Заря Айваза. Путь к осознанности - Ж. Славинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поднялась еще одна рука.
— Джек, начинай.
Пятидесятилетний человек с седеющими волосами и в полосатом костюме взял микрофон у ассистента и, сделав глубокий вдох, сказал:
— Знаете что, господин Акерман, человеку нужно во что-то верить.
— Это еще одно из ваших дурацких убеждений, Джек.
Джек посмотрел на все эти лица, что были обращены к нему, и продолжил:
— Человек уже перестает считаться человеком, если не верит в справедливость, правду... Бога.
— Еще одно убеждение, Джек.
— Но вы также строите убеждения, — заявил он и показал указательным пальцем на Акермана, ища при этом глазами поддержку от других участников. — Вы полагаете, что все убеждения разрушительны.
— Кто такое говорит?
— Я, это же очевидно.
— Очередное твое убеждение и причина, из-за которой твоя жизнь поглощена хаосом.
— Скажите перед всеми, разве все эти убеждения не являются ошибочными для вас?
— Нет, наивный ты кретин.
— Тогда вы верите, что большинство убеждений никчемны?
— Никак нет!
— Тогда во что вы верите?
— Ни во что. Я пытаюсь до вас это донести вот уже последние два часа. У меня нет убеждений, у меня есть сыр!
— Но вы же верите в факты и вымыслы.
— Нет, и в них я не верю. Я беру сыр.
— Ну, тогда вы опять играете словами.
— Точно, Джек. Я всего лишь играю со словами, и в моей жизни все в порядке. Вы верите в слова, и они играют с вами. Вот поэтому, Джек, ваша жизнь ничего не стоит. Там нет сыра, Джек.
— Я не понимаю.
— Конечно, ты не понимаешь, Джек, это нормально — не понимать. — Впервые на лице Акермана появилось что-то похожее на улыбку. — Только подумайте, в какой скукоте ты бы провел остаток времени на АСТ, если бы это понял.
Время неумолимо шло, и никто из нас не знал, какое время суток царило на улице. На стульях становилось больно сидеть, усиливалась боль в спине и шее. Животы урчали, мочевые пузыри были наполнены до предела, а во ртах царила засуха. Нас одолевали сонливость и немота, мы сидели с полуоткрытыми глазами. Когда кто-то закрывал глаза, даже на секунду, Акерман как ястреб замечал это и кричал: «Глаза должны быть открытыми! Можете спать, но глаза должны быть открытыми!» Как и все остальные, я потихоньку начал думать, что он был недосягаем для нас. Неважно, какие пустые и скучные доводы приводили участники, Акерман внимательно следил за ними, его внимание было острым, как только что выкованный серп. Он не только слышал слова, но и безошибочно распознавал эмоциональный фон, с которым они поступали. Он разносторонне подходил к понятиям, выворачивал комментарии наизнанку, как пару носков, в то время как участники погружались все глубже и глубже в туманную неясность. Казалось, что этот день никогда не пройдет. «Ответственность» большими буквами было написано Акерманом на доске.
— Вы понимаете, что вы ответственны за свои переживания? Конечно, нет! Вы не в силах уловить это. Поэтому ваша жизнь пребывает в глубоком дерьме.
Реакции не последовало, затуманенность спеленала сознание двухсот пятидесяти человек, лица которых оцепенели. Было уже поздно, и каждый из нас хотел скорее покончить с этим.
— Не спать, смотреть сюда! — кричал Акерман. — С этого момента вы должны взять ответственность за общение, так как мы изучаем его, так? Мы общаемся. Когда я общаюсь, я несу ответственность за то, как вы меня поймете. С другой стороны, вы несете ответственность за то, как вы поймете меня, и, что более важно, вы несете ответственность за любые добавления или упущения из того, что я вам сказал. Вот Мэри-Энн назвала меня ужасным грубияном. Я понимаю это. Допустим, я почувствовал себя оскорбленным и разозлился. Если у меня появились эти чувства, значит, только я ответствен за них, так как добавил их я. Она передала мне слова, но не гнев. Злобу я создал сам!
Его большие голубые глаза наблюдали за нами с подиума, дожидаясь реакции группы из двухсот пятидесяти человек.
— Я вас много раз называл кретинами. Осмыслите мое сообщение и посмотрите, добавили ли вы к нему что-то еще: гнев, ярость, обиду? Вы цепляетесь за все, что относится к вам. Ваша дерьмовая натура так вас устроила — вы похожи на роботов, которые по нажатию кнопки действуют тем или иным образом. Вы почувствовали обиду из-за того, что я вас назвал кретинами. Отлично! Обида порождается и в счастливых семьях. Главное в том, что она идет от вас, а не от меня. Я только посылаю вам слова «вы — кретины», и больше ничего. Все остальное — дело ваших рук. Кто еще, как не вы, несете за это ответственность?
