Операция «Миф» - Лев Безыменский

— Пришлите мне Линге.

Линге, стоявший у двери рядом с Бургдорфом, отозвался:

— Мой фюрер?

— Линге, я еще не спал. Разбудите меня на час позже, в два часа дня.

Когда Гитлер встал и позавтракал у себя в кабинете, Линге влил ему кокаиновые капли в правый глаз. После того как боль в глазу под действием капель утихла, Гитлер до обеда играл со своим любимым щенком Вольфом. Обедал Гитлер вместе с Евой Браун и секретаршами.

Около трех часов дня в парке рейхсканцелярии собрались, чтобы поздравить Гитлера, депутации от «Гитлер-Югенд» во главе с Аксманом и от армейской группировки «Центр», комендант ставки Штреве с несколькими офицерами, командир «охранной роты фюрера» оберштурмфюрер СС Дробе с несколькими эсэсовцами своей роты. Ввиду того что Гитлер очень неохотно выходил из своего бомбоубежища, депутации выстроились в одну шеренгу у самого входа в бомбоубежище. Гитлер, одетый в серую шинель с поднятым воротником, в сопровождении Путкаммера и Линге прошел в парк. При появлении Гитлера все встали смирно и подняли руки в фашистском приветствии.

В парке у двери музыкального салона стояли Гиммлер, Борман, Бургдорф, Фегелейн, Хевель, Лоренц, врачи Гитлера Морель и Штумпфеггер, адъютанты Гитлера Шауб, Альберт Борман, Альбрехт, Иоганнмейер, Белов и Гюнше. Гиммлер подошел к Гитлеру и поздравил его с днем рождения. Гитлер небрежно пожал ему руку и стал здороваться с другими. Затем он подошел к депутациям. Сгорбившись, как старик, и волоча ноги, Гитлер медленными шагами прошел по фронту. Руководитель каждой депутации выступал из рядов на шаг вперед и поздравлял Гитлера. Офицер от армейской группировки «Центр» передал Гитлеру поздравительный адрес в кожаном переплете, подписанный Шернером. Аксман поздравил Гитлера от имени «Гитлерг Югенд». Когда Гитлер обошел фронт, собравшиеся встали перед ним полукругом. Гитлер предупредил, что не может громко говорить, и ограничился всего несколькими словами. Он произнес свою стереотипную фразу о том, что победа обязательно придет и что тогда они смогут сказать, что и они участвовали в ее завоевании. После этого Гитлер вяло поднял правую руку и снова вернулся к себе в бомбоубежище. В этот день Гитлер в последний раз в своей жизни видел небо. Из бомбоубежища он больше уже не выходил.

Гиммлер, Борман, Бургдорф, Фегелейн и адъютанты последовали за Гитлером, так как на 4 часа дня было назначено дневное совещание. Минут за двадцать до начала совещания в бомбоубежище Гитлера прибыли с поздравлениями Геринг, Риббентроп, Дениц, Кейтель и Йодль. Гитлер принял каждого из них отдельно в своем кабинете. Линге, который докладывал и пропускал каждого в кабинет, слышал, как Геринг и Кейтель клялись Гитлеру в нерушимой верности и в том, что они останутся с ним до конца. Каждый из них оставался у Гитлера недолго, за исключением Риббентропа, который пробыл у него около 10 минут. Поздравив Гитлера, Геринг, Дениц, Кейтель и Йодль присоединились к участникам совещания, собравшимся в приемной. Риббентроп, поговорив с Гитлером, уехал из рейхсканцелярии. Через несколько минут из кабинета в приемную вышел Гитлер и поздоровался с остальными собравшимися, поблагодарив каждого за поздравления. Затем Гитлер обратился к Кребсу, спросил о новых сводках с Одера и прошел вместе с ним в комнату для совещаний. За ними последовали остальные.

Основным вопросом на этом совещании был прорыв фронта русскими войсками между Губеном и Форстом. Крупные танковые соединения русских еще ближе подошли к Берлину и в течение дня достигли Шпреевальда южнее автострады Берлин — Франкфурт. Это создавало серьезную угрозу столице также и с юга. Поскольку накануне русские войска пробились в район севернее Берлина до самого Ораниенбурга, а с восточной стороны — почти до самого Берлина, прорыв русских войск между Губеном и Форстом был особенно опасен, тем более что русские могли отрезать Берлин от Южной Германии. Ввиду такого угрожающего развития событий на фронте Борман принял меры для скорейшего перенесения ставки из Берлина на Оберзальцберг. Еще во время совещания он поспешно вышел из комнаты и приказал, чтобы к нему в бомбоубежище явился оберштурмбаннфюрер СС Эрих Кемпка. Кемпка был личным шофером Гитлера и начальником гаража рейхсканцелярии. Борман вместе с Кемпкой подобрал колонну автомобилей, которые должны были перевезти Гитлера и его личный штаб на Оберзальцберг. Для этой цели было выделено около 15 — 20 больших вездеходов, несколько автобусов и около 10 грузовиков. Для Гитлера предназначался бронированный автомобиль. Кемпка затребовал из арсенала в Шпандау два бронетранспортера. Линге велел упаковать все личные вещи Гитлера, кроме одежды, которую он носил каждый день. К отправке на Оберзальцберг было упаковано около 40 — 50 больших ящиков с военными документами, поступавшими во время войны к Гитлеру из ОКВ, ОКХ, от военно-морского флота, от авиации и от Шпрее. Эти документы были перевезены в рейхсканцелярию из ставки «Вольфшанце». По приказу Бормана, диетическая кухарка Гитлера Констанца Манциарли упаковала все диетические продукты Гитлера, оставив запас всего на несколько дней. Камеристка Евы Браун Лизль то и дело справлялась у Линге, не нужно ли и ей упаковать вещи, поскольку Гитлер все еще находился на военном совещании и Ева Браун ничего не знала. Линге посоветовал на всякий случай уложиться, так как отъезд может произойти совершенно неожиданно.

