Тибетский лабиринт - Крыжановский Жемер

- Истребитель «Ньюпор», о почтеннейшие, - объявил господин Каранихи, любовно поглаживая обшарпанный борт летательного аппарата. - Классика авиационной техники, французская штучка.

- А это что? - с сомнением спросил Герман, указав на четыре снаряда, прикрепленные к длинным палкам по левому борту аэроплана.

- Пороховые ракеты! - с гордостью ответствовал Каранихи. - Я же говорю, мой ученейший друг, перед вами - истребитель.

Крыжановский привстал на цыпочки и заглянул внутрь истребителя. Оказалось, тот рассчитан на двух человек.

- Ева, ты самолетом управлять умеешь?

- Нет, только собиралась учиться пилотажу,- ответила девушка.

- Я - пилот, - с достоинством поклонился Каранихи. - Придется уж вам, саиб и мем-саиб потесниться сзади.

- Сомневаюсь, что этот скакун вынесет троих, - покачала головой Ева. - Здесь, в горах, воздух сильно разрежен, отчего подъемная сила слабая - при минимальной нагрузке, может, еще получится взлететь, но с перегрузом подобное совершенно невозможно.

- Не нужно сомневаться, о, прекраснейшая мем-саиб, - в излюбленной манере ответил Носитель. - Мы взлетим, мы обязательно взлетим, обещаю посвятить этот полет вам, и только вам.

Выдав эту, пронизанную уверенностью, тираду, Каранихи поклонился чуть ли не до земли, и взялся готовить аэроплан к полету. Переглянувшись, Герман с Евой отправились к себе - собираться.

Герману вспомнилось, как где-то в прошлых жизнях, во время мнимого ареста в Москве, он с тоской елозил взглядом по столь милым сердцу вещам в родной мансарде. Сейчас та же процедура повторялось в отношении временного тибетского пристанища, где прошли счастливейшие мгновения жизни - мгновения, подаренные Евой. Его Евой!

«Ну, все - пора!» - решительно подхватив рюкзак, он направился к выходу.

На пороге путь заступила старуха Шурпанакха.

- Главное я специально напоследок приберегла. Последние слова - они завсегда памятнее прочих, - жгучие глаза старой Носительницы глядели Герману в самую душу. - Запомни, мурш, вместе с Шеффером и его людьми в Германию отправились Зеленые братья во главе с Королем ужаса - таков истинный титул того, кто пожелал именоваться агпой. Он и его люди будут сторожить Вселенскую Черепаху и Колесо Судьбы. Ни в коем случае не смей вступать с ними в открытую схватку, тебе в ней не выстоять…

- И как же быть? - в растерянности Герман уселся на собранный только что рюкзак. - Ну, бабушка, воистину порадовали перед отправкой.

- А ты не ерничай, кабы раньше сказала про Зеленых, небось, решимости-то поубавилось бы? - старуха подмигнула профессору самым бесстыжим образом. - А как быть, я тебе посоветую: напролом не лезь, лучше голову свою ученую напряги и Зеленых братьев вокруг пальца обведи. Король - он, конечно, умный, да остальные - полные болваны: для драки годятся, для Игры - нет. И, смотри там, не геройствуй, на Колесо не посягай, иначе правила нарушишь. Твоя цель - Черепаха, и только она. И еще скажу тебе одну вещь: только это очень большой секрет, о нем мало кто ведает. Гильшер, он в Игре занимается кукловодством, а знаешь, где у кукловода самое слабое место? Не знаешь? То-то! А слабое место состоит в том, что любая кукла согласна служить послушным орудием в чужих руках лишь до поры до времени, пока не обретет собственную силу и власть. А тогда уж будет мечтать об одном - о самостоятельности и возможности доказать, что и сама чего-то стоит. На противоречиях между куклой и кукловодом можно очень даже неплохо сыграть.

Шурпанакха улыбнулась загадочно, будто вспомнила нечто приятное.

- Бабушка! - мягко пожурил Герман. - Да вы сами - тот еще кукловод…

- Игрок, дилорро, игрок! - гневно перебила старуха. - Отличие игрока от кукловода существенно, и заключается в том, что кукловод с самого начала состоит в доверенных отношениях с куклой и норовит управлять каждым ее шагом. Настоящий игрок - другое дело: мы лишь вовлекаем человека в события, а дальше он действует по своей воле, имея собственный интерес. И еще одно есть отличие: мы играем на высоких чувствах тех, кого вовлекаем в Игру, а кукловод эксплуатирует лишь грешное человеческое начало.

Гнев старой игруньи остыл, и она сказала много спокойнее:

- Вот, забирай своего закадычного дружка - рядом с тобой в снегу валялся. Но его используй только в крайнем случае, а в остальных случаях обходись головой.

