Убить фюрера - Олег Курылев

Однако высказывать всё это вслух своему компаньону (а теперь даже соратнику) Каратаев не собирался. Пускай сначала поможет вернуть «нашего Альфи», а там посмотрим. В одном он прав: в Гитлере заложен чудовищный потенциал борьбы. Власть — смысл его жизни. И они с Нижегородским знают об этом за десять лет до того, как это начнут понимать остальные.

Но плыть в Америку им не пришлось. Через три дня Нижегородский сообщил вернувшемуся с прогулки Каратаеву новость:

— Фюрер в Германии, так что наш вояж отменяется. Я попросил барона проверить по своим каналам несколько крупных городов. Просто так, на удачу. И, представь себе, наш Альфи тут же нашелся в Берлине.

От неожиданности Савва сел.

— Давно он приехал?

— Почти полгода. Живет под своим именем. Таскается с пухлой папкой рисунков «Титаника» по редакциям журналов, но, видно, без особого успеха.

— Его нужно привезти сюда, — твердо заявил Каратаев.

— А если заупрямится?

— Делай что хочешь, Вадим, но это твоя задача. Ты обещал, да и опыт у тебя уже имеется.

Нижегородский почесал в затылке.

— Ладно. Изобразим на этот раз ценителей его творчества.

Через несколько дней в Берлине Нижегородский встретился с бароном и получил от него адрес «болтуна», как прозвал Гитлера привлеченный к его розыску один из агентов полиции.

— Чем вас заинтересовал этот господин? — спросил фон Летцендорф. — Мой человек «случайно» встретился с ним на улице, заговорил и в ответ выслушал целую лекцию. При этом он так и не смог толком объяснить, о чем была эта лекция.

Вадим рассмеялся.

— Тогда это точно он.

В тот же день Вадим подкараулил Гитлера возле его дома в Шарлоттенбурге. Тот снял небольшую квартиру на Лейбницштрассе, недалеко от театра Фридриха Шиллера. Не комнату, а целую квартиру, что свидетельствовало о наличии у фюрера свободных денег.

— Вы?!

— Я.

Они некоторое время молча смотрели друг на друга. «Не утонул», — думал Нижегородский, разглядывая нисколько не изменившегося Гитлера. Тот же клочок жестких усов, подпирающих широкий нос, те же слегка навыкате голубые глаза, блестящие так, словно в них только что закапали глицерин. Даже одежда почти не изменилась: черный смокинг, серые обвислые штаны, белая рубашка с высоченным воротом под подбородок и широким галстуком.

— Ваш «Титаник», господин адвокат, чуть не погубил меня, — первым нарушил молчание Гитлер. — Но я не в обиде на судьбу. Мои рисунки гибели еврейского парохода напечатали во многих журналах, а оригиналы вывесили в крупных учреждениях.

— А я вас разыскивал, Адольф, — соврал Вадим, жестом предлагая пройтись. — Зачем вы назвались другим именем?

— Я побоялся, что и второй пароход, тот, что нас подобрал, может утонуть. Если уж пошел ко дну один, то где гарантия, что так же не поступит и второй? Поэтому, когда нас опрашивали на борту «Карпатии», я решил обмануть судьбу, а позже взял часть отцовской фамилии в качестве псевдонима. Между прочим, никакого родственника в Америке у меня не нашлось. Я несколько раз давал объявления в газету и даже обратился к услугам частного сыскного агентства…

— Дело прошлое, Адольф, — решил увернуться от скользкой темы Нижегородский. — Ваш дед умер в ту самую роковую ночь, даже не упомянув вас в завещании. Что ж, бывает и так, — Вадим сочувственно вздохнул. — Я же ищу вас потому, что ваши пронзительные зарисовки катастрофы произвели неизгладимое впечатление на одного человека. Он хочет познакомиться с автором и что-нибудь приобрести.

Гитлер, интерес к рисункам которого к тому времени почти совершенно пропал, оживился.

— Кто это?

— Один писатель из Мюнхена. Между прочим, хороший знакомый доктора фон Либенфельса, ценитель искусства, историк и расовед.

— А где он сейчас?

— У себя дома.

— Вы предлагаете мне ехать в Мюнхен?

— Но вы же сами, помнится, мечтали жить на Изаре. Это центр немецкого искусства, да и тамошний климат гораздо полезнее для ваших легких, нежели берлинский. Я сведу вас с интересными людьми. Хотите контрамарку на все оперы и концерты фестиваля в Байройте? Вы ведь любите Вагнера? Я познакомлю вас с его сыном. Кстати, в Мюнхене один мой знакомый портной как раз сдает комнату. В конце концов, если вы испытываете затруднение с деньгами, то я одолжу по старой памяти.

