Тайная помолвка - Вера Крыжановская-Рочестер

Самуил занимал в одном из лучших отелей великолепную квартиру, где принимал избранное общество финансистов и посетителей, продолжая откладывать неприятный для него момент своего возвращения. В этой обстановке, вдали от тягостного стеснения, которое он ощущал у себя в доме, ему легче дышалось. Единственное, что побуждало его вернуться, хотя в это трудно было поверить, был ребенок, в жилах которого не было ни капли его крови, с чертами лица его соперника, ребенок, которого он любил страстно. В этом чувстве была доля горечи и ревности, так что подчас ему тяжело было видеть, когда Руфь ласкала мальчика.

Однажды после обеда, куря сигару, он читал у открытого окна, когда камердинер доложил ему, что управляющий его делами безотлагательно просит позволения с ним повидаться. Встревоженный и удивленный, Самуил приказал его впустить.

– Что заставило вас приехать, Леви? Не случилось ли что-нибудь с ребенком или не произошел ли какой-нибудь переворот в делах?

– Нет, барон, все обстоит благополучно, но моя верность, мой долг в отношении такого патрона, как вы, заставили меня приехать, чтобы сказать вам… что… словом, довести до вашего сведения… – Он остановился в нерешительности, не зная, с какого конца начать свой донос.

– Что за предисловие? Пожалуйста, Леви, перестаньте мяться и говорите, в чем дело.

– Дело в том, что вам изменяют… и моя совесть не позволяет мне молчать долее, – проговорил решительным тоном управляющий.

– Кто же мне изменяет? Взвесили ли вы последствия подобного обвинения? – сурово произнес Самуил, бледнея.

– Доказательства всего, что я говорю, у меня в руках, иначе я бы не приехал, – ответил, сверкая глазами, Леви. – Ваша жена изменяет вам. Она в связи с князем Орохай, которого тайно посещает в уединенном доме, а в довершение всего – она беременна!

Самуил вскочил с кресла, страшно побледнев.

– О, это превосходит все! – прошептал он, стиснув руки. – Доказательства, Леви, доказательства. Говорите, неужели этот негодяй осмелился входить в мой дом?

– Нет. Все ведется очень скрытно, и я имею основания думать, что князь не знает настоящего имени своей любовницы. Но позвольте передать вам все по порядку.

И Леви в коротких словах, но ничего не пропуская, рассказал все.

– И теперь, г-н барон, вы можете, если хотите, поймать их на месте преступления. Я знаю дом, где они имеют свидания, и отвезу вас туда, лишь бы только не было известно, что вы возвратились. О, надо быть очень осторожным. Братья Петесу, которые оберегают забавы князя, преступные канальи, я расспрашивал кучера и узнал, что баронесса слывет итальянкой под именем Джемма.

Облокотясь на стол и опустив голову на руки, молча слушал Самуил и страшным усилием воли сохранял нужное спокойствие. Когда старый Леви кончил, он медленно выпрямился, и лишь его смертельная бледность могла указать, какая в нем бушевала буря.

– Благодарю вас! Я не премину доказать вам мою признательность. Я решил ехать с первым же поездом, а вы отправляйтесь со мной и отвезете меня в таинственный дом, как только улучите благоприятный момент. Жена моя не должна иметь ни малейшего подозрения, так как вчера я писал ей, что возвращусь десятого июня, теперь же только восемнадцатое мая. Понятно, что, приехав в Пешт, я предварительно не стану показываться. Затем и вас я больше не задерживаю. Мы встретимся на вокзале; позаботьтесь о билетах и займите купе.

Когда управляющий ушел, Самуил позвал своего камердинера и велел ему сложить необходимые вещи в дорожную сумку, сказал, что уезжает через несколько часов один, камердинер же должен был оставаться в Париже, чтобы уплатить по счетам, уложить остальные вещи и следовать за своим господином через двадцать четыре часа. Кроме того, банкир велел ему ехать с вещами прямо в загородную виллу и оставаться там до нового приказания.

Мейер приехал в Пешт ночью и остановился в скромной гостинице неподалеку от своего дома. Оставшись один, он лег на кровать и стал размышлять. С ненавистью думал он о Руфи. Он был совершенно равнодушен к своей красивой жене, которая страстно его любила и которой довольно было четырех с половиной месяцев, чтобы его забыть. Это мало его трогало. Но что она осмелилась ему изменить с его смертельным врагом, отдаться человеку, которого он ненавидел, эта мысль жгла его, лишая покоя и сна. Он вовсе не ревновал. Но того ублюдка, который назвал его ростовщиком, который отказался драться, после того как сам нанес ему оскорбление, он под своей кровлей не потерпит. И в душу ему влилось жгучее, недоброе чувство, внушая суровое, неодолимое решение.

Около двух часов пополудни Леви явился ему сообщить, что Руфь выехала на свидание, и Самуил тотчас же взял фиакр и поехал в свой дом. Не обращая внимания на глупое изумление швейцара, он приказал испуганно выбежавшему ему навстречу лакею велеть тотчас же заложить карету и затем пошел в комнаты жены. На зов его явилась, дрожа от страха, Лизхен. Самуил запер дверь на ключ и, схватив ее за руку, сказал:

– Признавайся сейчас же во всем, что тебе известно о делах твоей госпожи. Я награжу тебя, если скажешь мне правду, если же утаишь что-либо – жестоко накажу.

Бледная от ужаса Лизхен рассказала, как относила письмо сеньору Джакомо, как затем Руфь поехала в маскарад, и созналась наконец, что госпожа ее после того часто уезжала неизвестно куда, оставалась там подолгу, иногда получала письма, которые тщательно сжигала.

– Хорошо, пойди теперь позови няню с ребенком, – сказал Самуил, внимательно ее выслушав.

Нежно обняв маленького Самуила, который вскрикнул от радости, увидев его, он велел няне и камеристке взять необходимые ребенку для ночи вещи и ехать тотчас же в загородную виллу. Затем он вошел в свой кабинет, написал письмо и в сопровождении Леви вышел из дома. Они взяли фиакр и направились к месту свидания.

Когда карета остановилась, Самуил мрачным взглядом окинул старый уединенный дом, потом отдал приказание Леви, который, выйдя из кареты, несколько раз постучал сильно в ворота, наглухо закрытые. Прошло довольно много времени, пока калитка открылась и из нее показалась хитрая рожа Николая Петесу.

– Кто вы такие и как смеете поднимать шум у моего дома? – спросил он.

– Вот письмо, очень важное, которое прошу вас передать князю Орохай.

– Здесь нет князя, и я не понимаю, что вы хотите, – подозрительно возразил Николай.

– Так вы хотите лишить князя важного предостережения?

Уверенность, с какой Леви говорил, казалось, поколебала Николая, он взял записку и запер ворота.