Рассказы о пилоте Пирксе. Фиаско - Станислав Лем

На пересечении главного коридора с бортовым он услышал в вентиляционном отверстии звуки шагов и приложил ухо к решетке. Звук, искаженный эхом стального колодца, шел снизу. Пиркс оттолкнулся от решетки, с минуту плыл ногами вперед, потом по ближайшему вертикальному проходу попал на корму. Шаги зазвучали громче, замерли, послышались снова. Автомат возвращался. Пиркс поджидал его под самым потолком высокого в этом месте коридора. В глубине коридора скрежетали шаги, потом звук исчез. Пиркс начал терять терпение, но шаги возобновились, из прохода вынырнула длинная тень, и вслед за ней показался Терминус. Он прошел под Пирксом так близко, что было слышно биение его гидравлического сердца. Терминус сделал еще несколько шагов, остановился и издал протяжное шипение. Потом он качнулся вправо и влево, будто кланяясь железным стенам, и двинулся дальше. У темного входа в боковой коридор робот снова остановился. Заглянул туда. Протяжное шипение повторилось. Пиркс поплыл вслед за громадной фигурой.

— Ксс, ксс… — слышал он все отчетливее.

Терминус опять остановился перед очередным вентиляционным колодцем и попытался просунуть голову через решетку. Потерпев неудачу, он зашипел, медленно распрямился и заковылял дальше. Пирксу это надоело.

— Терминус! — крикнул он.

Автомат, как раз наклонявшийся, застыл, не окончив движения.

— Слушаю, — сказал он.

— Что ты опять тут делаешь?

Пиркс всматривался в приплюснутую металлическую маску, хотя она не была лицом и по ней нельзя было ничего прочесть.

— Ищу… — ответил Терминус. — Ищу… кота.

— Что?!

Терминус начал выпрямляться. Он вытягивался вверх — медленно, чуть поскрипывая суставами, в его движениях чудилось нечто угрожающее; руки автомата безвольно свисали, словно он забыл о них.

— Ищу кота, — повторил он.

— Зачем?!

Терминус с минуту молчал, застыв, как железная статуя.

— Не знаю, — ответил он тихо, и Пиркс смутился.

Мертвая тишина, тусклый свет ламп, заржавевшие рельсы грузового пути и закрытые ворота делали коридор похожим на штольню заброшенной шахты.

— Хватит, — сказал наконец Пиркс. — Возвращайся к реактору и не выходи оттуда. Слышишь?!

— Слушаю.

Терминус повернулся и ушел. Пиркс остался один. Поток воздуха миллиметр за миллиметром сносил его, висящего между полом и потолком, к открытой пасти вентилятора. Он оттолкнулся ногой от стены, свернул к подъемнику и помчался вверх, минуя по дороге черные зевы колодцев, из которых, словно тиканье огромных часов, доносились слабеющие, удаляющиеся шаги автомата.

Пять следующих дней Пиркс был поглощен математикой. При каждом новом включении реактор грелся все больше, а толку от его работы становилось все меньше. Боман предполагал, что нейтронные отражатели доживают свой век. Это подтверждала и медленно, но неуклонно возраставшая утечка. Пиркс проделывал сложнейшие расчеты, стараясь правильно дозировать время тяги и охлаждения. Когда реактор простаивал, Пиркс перебрасывал криоген с бортовых трюмов в кормовые, где стояла настоящая тропическая жара. Это бесконечное лавирование требовало терпения — Пиркс часами просиживал у Вычислителя и методом проб и ошибок искал наилучшее решение. В результате они прошли сорок три миллиона километров с ничтожным опозданием. На пятый день полета наперекор пессимистическим предсказаниям Бомана они развили нужную скорость. Реактор теперь мог остывать до самой посадки — выключая его, Пиркс вздохнул с облегчением. Пилотируя эту старую грузовую ракету, он видел звезды гораздо реже, чем на Земле. Впрочем, он ими не интересовался, даже красным, как медяк, диском Марса — он был по горло сыт курсовыми кривыми.

В последние сутки пути, поздним вечером, когда темнота, чуть разреженная голубыми огнями, будто увеличивала корабль, он вспомнил о трюмах, куда до сих пор не заглядывал.

Пиркс вышел из кают-компании, где Симс, как всегда, играл в шахматы с Боманом, и на лифте спустился на корму. Он не видел и не слышал Терминуса после встречи в коридоре. Пиркс только заметил, что кот куда-то бесследно исчез, словно его никогда не было на корабле.

В слабо освещенных центральных помещениях корабля с тихим шелестом циркулировали воздушные потоки. Когда Пиркс открыл дверь, в зале зажглись лампочки, покрытые толстым слоем пыли. Он обошел трюм из конца в конец. Среди ящиков, громоздившихся почти до самого потолка, оставался узкий проход. Пиркс проверил натяжение закрепленных в полу стальных лент, которыми стягивались пирамиды груза; он забыл закрыть за собой дверь, и оживший сквозняк высасывал из темных углов кучи опилок, мусора, пакли, которые еле заметно покачивались в воздухе, как ряска на воде.

Пиркс вышел в коридор, когда донеслись медленные, мерные удары:

— Внимание…

Три удара.

С минуту он дрейфовал в потоке воздуха, который поднимал его вверх. Хочешь не хочешь — приходилось слушать.

Переговаривались двое. Сигналы были слабые, будто люди берегли силы. Один часто сбивался, словно забывал азбуку Морзе. Иногда они подолгу молчали, иногда начинали выстукивать одновременно. Черный коридор с редкими лампами казался бесконечным, и шумящий в нем ветер будто исходил из бездонной пустоты.

— С-и-м-о-н — с-л-ы-ш-и-ш-ь, — медленно, неровно стучало в трубе.

— Н-е — с-л-ы-ш-у — н-е — с-л-ы-ш-у…

Пиркс яростно оттолкнулся от стены и, сжавшись, подогнув ноги, камнем полетел вниз по слабо освещенным коридорам. Тонкая рыжеватая пыль вокруг ламп сгущалась, и Пиркс понял, что корма недалеко. Тяжелые двери реакторной были приоткрыты. Пиркс заглянул туда.

В камере было холодно. Компрессоры, остановленные на ночь, молчали, и только странным, почти человеческим голосом бормотал скрытый в бетонной стене трубопровод, когда пузыри воздуха пробивали дорогу в густеющей жидкости.

Терминус, забрызганный цементом, работал. Над его качающейся, словно маятник, головой ожесточенно жужжал вентилятор. Пиркс, не прикасаясь к ступеням лестницы, спустился вниз.

Руки автомата слабо позвякивали, свежий слой цемента приглушал их удары.

— Н-е — с-л-ы-ш-у — п-р-и-е-м…

Труба звенела все слабее. Пиркс стоял рядом с автоматом. Членистые сегменты живота, заходившие один за другой, когда автомат наклонялся, напоминали брюшко насекомого. В стеклянных глазах дрожали миниатюрные отражения ламп. Уставившись в эти глаза, Пиркс вспомнил, что он совсем один в этой пустой камере с отвесными стенами. Терминус не понимал, что делает, он был машиной, передающей закрепленные в памяти серии звуков, — ничего больше. Удары все слабели.