Никто не проронил ни слова, ни одна рука не взмыла в воздух, все им сказанное, казалось, не поддавалось сомнению, никакой аргумент не мог пошатнуть его утверждения.
— Сейчас мы будем работать над одним процессом, — спокойным голос промолвил Акерман. — Когда мы закончим работать над ним, у вас будет перерыв, и вы сможете сходить в туалет, что-то перекусить и выпить, — вздох облегчения пронесся по всему залу. — Процесс называется «Нахождение пространства в собственном теле и расслабление». Я хочу, чтобы вы тщательно поработали над этим, а не просто делали вид, что работаете, чем обычно вы занимаетесь в реальной жизни. Понимаете?
Пятнадцать минут он разъяснял нам подробно, в чем заключался процесс, возвращался пару-тройку раз к некоторым вещам, подчеркивая важность элементов процесса. Это было похоже на одно из тех упражнений по расслаблению, что даются на многих семинарах и в некоторых книгах, но Акерман вел себя так, словно он открывал участникам некую тайну.
Процесс длился чуть более получаса. Поначалу я испытывал некоторые трудности в работе с ним, так как то и дело думал о еде и апельсиновом соке. Постепенно процесс начал захватывать меня, я стал забывать о своем теле. Громко стонущий и плачущий сосед то и дело отвлекал меня. Я пару раз напрягался из-за мессианского хвастовства Акермана, однако должен признать, благодаря тому, что Акерман вел процесс, он проходил более интенсивно и усиленно, чем если бы мы проводили его в одиночку. По окончании от чувства голода и жажды не осталось и следа, только мочевой пузырь требовал похода в туалет.
Когда я вернулся на место, Акерман уже сидел в своем кресле. Он с энтузиазмом смотрел на то, как участники наполняли зал, словно ему было невтерпеж продолжить. Должен кое-что здесь прояснить — он честно заработал каждое полученное им пенни. За перерыв он переоделся, и теперь на нем была бело-голубая рубашка в полоску.
— В АСТ существует несколько аксиом. И, как вы уже знаете, они представляют очевидную истину. В конечном счете, в конце тренинга вы будете думать именно так. Пока же вы не подготовлены к этому. Человек, не видящий очевидного, — глупец. Понимаете меня? — Он взял мел и большими буквами на доске написал: «Вы — совершенны». После чего посмотрел на нас с приподнятой бровью. — Это и есть первая аксиома АСТ. Каждый из вас прекрасно укомплектован, однако некоторые барьеры мешают вам ощутить это.
Следующая аксиома как раз относится к этим барьерам, мешающим вам ощутить ваше собственное превосходство. Она гласит: «Сопротивление порождает неисчезаемость». Сопротивление порождает неисчезаемость переживания.
Он написал эти слова на доске под первой аксиомой и, подняв белый от мела указательный палец, посмотрел в левую и правую стороны зала.
— Этот необычайно простой факт влияет на вашу жизнь чрезвычайно сильно! До тех пор, пока вы сопротивляетесь различным ощущениям, они продолжают существовать. Единственный способ избавиться от ощущения, будь то эмоция, боль или что-то еще, — принять его. Это не значит, что его нужно игнорировать, делать вид, что его нет, или убеждать себя в том, что оно не там, как поступают люди, занимающиеся самовнушением или каким-либо другим похожим дерьмом. Игнорировать что-то, значит сопротивляться чему-то, а каждое сопротивление порождает неисчезаемость. Усекли?
— Шарлотта, возьми микрофон, — обратился он к женщине, поднявшей руку. Это была сорокалетняя женщина с толстым слоем косметики на тощем лице, во внешности которой чувствовалась некая раздражительность. Она несколько раз быстро моргнула и сказала:
— Всю свою жизнь мне говорили, что люди должны контролировать свои негативные эмоции. Разве это не означает, что мы должны встретиться с ними лицом к лицу и изменить их?
— Да, это означает именно это. И ты знаешь, Шарлотта, что это ни черта не помогает. Люди сопротивлялись столетиями, пытаясь контролировать их, но успеха это так и не принесло. Слушайте, люди! Это парадокс, который к тому же еще и неприятен. Попытка что-либо изменить в большинстве случаев приводит к неисчезаемости. Если вы испытываете гнев и пытаетесь его подавить, то он продолжит существовать. Либо в той форме, в которой он был, либо в обновленной. Если вы напряжены и пытаетесь расслабиться, вы все равно будете напряжены. Если у вас болит голова, и вы попытаетесь этому сопротивляться, то голова от этого не перестанет болеть. Это понятно?