Ястреб халифа - Ксения Медведевич

Еще говорили, что прекрасная Сулейма, сводившая с ума Тааббата Шаррана, была из таких. Обезумевший от любви Шарран посвятил ей много страшных и темных стихов, и среди них вот эти знаменитые:

Люблю, как женщина в накидку меховую,Во тьму закутаться в безлюдии ночном,Пока не изорвет заря одежды ночи,Пока повсюду мрак и все объято сном.И забываюсь я в моем уединенье,Обласкан и согрет пылающим костром.И только пробудившись, вдруг вижу, потрясенный,Что с черным демоном я ночь провел вдвоем…[26]

И еще ходили слухи, что прекрасная и гибельная, как стальная кваддара, Асма, правившая сердцем халифа Низара ибн Маадда — а через сердце халифа правившая страной, — была из колдовских красавиц Бени Умейя.

Но о замурованной арке дверей под крышей Факельной башни так никто толком ничего и не знал. Давным-давно кто-то глупый и смелый на спор спустился по веревке с крыши башни, чтобы заглянуть в таинственные покои через пробитые в толще стен окна — но и те оказались заложены изнутри кирпичом.

Впрочем, шептались, что в этих покоях когда-то давным-давно, сотню лет назад, умерла родами любимая невольница главы рода Умейя — и тот в горе приказал навсегда закрыть комнаты, видевшие смерть сокровища его сердца. На это разумные люди возражали, что в Факельной башне никогда не располагался харим — так что откуда там взяться рожающей невольнице, позвольте спросить?

Так вот, Яхья отвел Тарега на самый верх Башни, в ныне пустующие комнаты своего собрата по ремеслу. Окна в двух больших квадратных комнатах давно расширили, а из одного даже сделали чудесный балкон из тех, что в ар-Русафа называли «смотрильнями». Они представляли собой высокий квадратный проем в рост человека с узеньким каменным выступом, огражденным низкой каменной балюстрадой. Такое огромное окно затягивали занавесью: сидя за ней, можно было наслаждаться веющим над городом ветерком или прохладой сада — это если окно располагалось на нижнем этаже дома. Ну и конечно, из него было удобно наблюдать за тем, что творилось внизу — и оттого «смотрильни» были особо любимы женщинами и устраивались в любом хариме.

Осмотрев оба покоя, Яхья остался доволен: ковры, ларцы, подушки, принадлежности для письма и инструменты звездочета, а также бездна изящных безделиц, украшавших жизнь Халафа ибн Бадиса, остались нетронутыми. Напуганная событиями прошедшего дня дворцовая прислуга не успела ничего разграбить. Впрочем, старый астроном сомневался, что нерегилю будет дело до того, насколько изящно убраны его комнаты — Тарег выглядел скверно.

Яхья не зря провел два года в землях нерегилей у подножия Голубых гор на далеком западе — изучая и пытаясь разузнать все, что ему желали — и не желали — рассказать и показать сумеречники этого надменного племени. Книжник и философ, ибн Саид подпал под очарование суровых холмов и холодных ледниковых озер, в которых отражались башни высоких неприступных замков. Нерегили любили книги, рукописи, легенды, предания, языки, звезды, магию, шифры, — и были страшно любопытны до всего, а в особенности до сведений о других народах, даже человеческих. Яхью охотно принимали в замках, слушая рассказы об аш-Шарийа и окрестных странах, о восточных сумеречниках и их королевствах, — и платили самой щедрой монетой. Его учили разбирать древнее наречие западных аль-самийа и приставляли переводчиков, читавших вместе с ним бесценные манускрипты. И конечно, отвечали на его бесконечные вопросы — или не отвечали, и тогда взбудораженный запахом тайны Яхья набрасывался с расспросами на смертную прислугу. О, сколько жемчужин, браслетов и ожерелий он раздал, пытаясь узнать, к примеру, почему нерегили враждуют между собой. Или почему они вообще пришли из-за моря. Или почему старший из братьев-князей, в землях которых он гостил, отказался от венца Верховного короля нерегилей в пользу своего дяди, — хотя отец его был старшим в роду. И наконец, самое главное: почему остальные сумеречники тех краев, заслышав о его гостеприимных хозяевах, начинали плеваться и делать отвращающие знаки. Мятежники, качали головами сумеречники других племен. Проклятые. Убийцы родичей. Кое-что ему удалось узнать, и то, что он узнал, его совсем не обрадовало. Он даже начал сомневаться, не ошибся ли шейх Исмаил, верно ли расслышал слова ангела. Но тут война с Владыкой Севера, которая непрерывно тлела уже несколько веков, вдруг вспыхнула ярким пламенем. Небо над горами заполыхало невиданным пожаром, и в неспокойном сне голос свыше приказал Яхье — пора. Время идти на запад — но не в заселенный нерегилями край, а в земли по другую сторону гор. Час предназначенного тебе самийа пришел. Яхье было любопытно: наверное, в тех замках его до сих пор вспоминают — а помните, гостил у нас такой смешной смуглый человечек с отрядом мрачных воинов, они еще по четыре раза на дню шлепались на колени и начинали кланяться куда-то на восток? Может, он даже попал в нерегильские хроники или летописи — эдаким курьезом из восточных земель.

Еще ему было совестно: хотя Тарег Полдореа принадлежал к другому княжескому дому, причем враждовавшему с домом принимавших его князей, он все-таки был нерегилем. Получалось, что Яхья злоупотребил гостеприимством: гостил в домах — а потом увез пленником родича хозяев. Старого астронома утешало то, что, во-первых, Тарега при упоминании соседей начинало трясти от ненависти, а во-вторых, Яхья все-таки, как ни крути, спас самийа от страшных пыток и не менее страшной смерти. Когда слуги Владыки Севера выволокли сумеречника из подвалов, Яхью предупредили: с пленником только начали… забавляться. На самийа было страшно смотреть. Правда, ибн Саид не думал, что Тарег ему за это благодарен. Подавляя одну из многочисленных попыток бунта — а за время пути нерегиль предпринял их достаточно, — Яхья, прихватив отросшую черную гриву, повозил самийа лицом по земле и прочел проповедь о пользе благодарности и вреде злопамятства. Так вот, нерегиль в ответ плюнул ему в лицо и сказал, что, будь у него выбор, он бы предпочел пыточный застенок его, Яхьи, обществу. Самое печальное было в том, что Тарег не врал.

Так или иначе, но за те два года, пока Яхья гостил у нерегилей, он сумел узнать об этой породе сумеречников немало такого, о чем никогда бы не узнал, расспрашивая кого-то другого. Более того, если бы ему рассказали малую толику того, что он собственными глазами увидел и собственными ушами услышал, он бы рассмеялся тому человеку или самийа в лицо — свидетелем настолько невероятных вещей ему приходилось бывать.

И вот сейчас, заглянув в посеревшее лицо с запавшими глазами и оценив заплетающуюся походку нерегиля, Яхья понял — дело плохо. У Тарега, как выражались его соплеменники, «перерасход». После битвы при Фейсале все обошлось недельным сном. Однако сейчас Яхья был больше чем уверен — никакой сон нерегилю не поможет. Видимо, безумец воистину считал, что сегодняшний день будет его последним днем, и растранжирил силы больше, чем имел.