мысли пахли чистотой и невинностью и о подкрадывающихся хапугах никак не ведали. Мы, будто юные птенцы, ожидали начала церемонии.

На трибуне выстроилось самое главное начальство. Рядом — просто главное. Сбоку среднее начальство. Заиграли фанфары. Замолчали родственники. Под музыку мимо строя торжественно пронесли знамя Акамедии. Знамённый с саблей, сопровождение с автоматами — всё как по Уставу. Барабанщик извергал дробь, надрываясь на славу. Под подобные раскаты вспоминались детские стихи Агнии Барто:

Левой-правой, левой-правой, на парад идёт отряд.На парад идёт отряд, барабанщик очень рад,Барабанит, барабанит полтора часа подряд.Левой-правой, левой-правой, барабан уже дырявый.

По окончании процессии и утихании барабанщика Юрий Леонидович начал официальную часть:

— Здравствуйте, военные медики! — поприветствовал он.

— Здравия желаем, тащ генерал-полковник! — проревел строй.

— Поздравляю вас с окончанием обучения и присвоения звания «ВРАЧ»!

— Ура-А-А! Ура-А-А! Ура-А-А! — троекратно проревели выпускники.

Далее пошли пожелания большого счастья и не меньшего карьерного и творческого (не стоит забывать, что медицина — это творческая специальность. — Авт.) успеха. Опосля этого господин начальник скомандовал:

— Внимание! Приготовиться к принесению клятвы «Врача России»! — К слову сказать, в нашем Царстве дают именно её, а не «Клятву Гиппократа», как многим думается.

И мы приступили. К принесению клятвы. Точнее, не все мы, а только часть. Некоторые товарищи, не возлюбив хоровое пение с детства, просто молчали. Ещё одна группа молчала по причине скептического отношения к клятвам и обещаниям (смотри третью часть повести).

Зачитав клятву, генерал Акамедии распорядился приступить к вручению дипломов, после чего сам спустился вниз, дабы лично передать парочку-другую свежих аттестатов совсем уже зрелости.

Командиры подразделений развели (в прямом смысле этого слова) своих подчинённых по местам вручения дипломов. Из закромов были вызволены тумбочки, кортики и прочее. С нацеленными на любимчиков фотоаппаратами поблизости нависли счастливые мамки и бабки. Постепенно, озвучивая фамилии, раздали дипломы и кортики и пожали всем руки. После, зацелованные близкими, академики вернулись обратно в строй. У кого-то уже оторвали звезду, у кого-то порвали ремень — в общем, все были счастливы. И здесь, после обниманий, наступила заключительная часть парада.

Заключительная часть парада — это не что иное, как прохождение строем перед трибуной. Правильным строем. Ровным. С наличием строевого шага. Вот идёт «коробка», и на счёт «и раз» все вытягиваются смирно и не дёргают руками (хотя иногда, от волнения, кто-нибудь обязательно чем-нибудь помашет). Головы к трибунам. В глазницах — счастье. Почти не дышим. Руки прижаты! (Я вам повторяю.) В конце же трибуны можно расслабиться и на счёт «и два» запустить руки в пляс (если можно так сказать) и из них в воздух швырнуть заранее собранные (не на вокзале!) монеты. Красота.

Кинув монеты и не угодив ими ни в кого из начальства (вновь сработал главный принцип медицины), академики плавно расходятся для проведения торжественной части выпускного вечера.

Торжественная часть выпускного вечера у всех осуществлялась по-разному. У кого с роднёй, у кого с женой, а у кого и сиротой. Однако у большинства академиков итоговая часть выпуска оказалась заказана заранее и справлялась в каком-нибудь заведении общественного питания. Так и два наших взвода, в объёме шестьдесяти человек, поехали в ресторан на Невский проспект.

Вот часто говорят, что Невский проспект самый древний в городе и много чего на своём веку повидал. Но мне всё же думается, что подобного выпуска Акамедии, как наш, даже он не видывал.

Разумеется, отмечание выпускного, как и положено, было предварительно удобрено заказом чрезмерного количества горячительных напитков. Такого количества, что казалось, как в последний раз. Да и событие подобного масштаба случается единожды в жизни. Тогда никто и не подумал, что после интернатуры будет ещё один подобный выпускной, и в этом ещё одна прелесть Акамедии. Хотя, положа руку на Устав, надо сказать про часть сокурсников, не пошедшую в интернатуру. Эта группа специального назначения поехала сразу на флот.

Итак, ресторан. Вечер. Гулянка. Уже галстуки развязаны, звёздочки в стаканах, рубашки в салате. Но тосты не кончаются, и звон бокалов (это если красиво), а в простонародье — рюмок, продолжает заливать банкетный зал. После вливания очередной порции спиртного (а после десяти рюмок — это уже именно вливание, а не питьё) Павлику и стало плохо. Настолько плохо, что он сполз на пол, его желудок вернул всё съеденное, и академик активно заспешил потерять сознание. Первый подобное безобразие заметили Сашка и ещё двое академиков.