Подарок мертвеца - Шарлин Харрис

Должно быть, это было очень трудно, — сказала я, пытаясь говорить и ласково, и в то же время ободряюще.

Так и было, — просто ответил Виктор. — Мои отметки в школе покатились в тартарары. Я скучал по сестре, и все было очень плохо. Мой папа продолжал работать, а мама обычно вставала и пыталась навести чистоту в доме, или заняться готовкой, или просто пообедать с подругами, но она все время плакала.

Когда теряешь члена семьи, это все меняет, — сказала я, что было просто бессмысленно.

То, что с тобой делает внезапное исчезновение сестры, даже приблизительно не опишешь словами «все меняет», я это хорошо понимала. Но мне становилось все любопытнее, к чему ведет Виктор. Это любопытство побуждало меня всячески смазывать Шестеренки беседы, чтобы он продолжал говорить.

— Да, — просто ответил мальчик. — Изменений было завались. — Казалось, он взял себя в руки. — Вы знаете, тем утром… Тем утром, когда она… исчезла.

Мм?

Мой папа был неподалеку, — выпалил Виктор. — Я заметил его машину в паре кварталов от дома.

Я не выпрямилась и не завопила: «О господи!», но мне пришлось приложить усилие, чтобы остаться в прежней непринужденной позе.

Да? — совершенно спокойно переспросила я.

Да, потому что… я имею в виду… я ведь пошел на тренировку по теннису, — сказал Виктор. — Но после этого мой друг, который был у меня в Нэшвилле… В смысле, это было совсем не то, что с Барни, но у меня и вправду был там друг, и мы с ним слегка перепихнулись, а потом мне нужно было принять душ, и я подумал, что поеду домой, но когда я миновал дом, то увидел, как папина машина остановилась у светофора в паре кварталов, и решил, что он может что-то заметить. Я имею в виду — что там вообще было замечать? Но вы же знаете, какие они, родители, — пожал плечами Виктор. — Поэтому я просто отправился обратно в парк и покидал мячик, встретился с несколькими друзьями, которые пришли поиграть. Теннисные корты были всего в десяти минутах от дома, и я даже припарковался на том же самом месте, когда вернулся, поэтому мне было легко сказать, что я вообще не уезжал.

Мы оба были потрясены этим маленьким отчетом.

Конечно, я не мог ничего этого рассказать, продолжал Виктор.

Я понимаю, что это было бы трудно — оказаться впутанным в такое, — сказал Толливер.

Да, знаете, одно цепляется за другое, и тогда мне пришлось бы им все рассказать. Обо мне.

А мир, конечно, вращался вокруг Виктора.

Итак, они еще не знают, — заметила я.

О господи, нет!

Виктор и Барни посмотрели друг на друга.

С папой и мамой случилась бы истерика.

Моя мама относится к этому нормально, и это потрясающе, — заявил Барни.

Я была рада, когда он подтвердил, что тоже владеет голосовыми связками.

Вообще-то я имела в виду другое, но Виктор, конечно, истолковал мой вопрос по-своему.

Ты уверен, что это была машина твоего отца? — спросил Толливер. — Совершенно уверен?

Да, уверен, — ответил Виктор таким тоном, как будто его приперли спиной к стене и против него была целая армия. — Конечно, чувак. Я знаю машину отца.

Раньше я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь называл Толливера «чувак», и даже при данных обстоятельствах слегка наслаждалась этим.

Он сам сидел за рулем? — спросила я Виктора.

У него «лексус гибрид», — ответил тот. — «Лексус» цвета бамбуковый перламутр с кожаным салоном цвета слоновой кости. Мы искали на веб-сайте неделю, прежде чем заказали эту машину.

Итак, машина эта особенная. Ее нельзя спутать со многими другими машинами. Я испытала горькое разочарование: как будто любимая выставочная собака вдруг повернулась и укусила меня.

И ты никогда его об этом не спрашивал? — поинтересовалась я, не в силах скрыть удивление. — Получается, что твой папа мог похитить твою сестру, ты все время об этом знал, однако никому ничего не рассказал.

Виктор багрово покраснел. Барни посмотрел на меня с открытой враждебностью.

Ты ведь понимаешь, — продолжала я, поскольку они молчали, — из твоих слов следует, что твой отец солгал насчет того, где он находился. И из твоих слов почти наверняка следует, что он схватил твою сводную сестру, свою дочь, и убил ее.

Виктор поднял голову, чуть было не заговорил, его губы шевелились. Он был так молод, пребывал в таком смятении, что травить его почти доставляло мне боль, но я должна была это сделать.

Оставьте его в покое, — сказал Барни.

Его большие руки, гладкие, без шрамов, сжались в кулаки.

Вик прошел из-за этого через ад. Он знает, что его папа не мог сделать ничего подобного. Но он видел машину и не может этого забыть. Вы не знаете, каково это.

Вообще-то я знала, каково это, знала очень хорошо.

Итак, Виктор, ты дал нам эту информацию — зачем? Чтобы мы пришли в такое же смятение, как и ты?

Лицо Виктора не могло покраснеть еще больше, и ему пришлось искать причину, почему он сбросил свою ношу на нас после того, как молчал больше года.

Я думал, — мучительно начал он, — я думал, что вы узнаете, кто ее убил. Сможете увидеть, кто это сделал. Я не мог обо всем рассказать. Я ведь уже говорил: тогда мне пришлось бы сказать, что я был дома, хотя я говорил, что не был, и… я боялся.

Как ты мог жить в одном доме с ним все эти месяцы? — спросила я из чистого любопытства.

Я не видел его.

Виктор боролся с тем, что ему хотелось сказать.

Я видел машину. Я не видел его лица, не говорил с ним, просто видел машину. Есть и другие «лексусы» в мире… например, у моего дедушки. И по соседству их много. Мы жили в очень милом пригороде.

Но ты как будто убежден, что то была машина твоего отца.

Просто потому, что машина находилась в таком месте. Так близко от нашего дома и в такое время, что я подумал: «Это папа». Ведь дедушка был в Мемфисе, а мы — в Нэшвилле.

Толливер выпрямился в кресле и озадаченно посмотрел на меня.

И как нам теперь быть? Что-то, какая-то маленькая деталь в то время убедили этого проклятого мальчишку, будто он видел в отцовской машине отца. Он в этом не сомневался. Но теперь он говорит, что вообще-то не видел водителя. А вокруг имелись и другие жемчужного цвета «лексусы». Я почти возненавидела мальчика за то, что он взвалил на нас груз бесполезных знаний.

Виктор, похоже, почувствовал себя лучше, рассказав нам эту историю. По его ерзанью я поняла, что он приготовился умчаться со своим любовником на запятках. Это снова меня рассердило, но я боролась с гневом. В конце концов, у меня нет никакого права избивать мальчика в кровь только потому, что тот поведал секрет, который должен был рассказать сразу.

Резкий стук в дверь заставил меня подпрыгнуть. Два мальчика очень встревожились, и я поняла, что никому из семьи Виктора неизвестно, где он. Я начинала думать, что наш номер стал домом родным для любого, кто был хотя бы отдаленно связан с исчезновением Табиты Моргенштерн.