Через три дня Нижегородский посадил Гитлера на поезд, дав ему их мюнхенский адрес и ссудив небольшой суммой денег. Сам же уехал в Бремен, откуда отплыл в Англию.

Вернувшись на континент в середине августа, Вадим, не заезжая в Мюнхен, отправился в Кольмар. На эльзасских винодельнях фон Летцендорфа как раз заработали две только что привезенные разливочные машины. В новенькие бутылки необычной приплюснутой формы устремились первые сотни литров вина прошлогоднего урожая.

«Золото Рейна» и впрямь получилось насыщенного желтого цвета с легким охристым оттенком. Чуть желтоватое стекло и золоченый целлулоидный стаканчик на горлышке подчеркивали общий цветовой замысел. Большую часть белой лакированной этикетки занимало цветное фотографическое изображение грозди белого винограда, окруженное объемным золотым кольцом.

— Это кольцо нибелунгов, выкованное гномами для Альбериха, — пояснял позже Нижегородский Каратаеву. — Первые пятьдесят тысяч бутылок я привезу в Байройт на Вагнеровский фестиваль.

Его затея полностью себя оправдала. В течение трех недель фестиваля, когда в Фестшпильхаусе, единственном в мире театре одного композитора, сменяя друг друга шли оперы «Золотое кольцо», «Парсифаль», «Риенци» и другие произведения Рихарда Вагнера, во всех ресторанах и кафе Байройта, начиная с театрального буфета, шло нарасхват новое немецкое вино. Этому способствовали красочные рекламные листки, вывешенные в витринах, а также несколько устроенных Нижегородским презентаций с бесплатным дегустированием. Уже через неделю «Золото Рейна» стало изюминкой музыкального праздника. Слава о нем быстро распространилась за пределы Байройта и Баварии, а его дефицит только подогревал желание рестораторов сделать закупки. Добрая сотня сомелье[31] вереницей потянулась в Кольмар заключать контракты. Не осталась в стороне и пресса. Выход в свет нескольких особенно хвалебных статей, расписывающих достоинства нового белого вина, был загодя профинансирован Нижегородским. Даже в солидном медицинском журнале в эти дни появилась статья, утверждающая особую полезность белых вин, после которых легче дышится, поскольку они стимулируют кислородный обмен легких.

Одновременно с этим на винный рынок Германии началась поставка полусладкого вермута «Роршвир». Та же гроздь желтовато-зеленых ягод на белой этикетке, но меньших размеров и без кольца указывала на его родство с эльзасским брэндом. Винтовая же пробка и дополнительная наклейка сзади, повествующая о многообразии тщательно подобранных компонентов и ароматов, привлекли к аперитиву не меньшее внимание. На винных ярмарках во Франкфурте-на-Майне, Вюрцбурге и Штутгарте он получил первые призы, быстро исчезнув со всех складов, оставаясь только в рекламных горках витрин.

Сотни бутылок, упакованных в нарядные картонные пеналы, были направлены ко всем четырем королевским дворам в качестве бесплатного презента. Нижегородский распорядился послать по ящику вина во все шестьдесят девять замков кайзера, включая новый, в эльзасском Урвилле. Все знали, что Вильгельм горой стоит за отечественный продукт, предпочитая сект, пиво и скат[32] шампанскому, бордо и преферансу. По три ящика «Рейнского золота» получили имперский канцлер и некоторые члены правительства, а также губернатор Эльзас-Лотарингии граф Ведель и военный губернатор Эльзаса генерал Деймлинг. Учитывая особую щепетильность барона фон Летцендорфа и в связи с его парламентской деятельностью, его имя при этом не упоминалось.

— Начало положено, — потирал руки Нижегородский. — Самое главное, Саввушка, что вино действительно получилось неплохим.

— Ты лучше признайся честно, Нижегородский, сколько мы потеряли на этой эпопее? — попытался охладить излишнюю радость компаньона Каратаев.

— Брось, Савва, я не подсчитывал, — соврал Вадим. — Уже в следующем году, я тебя уверяю, мы добьемся правительственной субсидии и экспортных льгот. Вот тогда и задавай свои каверзные вопросы.

Однажды, незадолго до сбора нового урожая, приехал Конрад. Как всегда, он привез несколько бутылок «Золота Рейна» из новых партий.

— Это, герр оберуправляющий, с южного склона того косогора, где лютеранская церковь, — пояснял винодел в столовой за завтраком, — а это семнадцатый участок, тот, что ближе к реке.

Нижегородский налил в бокал вино и сделал глоток. Конрад продолжал что-то говорить, но неожиданно Вадим жестом руки заставил его замолчать. Он снова сделал глоток и поморщился. Потом попросил открыть другую бутылку и наполнил другой бокал. Пробуя поочередно то из одной рюмки, то из другой, он становился все озабоченнее.