Клеймо на душе - Ольга Вадимовна Горовая

Но только до того мгновения, как Дан, вспылив, ухватил ее за плечи (аккуратно, помнил про тату)… Твою ж налево! Дыхание в груди сперло у обоих, по ее глазам увидел и понял! Такое чувство, что замкнуло между ними дугой кобальтового пламени, выбило пробки, от одного этого простого прикосновения даже не кожа к коже! Как разряд тока через тела пропустили, причем такой мощности, что спаял, не разлепиться.

Дан не может от нее своих рук отнять, и Юля… Ее, как подкинуло, притянуло к нему. Сам Дан и дернул на себя, если честно, пусть и не осознав, когда и как, в какое мгновение они уже впритык, так плотно прижаты, что и воздуху нет места между ними. А Юля… начав вырываться в первое мгновение, тут же притихла, прижалась к нему, тесно и горячо, как утюгом ошпарив Дана своим немедленным откликом и самим ощущением жара этого тела, мучившего его каждую ночь в снах и наяву, какой-то новой, неведомой до сегодня, потребностью.

Застыли.

Замерли, уставившись глаза в глаза. Никакого игнора уже, и она его точно видит, слушает, воспринимает так же, как Дан сейчас всей своей сутью только на Юле и сосредоточен. Потому что он дрожь ее тела ощущает, передающуюся на каждую его мышцу, словно у них одна система, одна дуга, по которой нервные импульсы растекаются, будоража тела, просто не видели и не понимали раньше этого.

Молчат. Не договаривались, не продумывали никакого такого плана, а будто моментально сообщники. И одна цель, одно желание на двоих — ближе! А еще нужда это спрятать, от других утаить! Каждый прислушивается к тому, что в огромной квартире происходит: где-то родители ходят, приглушенные реплики слышны сквозь перегородки и стенки, какой-то шум с улицы доносится. А Дан и Юля, кажется, ничего так явно не слышат, как внезапно потяжелевшее, хриплое и шумное дыхание друг друга. Подмечают все: и румянец, вдруг вспыхнувший на скулах, не стеснения, жажды и возбуждения, отражение этой тяги, что в себе не замечали до последней секунды; и дрожь в пальцах, которыми цепляются друг за друга… будто потеряются, если отступят сейчас; и пульс, что и у него, и у нее в ушах грохочет громче любого набата. Никогда не пробирало Дана вот так!

— Малая, — тихо и немного растеряно от всего, чего не ожидал вот настолько прочувствовать, сипло выдохнул Дан, вроде как еще ближе притянув Юлю к себе. Хотя куда больше?! И так же будто продолжение его собственного тела уже. — Не бесись, поговори со мной, — попросил тихо, пытаясь ей в глаза заглянуть, понять, о чем Юлька думает. — Я ж, блин, серьезно, вообще тебя обидеть не хотел! — где находил силы, чтобы слова получались завершенными и четкими, понятия не имел.

Дан будто пульсировал всем телом, самой сутью с каждой секундой все сильнее. Внутренний мандраж такой, словно педаль в пол и скорость на полную, несется по дороге, наплевав на знаки и светофоры… Почти свист этой скорости в ушах слышал. Или это его нежданная и совершенно непланируемая жажда по Юле?..

Она медленно запрокинула лицо, впилась в него взглядом, каким-то слишком напряженным и совсем непонятно-весомым, как для восемнадцатилетней девчонки. Пытаясь понять, что за мысли стоят за этим взглядом, он даже не сразу осознал, насколько крепко и цепко сама Юля сжимает его плечи своими руками, как плотно приблизилась, словно сама хочет стать с ним едины целым.

И вдруг, до того, как Дан отреагировал бы, Юля резко привстала на носочки и прижалась чуть приоткрытыми губами к его рту… А хотел ли он как-то реагировать, кроме самого первого и максимально естественного отклика, что и дал ей, сжав руки у Юли на спине и приподняв, чтоб самому в ее рот впиться сильней?! Вот честно?

Между ними так и не было ничего сказано, если не считать эквивалентом слов ломающееся дыхание, с хрипом вырывающееся у обоих. Какие-то жадные, почти жесткие касания пальцев к коже, потому как моментально пробрались оба друг к другу под кофты, и Дан дразнит, по тонкой коже над позвонками ведет, надавливает, царапает, будто пересчитать их хочет, зная, что заводит этим сильнее Ким. Но ведь и сам ею не то что заведен, в секунду раскален до температуры плавления металла!

Уже не слышат ничего: ни шума улицы, ни разговоров родителей. Даже нет уверенности, что все еще внутри квартиры! Обоим кажется, что вся вселенная — эти пятьдесят сантиметров пространства вокруг них, и надо как можно больше, сильнее прижаться, чтобы втиснуться, иначе умрут оба, исчезнут… Откуда такая дикая, невыносимая потребность?! Что за наваждение нашло?! А приходить в себя — никакого желания нет!

Грудь ходуном ходит, раздувая горящие легкие. То ли потому, что его тело к ней каждой своей клеткой прижаться сильнее хочет, то ли от того, что воздуха в этой их микровселенной практически нет. Страсть сожгла, выпалила.

Впивается в ее рот так, будто вообще никогда не целовал никого, и сейчас пытался наверстать все упущенное! И по барабану, что ее ногти ему под футболкой красные полосы оставляют, царапают, впиваются до боли, рисуя метки… будто они уже трахаются, закрывшись в комнате от всего мира, а не торчат на пороге кухни, не в силах оторваться от губ. И правда же, он ее почти имел языком, поглощал, выпивал, своей делал, вырывая из горла Юли тихие, придушенные стоны… Но и она его вокруг своих пальцев обвила, сейчас позволил бы ей все, что угодно… Крепко взяла в оборот. Черт! Да он уже готов был вжать ее в стену, задрать эту чертову толстовку и впиться жадным ртом в грудь, кусая и облизывая соски! Пах пылал! Все тело горело, моментально придя в боевую готовность. Желая эту девушку, нуждаясь в том, чтобы сделать ее только своей, понаставить меток зубами, засосами, алчными пальцами! Стянуть с нее штаны и…

Но в этот момент, так же внезапно, как и начала, Юля вдруг назад подалась. Дернулась.

А Дан… Он никогда не удерживал женщин силой. Никого и ни к чему не принуждал, как бы сильно именно в эту секунду, конкретно с ней, не захотелось бы послать свои принципы лесом, ведь чувствовал, что Юля хочет его не меньше!

Но нет. Разжал пальцы, позволив ей сделать в сторону шаг, хотя кровь в ушах гремела так, что в пору оглохнуть. И перед глазами пелена, кроме Юли не видит ничего толком… И у