Крыжановский опустил глаза и с удивлением обнаружил в протянутой руке старухи свой «парабеллум». Приняв оружие, выщелкнул обойму - место расстрелянных патронов теперь занимали другие с какими-то необычными пулями - свинцовыми, без латунной оболочки.

«Видимо их отливали примитивным способом, вручную, местные умельцы. Доверия таким пулям нет, в Германии следует при первой возможности раздобыть нормальные», - решил Герман, засовывая пистолет в карман. Добрую старушку он не стал оскорблять насмешкой, небось, отливка пуль немалого труда стоила.

Глава 4

4 - 7 сентября 1939 года.

Тибет - Берхтесгаден, Баварские Альпы - Берлин.

В каких случаях мирскому и не особо верующему человеку приходит на ум помолиться? Когда плохо! Или страшно! А еще, когда чего-то надобно от небес! В иных случаях молитвенное общение с Господом обычно откладывают «на потом».

Герман не боялся предстоящей миссии - с некоторых пор он свыкся с постоянным чувством опасности, как человек свыкается с застарелой грыжей. И плохо себя не чувствовал, ибо был влюблен, и тем счастлив. Что касается сокровенных просьб, то таковые отсутствовали - жизнь и так дала больше чем кому-либо.

Стыд за то, что жил без смысла и гонялся за ложными целями - вот понимание, пришедшее в муках! Понадобилось потерять многое, месяцами бродить по лезвию бритвы, пережить полусмерть-полусон, чтобы разжиться подобным благородным чувством, дарующим молитву. И он молился, пусть бессовестно перевирая забытые слова, но зато от чистого сердца. Просил оставить долги и избавить от лукавого.

Окончив молитву, Герман почувствовал облегчение. Он что есть мочи рванул вниз пропеллер и едва успел отскочить от вращающихся лопастей - мотор допотопного «Ньюпора» чихнул пару раз и заработал, набирая обороты. Каранихи в кабине пилота поднял вверх большой палец, подтверждая, что все в порядке. Кивнув, Крыжановский поспешил забраться на пассажирское сидение, где уже ждала закутавшаяся в вонючую овчину Ева. Голову девушки защищал шлемофон. Умостившись рядом, Герман и себе надел шлемофон, в наушниках тут же послышался голос пилота:

- Саиб, умаляю вас и мем-саиб пристегнуться. И там где-то есть баллон с кислородом, на случай, если станет трудно дышать.

- Мы еще не взлетели, о многословнейший из летчиков, - с усмешкой напомнила Ева.

Каранихи не ответил. Гул двигателя стал менять тональность, маломощное пыхтенье вначале превратилось в громогласный рев, а затем в пронзительный свист. Герман с Евой переглянулись - звуки обоим показались странными, хотя - кто их знает, эти старые самолеты…

«Ньюпор» вздрогнул, но вместо того, чтобы начать катиться по земле, чинно набирая скорость, как это приличествует летательным аппаратам столь почтенного возраста, выкинул невообразимую штуку: взял, да и подобно резвому кузнечику, прыгнул в небо.

Пассажиров придавило так, словно на грудь каждому возложили по мешку с песком, кожа на лицах натянулась - вот-вот лопнет. Но главное - не стало воздуха для дыхания. Страшно хрипя и пуча глаза, Герман зашарил в ногах и вскоре нащупал тяжелый металлический цилиндр, снабженный резиновой трубкой и вентилем. Вентиль поддался нелегко, но все же поддался, и живительный газ хлынул в легкие Евы, а затем и в его, Германа, легкие.

В следующий момент «Ньюпор» накренился и камнем рухнул вниз. К счастью падение длилось недолго и закончилось тем, что истребитель принял горизонтальное положение и спокойно заскользил в воздушных потоках.

- Прошу прощения у моих драгоценных пассажиров, если доставил некоторое неудобство, - сказал Каранихи. - Но чувство полета так прекрасно, что я иногда немного увлекаюсь.

В ответ прекраснейшая, по выражению Каранихи, мем-саиб разразилась площадной бранью.

Видимо, подобная реакция дамы сильно удивила вежливого пилота, ибо он на время замолчал.

Высунув голову за борт, Герман обомлел: земля уносилась назад с немыслимой скоростью. Величественные гималайские пики мчались, словно удирающие от неприятеля солдаты разбитой армии древних гигантов-Даитья, побежденных богами.

Германа разобрал хохот. «Ну и шельмы, эти Носители, ну и мастаки! У них буквально все построено на обмане. Замаскировать чудеснейшую машину под этакую рухлядь - сколько же усилий на то потребовалось! Не удивлюсь, если и старушка Елена, подобно легендарной дакине, стукнется о земь и обернется юной красавицей, по которой некогда сходил с ума мой предок. А я ведь правильно назвал этот самолет допотопным, он таковой и есть, потому что это ни что иное, как легендарная вимана - неоднократно описанный в древних трактатах летательный аппарат цивилизации, существовавшей до потопа, только замаскированный».