Джокертаунская комбинация - Виктор Милан

– Нет. Это будет мешать… Создаст преграду для члена, – последовал необычайно невежественный ответ существа.

– Тогда надо избавиться от этого. Ментальное насилие подойдет. Я заставлю ее выскрести это все.

Жаба обернула язык вокруг ее головы. Слизь капала со всей зловонной поверхности и бежала по щекам как слезы. Тах издал крик отвращения, который быстро стал криком боли, поскольку острые иглы, казалось вошли в ее мозг. Пальцы заскользили по поверхности языка. Тахион пытался сбросить его с себя. Раздался щелчок, словно ключ провернулся в замке, и исчезли и боль, и язык. Язык отпрянул далеко назад, словно свернувшаяся раненая змея. Тах уставился на огонь, пляшущий на кончиках его пальцев, и огонь, который образовал щит вокруг ее разума.

– Тогда утопите его в крови, – завопила жаба Блез, и один из гоблинов вытащил кривой нож и двинулся к ней.

Тахион застонала в отчаянии и положила руки на свидетельство ее беременности. И существо вдруг захлебнулось гейзером крови – одна когтистая рука царапала рукоять ножа, неведомым образом пронзившего его горло.

Сильная рука скользнула по талии Тахиона, и она выдохнула с облегчением, когда Изгнанник притянул ее к себе. Наконечник рапиры летал перед ними в воздухе как перо сумасшедшего каллиграфа.

– Нет, самозванец, – сказал Изгнанник. – Ребенок будет жить, чтобы сместить тебя.

Гоблины вопили и кричали, и жаба угрожающе шипела, словно тысячи кобр.

И тогда подул сильнейший ветер, лепестки ирисов посыпались как дождь, и все великое гротескное собрание кружась устремилось прочь, несомое все выше и выше в небо, пока не стало маленькими черными точками на бледном лице луны.

Тах осела в руках Изгоя, и казалось совершенно естественным обвить ее руки вокруг его шеи, чтобы поддержать себя.

– Я не позволю обидеть вас, – пробормотал он слабым и обескровленным от страха голосом.

– Помоги мне. Не позволяй им больше причинять нам вред.

Приподняв ее голову за подбородок, Изгнанник заставил ее взглянуть на него. Его дыхание сладко пахло медом и бренди. Ближе, ближе… долгожданный поцелуй…

Хлопнувшая где-то в отдалении дверь разбудила ее. Тахион приподнялась, опершись на ладони. Ее волосы висели вокруг лица словно саван. Медленно она откинула их назад. Опустила руки, пока они не легли, защищая живот. И что-то женское глубоко внутри нее взволновалось и вновь заснуло в бесконечной морской качке сном эмбриона.

Как странно, что в пространстве сна Тахион обнаружила навык и эмоциональный подарок, каждый из которых требовал целой жизни, чтобы достичь их и усвоить. Таксианец построила ментальный щит, который защитит ее и ее дочь. Иллиана больше не была чем-то, что росло внутри нее. Иллиана теперь была частью ее самой.

– И теперь у тебя есть имя, – нежно пробормотала Тахион.

Прошли недели. Теперь у нее был грубый индикатор времени, часы, отмерявшие изменения в ее теле. Выпуклость ее живота теперь проявилась достаточно, чтобы сделать застегивание джинсов очень неудобным. Ее грудь увеличилась и стала мягкой на ощупь. Время от времени унижение становилось больше, чем просто эмоцией – оно обретало вкус, боль в животе, вырывалось в бессловесных криках. Каким дураком, каким посмешищем она выставила себя перед всем миром. Но Иллиана была здесь, она была личностью, другом в темноте. Ее мысли были простыми, почти первобытными. Еда, тепло, комфорт. И она отвечала. Когда Тахион погружалась в холодную черную депрессию, ясные цвета мыслей ребенка туманились, вихрились, словно сердитые водовороты. И тогда Тахион пела колыбельные и баллады своей юности. Ребенок успокаивался, и ее мысли вновь становились гармоничными.

– Знаешь что, дорогая малышка, – сказала Тахион, сев и попытавшись пальцами расчесать колтуны в волосах. – Ты как таракан или крыса, которую заключенный приручает и говорит с ней в одиночестве своей камеры. Ты на самом деле не личность. Ты просто машина, которая ест, спит и снова ест. Но ты компания для меня.

И внезапно чудесным образом ребенок пошевелился. Тахион почувствовал, как она перевернулась.

И внезапно она рассмеялась – в чистой радости момента очередного подтверждения жизни. Она положила руку на живот, прошептала, поскольку была немного смущена.

– И я действительно люблю тебя.

Кроме эмоциональной разрядки деловитая гимнастика Иллианы давала и другой побочный эффект. Утренняя тошнота прекратилась. Когда вернулась способность удерживать свой скудный паек в желудке, Тахион снова начала думать о еде. Согласно ее вычислениям, она была где-нибудь на четвертом месяце беременности. И Иллиана, и ее суррогатная мать нуждались в достойном питании. Арахис так и не вернулся, и хотя ее ночное общение с Изгоем удовлетворяло ее эмоционально, оно мало чем могло помочь телу.

Чтобы достигнуть цели, она должна была пообщаться с Блезом. Но даже мысль о нем вызывала такие припадки дрожи, что Тах боялась, не приведут ли они к выкидышу. В конце концов, когда она обрела самоконтроль и капельку спокойствия, Тахион попыталась проанализировать возможную реакцию Блеза. Это могло быть развлечением: нелепое и затруднительное положение, в которое он поставил своего деда. Это могла быть отеческая гордость. Это могло быть насилие. Она вспомнила свой ужасный сон об аборте. Что, если он навредит Иллиане? Возможно, стоило и дальше скрывать свое положение…

Резкий смех Тахиона внезапно отсек эти мысли. Это было не то положение, которое можно скрывать с какой-либо надеждой на успех. В конечном счете даже те слабоумные подростки, что дважды в день приносили ей еду, однажды заметят.

Два дня спустя она заметила, что ее ребра, когда она проводила по ним пальцами, были похожи на стиральную доску, а когда она ложилась спиной на пол, она чувствовала камень каждым диском своего позвоночника. И вся ее остававшаяся масса ушла в плодородную выпуклость ее живота. Нельзя было тянуть дальше. Ей просто не хватало калорий, чтобы прокормить и себя, и ребенка.

Той ночью, когда небольшое окошко у основания двери загрохотало открываясь, Тах была готова. Она поймала охранника за запястье и держала, пронзительно вереща.

– Найдите Блеза. Я должна поговорить с Блезом!

Джампер вырвался, и окошко закрылось.

Вновь ослепляющий свет. Тах отвернулась, прикрыв глаза руками, пока глаза не адаптировались. Вновь обернулась к своему пленителю, своему демону, своему ребенку. И снова была поражена тем, как вырос Блез. Молодой человек был одет в шорты и майку.

Итак, на дворе лето, подумала Тахион. Это значит, что Блезу сейчас шестнадцать. Как бежит время. Было ли что-то, что я могла бы сделать, чтобы предотвратить этот ужасный результат?