Кузнец из преисподней - Сертаков Виталий Владимирович

– Но… Бердер был твоим другом, твоим лучшим другом. Он научил, как заставить лысых псов лизать тебе сапоги.

– Я не забуду этого, никогда не забуду. Хранителям равновесия и детям их всегда будет лучший кусок за нашим столом.

Надя мягко высвободила руки, погладила мужа по голове:

– Однако ты сделал все по-своему. Бердер запрещал тебе…

– Не будем больше про Бердера, – настойчиво попросил Коваль. – Он полез в раскачанный лес без обряда примирения…

– Так я и знала! – вспыхнула Надя. – Об том мне Анна и Прохор твердили, да и патриарх, а я не верила! Отбивалась, как могла, твердо стояла, что не мог мой муж с Дедами Черными побрататься. А выходит, так оно и есть! Примирение… Знаем про ваше примирение, слыхивали! Деток малых живыми зверью отдают, над мертвяками глумятся! Я-то не верила, когда мне слухи дошли, что с мерзкими магами знаешься…

Надя отвернулась, уже не сдерживая слез.

– Прекрати, а ну прекрати! – одернул Коваль, проклиная себя за болтливость. – У нас нынче общая задача и общая боль. Не могу я и не буду делить людей. Наделился, хватит.

– Помнишь, когда вы с Орландо запустили первый паровик до Урала, ты пообещал отвезти меня в деревню Качалыциков в вагоне-люкс, в таком, где ездили цари и президенты.

– Я же сдержал слово?

– О да, сдержал, – прыснула Надя ван Гог. – Если не считать того, что от Ебурга мы добирались еще двое суток, девочки насквозь промокли и простудились.

– Что я могу поделать, если Качалыцики не соглашаются подвести ветку к деревне? – виновато развел руками Коваль.

– Скажи мне честно, – Надя поднялась, поцеловала мужа в макушку, – ведь я же все равно знаю, когда ты меня дуришь. Вот ты опять куда-то рвешься, один, почти без охраны. Скажи… Я так и буду до самой кончины трястись и молиться? Почему так выходит, что без тебя – никак?

– Потому что это наша родина, – немного удивился Артур.

Он притянул жену к себе, попытался обнять, но тут вежливо звякнул колокольчик.

– Господин президент, тут старший зверинца. Псы бушуют. Как вы приказывали, в четвертом вагоне охрану усилили, но собаки отказываются туда идти. Люди тоже, это… не все, конечно. Слухи всякие…

– Охранять без собак, – приказал Артур. – Всех паникеров – в карцер. Сменить охрану. Менять смену не четыре, а каждые два часа.

В четвертом вагоне, в железном сундучке наставника Хо, крохотный голем потянулся в теснине бутылки.

25

ДЕНЬГИ И ЗАКОНЫ

Утром ничто не предвещало трагедии.

Во всяком случае, ни один из городских оракулов не заявил накануне, что назавтра прольется кровь, что и послужило впоследствии поводом к изгнанию многих волхвов и резне среди лживых ворожей. Впрочем, если бы нашлись ловкачи, способные заглянуть и прочесть предвестия в Книге Качалыциков, беду можно было бы отвести, хотя бы частично… Но юные Качальщики, жившие в интернате Зимнего дворца, сами не умели еще предсказывать будущее. А взрослые Хранители равновесия, кружившие в пригородах в поисках Слабых меток, уже давно не желали помогать Проснувшемуся демону… Поэтому все случилось именно так, как случилось.

В восемь тридцать утра прозвенел колокол в зале заседаний Мариинского дворца. Несмотря на жесткий регламент и заранее разосланные приглашения, около трети думцев не спешили с завтраком и вальяжно подтягивались к девяти. Для большинства очередной длительный отъезд Кузнеца означал возможность слегка расслабиться, всласть поспать и нагулять жирок. Чего уж говорить о членах Думы, если даже гопники с городских окраин праздновали проводы президента, как собственные именины.

Вице-президент Рубенс открыл заседание и сразу предоставил слово министру финансов. Начали обсуждать бюджет на следующий год. Портос в очередной раз поставил перед Думой вопрос о выпуске единых бумажных денег.

