Шпион, который спас мир. Том 2 - Шектер Джеролд

Маловероятно, чтобы событие, подобное публикации «Записок Пеньковского», повторилось. После расследования деятельности ЦРУ Комитетом по делам церквей в 1976 году была четко ограничена «специальная деятельность» ЦРУ, влияющая на общественное мнение в стране. Действующий сейчас исполнительный указ N9 12333 от 4 декабря 1981 года разрешает специальную деятельность «в поддержку целей национальной внешней политики за границей, однако планироваться и осуществляться она должна таким образом, чтобы роль правительства Соединенных Штатов не являлась очевидной или признанной публично; она предназначается для поддержки, но не для того, чтобы оказывать влияние на политические процессы Соединенных Штатов, общественное мнение, политику или средства массовой информации». Короче говоря, никакой специальной деятельности для внутриамериканского потребления не допускается.

Один британский историк коварно заметил, что человек никогда не бывает столь опасен, как в тот момент, когда он может личные обиды преподнести как дело принципа{248}. Измена Пеньковского логически объяснялась пережитыми им несправедливостями, которые он испытал при коммунистической системе. Ален Стаднер, психиатр ЦРУ, исследовавший психику перебежчиков, отмечает, что «никогда еще никто не совершал побег из-за того, что был счастлив». Большинство перебежчиков— выходцы из распавшихся семей с непрочными или разорванными родственными связями. «Я никогда не встречал человека, имевшего хорошие отношения со своим отцом, который стал бы перебежчиком и был бы нелоялен по отношению к режиму», — говорил Стаднер.

Среди различных типов перебежчиков Стаднер выделяет человека обиженного, возводящего свою личную неудовлетворенность в политический принцип. Такие перебежчики обычно остро ощущают отсутствие одного из родителей, которого у них не стало в результате либо распада семьи, либо смерти. Кроме того, существует еще мотивация, характерная для человека противоположного склада характера, который всю свою жизнь был борцом и на удар отвечал ударом. Чаще всего бывает, что таким перебежчикам не повезло в жизни, вследствие чего они становились коварными предателями, способными нанести удар в спину. Именно такие с готовностью становятся наемниками, движимыми стремлением отомстить и добиться справедливости. Такие люди не испытываю^ лояльности к режиму, который, как они считают, не выполнил по отношению к ним свою часть взаимных обязательств. Именно эти качества присутствовали у Пеньковского. У него накопилась обида, потому что в течение всей своей жизни он считал себя несправедливо пострадавшим от зависти некомпетентных, но влиятельных соперников.

Для перебежчика характерно также чувство самолюбования, а это нечто большее, чем простое себялюбие. Стаднер определяет это как патологический эгоцентризм, поглощенность самим собой в ущерб всем прочим. Пеньковский, несомненно, обладал гипертрофированным самомнением и видел себя в роли вершителя истории, то есть обладал всеми качествами, типичными для перебежчиков. С раннего возраста он чувствовал, что от него ожидается нечто особое из-за его дворянского происхождения. Стать генералом было равнозначно тому, чтобы доказать свою принадлежность к классу дворянства, к которому принадлежали его праотцы. Поскольку детство его пришлось на период гражданской войны и рос он без отца (его мать так и не вышла замуж вторично), который мог бы помочь ему сделать карьеру, его взяли под свое крыло и помогли ему другие люди, особенно маршал Варенцов. Продвинуться до генерала и войти в состав военной элиты, руководящих кругов компартии, стать членом немногочисленного узкого круга, который был равноценен дореволюционному дворянству, означало бы, что он выполнил свое предназначение. Но путь к осуществлению этих надежд был для него закрыт, и его недовольство нарастало, наполняя его яростью и жаждой отмщения.

«Когда ему не удалось стать генералом, это вызвало в нем неистовую злобу. Он ожидал, что Варенцов будет ему как отец», — объяснял Ален Камерон, который делал психологический анализ поведения Пеньковского. Когда маршал Варенцов оказался недостаточно влиятельным, чтобы добиться для Пеньковского уважения и признания, которых, как считал Пеньковский, он заслужил, Пеньковский предал Варенцова.

Камерон развивал мысль, что Пеньковский стремился найти отца, на которого мог бы стать похожим, но так и не нашел, в результате чего прекратилось развитие личности, которое начинается в раннем детстве с контактов с родителями. «Если этот момент упущен, у человека отсутствует четкое представление о том, кто он есть на самом деле. И он начинает принимать внешние сигналы. Примером тому является желание Пеньковского стать полковником британской или американской армии. В этом проявлялась потребность восстановить уверенность в себе».

Пеньковский существовал на самой черте, ограничивающей внутренний круг советского военного руководства, и он паразитировал на этом положении, пользуясь всем, на что мог наложить руку, что могло помочь ему исполнить свою честолюбивую мечту стать величайшим шпионом в истории. Его личные проблемы и амбиции совпали с потребностями западных союзников, желавших иметь сведения о мощи Советского Союза, и, как это нередко бывает в истории, стечение обстоятельств свело их вместе. Он добровольно предложил свои услуги Западу в период напряженности и недоверия. В то время как он занимался шпионской деятельностью, хрупкое равновесие периода «холодной войны» между Соединенными Штатами и Советским Союзом нарушалось, чаша весов склонялась в сторону ядерной войны сначала в связи с Берлином, а затем по поводу Кубы.

По мнению психиатров, изучавших Пеньковского как объект клинического анализа, он был чрезмерно самоуверен. «Он не мог представить, что его поймают. Простых смертных могут поймать, но не его, баловня судьбы, обладающего такой проницательностью», — объяснял Стаднер. Другой психиатр ЦРУ, исследовавший Пеньковского, заявил: «Он походил на юнца, ведущего автомобиль по наклонной дороге со скоростью 140 миль в час и воображающего, что он контролирует ситуацию».

Дебаты по поводу дела Пеньковского и его подлинного лица начались под влиянием показаний перебежчика Анатолия Голицына, который заронил сомнение относительно Пеньковского. Голицын, майор КГБ из Первого главного управления, работавший против НАТО и бежавший в Хельсинки 15 декабря 1961 года, прибыл в США 19 декабря. В течение двух лет сотрудники ЦРУ проводили с ним собеседования, и от него были получены ценные материалы, которые использовались для поимки шпиона из Британского адмиралтейства Джона Вассала в 1962 году{249}.

Когда голицынский кладезь оперативной информации иссяк, он предложил, чтобы ЦРУ стало спонсором исследования стоимостью в несколько миллионов долларов, которое он мог бы осуществить и которое касалось бы того, каким образом советская система разведки ведет широкую кампанию дезинформации, направленную против Запада. Голицын утверждал, что КГБ уже внедрил своего агента в самые высшие круги разведки США и что действующие под контролем Советов агенты под видом перебежчиков или двойных агентов будут «подбрасывать» дезинформацию, с тем чтобы подтвердить достоверность личности окопавшегося шпиона («крота»).

Разочарованный полученным от ЦРУ отрицательным ответом на свое предложение, Голицын отправился в Англию. В период с марта по июль 1963 года он вел многочасовые беседы со Стефеном де Маубреем из МИ-6 и Артуром Мартином и Питером Райтом из МИ-5, которые с ним соглашались и поощряли его. Возвратившись в Вашингтон, Голицын выложил свою теорию массированной кампании дезинформации Джеймсу Энглтону, начальнику контрразведки. Дезинформация проникла так глубоко, утверждал Голицын, что частью ее стал даже раскол в советско-китайских отношениях. Этот план, по словам Голицына, начал осуществляться в 1959 году и включал работы Андрея Сахарова[16]{250}.