Весь этот день прошел в приготовлениях к отъезду. Только Геринг поспешил в этот же день уехать из Берлина. Еще до окончания совещания он попрощался с Гитлером, сказав, что уезжает в Южную Германию якобы для того, чтобы сколотить там оставшиеся резервы и бросить их против русских. Под вечер Геринг со своим личным штабом выехал в автомобиле на Оберзальцберг. Его жена и дочь, а также вся челядь из его замка «Каринхалл» выехали на Оберзальцберг еще несколько недель тому назад в двух специально составленных для них поездах.

Последние дни в бункере

21 апреля Линге разбудил Гитлера уже в половине десятого утра и сообщил ему, что русская артиллерия обстреливает Берлин и что Бургдорф и другие адъютанты ждут его в приемной. Через 10 минут Гитлер, небритый, поспешно вышел в приемную. Он обычно брился сам. Даже своему парикмахеру Августу Волленгаупту он не позволял брить себя, говоря, что не выносит, когда кто-нибудь возится с бритвой около его горла.

В приемной Гитлера ждали Бургдорф, Шауб, Белов и Гюнше.

— Что случилось? Что за стрельба и откуда? — взволнованно спросил он. Бургдорф доложил, что центр Берлина обстреливается тяжелой батареей русских, по-видимому, из района северо-восточнее Цоссена. Гитлер побледнел. Он беззвучно произнес:

— Русские уже так близко?

Утром 22 апреля огонь русской артиллерии снова усилился. Поступило донесение, что центр Берлина обстреливается несколькими тяжелыми батареями.

Снаряды русской артиллерии стали часто попадать в Тиргартен, а иногда и в парки министерств на Вильгельмсштрассе. Гитлер был разбужен гулом артиллерийского обстрела в десятом часу утра.

Одевшись, он позвал Линге и взволнованно спросил: «Какой это калибр стреляет?». Для успокоения Гитлера Линге ответил, что это стреляют немецкая зенитная артиллерия в Тиргартене и одиночные дальнобойные орудия русских. Гитлер, позавтракав в своем кабинете, ушел в спальню, где Морель сделал ему обычный возбуждающий укол.

Военное совещание было назначено на 12 часов. Около полудня в бомбоубежище Гитлера собрались Дениц, Кейтель, Йодль, Кребс, Бургдорф, Буле, Винтер, Кристиан, Фосс, Фегелейн, Борман, Хевель, Лоренц, Белов, Гюнше, Иоганнмейер, Ион фон Фрайенд и Фрейтег фон Лоринговен. Это было самое короткое совещание за все время войны. У многих лица были искажены. Говорили приглушенными голосами, повторяли один и тот же вопрос: «Почему фюрер все еще не решается покинуть Берлин?».

Гитлер вышел из своих комнат. Он сгорбился еще больше. Лаконично поздоровавшись с участниками совещания, он опустился в свое кресло. Кребс начал докладывать. Он сообщил, что положение немецких войск, обороняющих Берлин, еще больше ухудшилось. На юге русские танки прорвались через Цоссен и продвинулись до окраины Берлина. Тяжелые бои идут в восточных и северных предместьях Берлина. Положение немецких войск, стоящих на Одере к югу от Штеттина, катастрофическое. Русские танковыми атаками прорвали немецкий фронт и глубоко вклинились в немецкие позиции.

Гитлер поднялся и наклонился над столом. Он стал водить по карте дрожащими руками. Внезапно он выпрямился и бросил цветные карандаши на стол. Он тяжело дышал, лицо налилось кровью, глаза были широко раскрыты. Отступив на один шаг от стола, он закричал срывающимся голосом:

— Это ни на что не похоже! В этих условиях я больше не в состоянии командовать! Война проиграна! Но если вы, господа, думаете, что я покину Берлин, то вы глубоко ошибаетесь! Я лучше пущу себе пулю в лоб!