– До Большой Смерти в России существовала система фабрик «Гознака», – деловито начал бумажник. – Нам повезло, что сохранилась фабрика именно в Петербурге, хотя ее изрядно разграбили. Но зато мы обнаружили почти нетронутую фабрику в Краснокаменске, где оборудование самого высшего класса, и еще одно производство… Не буду скрывать, наши инженеры еще пока не могут разобраться с техникой. Мы выяснили, как делать водяные знаки. Гораздо сложнее освоить ныряющую защитную нить и печать орла, которая меняла бы цвет. Если Дума выделит пять миллионов, этого хватит на запуск всех трех фабрик… «Гознак» мог бы стать строго государственным или, напротив, акционерным обществом, вам решать. Но заказчик всегда будет один – министерство финансов…

– Ну уж само собой, – засмеялись в зале. – Ты себя не обделишь.

Папа Рубенс выразительно кашлянул и стукнул молоточком по столу президиума.

– Кроме денег, оборудование позволит печатать единые паспорта, с тремя степенями защиты. А это даст нам возможность стать монополистом и выполнять зарубежные заказы… Паспорта понадобятся всем.

– Разве плохо со старыми паспортами? – удивились в партере.

– Напомню, что решение о новых паспортах Государственная Дума приняла еще в позапрошлом году, – невозмутимо парировал бумажник. – Большой Круг сознательно не напоминал об этом. Однако объем военной добычи позволяет сейчас совершить траты…

– А зачем нам так сложно? – выкрикнул кто-то из задних рядов. – Полоски, водяные знаки… Никто все равно так красиво деньги не нарисует!

– А еще лучше – оставить как прежде, – недовольно протянул другой сенатор. – Чем были плохи железные деньги? Этим бумажкам все равно никто толком не доверяет… Чем вам плохо золото?

– Лучше все как прежде, – поддакнули из темноты.

– Экономика развивается. Мы скоро не сможем таскать в вагонах тонны серебра и десятки тонн меди, чтобы оплатить большие стройки или большие покупки вроде целых кораблей. Кроме того, золото и серебро у разных стран имеет разную пробу, и даже примеси. С бумажными деньгами будет проще унифицировать…

– Даром что бумажником кличут, – засмеялись в зале. – За бумагу ратует, бумажки на трибуне ворочает, и в голове одна бумага… Что с жида взять?

– Как мне надоел этот выскочка, – шепнул на балконе один толстый купчина другому. – Только и умеет, что драть с нас новые поборы да раздавать их всяким дуракам…

– Ага, понаехали тут, русским уже пернуть негде, – брюзгливо оттопырил нижнюю губу хозяин элеватора. – А старый Рубенс спит, не видит, что одни иноземцы в министрах. Хранцузы, да итальяшки, да поляки…

– Большая проблема в устойчивом качестве бумаги и в красках, но это даже хорошо, – продолжал убеждать министр финансов. – Мы оцениваем первый заказ министерства финансов в сто миллионов рублей. А в течение трех следующих месяцев предстоит выпустить еще триста миллионов в мелких купюрах. Не беспокойтесь, это не вызовет падения ценности денег, зато подхлестнет производителей бумаги и красок и еще многих ремесленников. Мы объявим, что меняем новые деньги на старые, а в государственных лавках начнем продажи хлеба только за новые деньги. Таким образом, через выгодный для государства курс, мы даже снизим инфляцию. Мы вымоем из обращения все прежние рубли, которые печатали и штамповали все, кому не лень…

– Все учат нас, как нам жить, – подхватил с заднего ряда краснолицый человечек в тельняшке под сюртуком. – Мой дед гонял караваны, отец гонял, и мы с сыновьями при деле. И обходимся без новых денег. Только и знают – казну разбазаривают!

Улучив момент, когда распаленные бюджетными баталиями коллеги отвлеклись, краснолицый выскользнул через заднюю дверь в коридор, быстро обошел зал и присоединился к другой группе шептавшихся думцев. По пути он перемигнулся с высоким худым субъектом. Тот был в плаще и полумаске с вензелем военной полиции. Человек в полумаске заглянул в гардероб, сунул гардеробщику пачку листов и проследовал дальше. Гардеробщик воровато оглянулся и принялся распихивать по карманам депутатов хрустящие прокламации. Последнюю служака оставил себе. Толкнул дверь в каморку, поставил чайник на огонь, нацепил очки и прочел: «Долой техников-воров! Долой президента и его демонов!..»