Меж двух времен - Джек Финней

— Весьма похвально. Если вы ищете место, обратитесь к моему управляющему.

Я услышал звук, который научился узнавать безошибочно: щелчок откинутой золотой крышки карманных часов, затем еще щелчок, чуть иного свойства, когда крышка захлопнулась.

— Да, вы деловой, вы занятый человек, — сказал Пикеринг. И все же, мистер Кармоди, у вас нет ничего, решительно ничего важнее, чем выслушать меня. Сколько бы я ни говорил!.. — Пикеринг помолчал, потом продолжал спокойнее:

— Месяц за месяцем я часами корпел в архивах, выискивая эти «гнусные следы» в пыли прошедших лет. Выискивая и прослеживая ниточки, теряя их и вновь находя дни и недели спустя среди десятков тысяч фальшивых накладных, аннулированных банковских чеков, подложных расписок, среди всевозможных сообщений, ведомостей и писем. И лучшее из того, что я нашел, сэр, я сберег, вынес из муниципалитета в целости и сохранности! Бумажку за бумажкой — я прятал их в карман и относил в свою скромную контору во время обеденного перерыва. Или отправлял в свой адрес по почте — и в долгие вечера, проведенные у письменного стола, изучал эти бумажки, анализировал их и составлял свои собственные архивы…

И все же большинство добытых мною сведений оказывалось совершенно ни к чему. Я собирал полные, неопровержимые улики, доказывающие самое бесстыдное мошенничество. А потом выяснялось, что негодяй умер месяц или два назад. Других виновников я и вовсе не сумел обнаружить: вероятно, переехали на Запад или в Канаду. Третьих я находил живыми и здоровыми, и не где-нибудь, а здесь, в Нью-Йорке. Но за эти годы они разорились дотла. А бывало и так, что, хотя собранные мной улики и давали ясную картину, они были тем не менее недостаточны. И окончательных доказательств я, как ни искал, найти не мог. Так что все эти «гнусные следы», мистер Кармоди, в конце концов обернулись считанными адресами. И главный «след» вел к одному ничем не примечательному в прошлом подрядчику, который получил деньги за доставку и установку каррарского мрамора в коридорах, залах и приемных городского суда. Тонны прекрасного каррарского мрамора, ввезенного из Италии, — так по крайней мере сказано в обнаруженных мной накладных и оформленных надлежащим образом таможенных квитанциях. А к ним в придачу есть еще и ведомости на уплату жалованья десяткам рабочих, с указанием фамилий и адресов, за длившуюся несколько недель работу по установке и отделке мраморной облицовки. Хотите взглянуть? Вот одна из накладных.

Зашуршала бумага, последовали две-три секунды молчания, и Кармоди сказал:

— Вижу.

— Да нет, сэр, оставьте себе. На память. У меня такого добра хватает…

— Не сомневаюсь, потому и возвращаю вам эту.

— Она мне не нужна. Вы думаете, я положу ее обратно в свой архив? А вы проследите за мной и узнаете, где я его держу? Уверяю вас, сэр, что теперь я вернусь в свою контору лишь один-единственный раз. С целью передать упомянутому подрядчику касающееся его досье целиком.

Пикеринг выждал паузу и продолжал, снова понизив голос:

— Ибо как ни скромны были, по меркам «шайки Твида», деньги, заработанные этим подрядчиком, они сделали его богачом. Он вложил их в нью-йоркскую недвижимость, и теперь, каких-то несколько лет спустя, у него миллионы. Миллионы! И жена, которая, как говорят, умеет выжать максимум удовольствий из каждого доллара — а их миллионы — и из того общества, куда эти миллионы открыли ей доступ. Если хотите, мистер Кармоди, давайте пройдем к зданию суда. — Пикеринг, я просто уверен, показал кивком в сторону суда позади ратуши. — И осмотрим его вместе с вами, зал за залом. Так, как в свое время осмотрел его я. Сидел в зале заседаний как зритель и искал глазами: где же мрамор? Или торчал в канцелярии в очереди за какой-нибудь ненужной справкой и все шарил, шарил глазами по стенам. Я осмотрел здание этаж за этажом, коридор за коридором, заглядывал даже в дворницкие и в клозеты. И если вы укажете мне во всем задний хотя бы один квадратный сантиметр поверхности, выложенный каррарским или каким-нибудь другим мрамором, тогда, подрядчик Кармоди, даю вам слово, что никогда вас больше не обеспокою.

Последовавший затем вопрос был задан монотонно, без всякого выражения:

— Сколько вы хотите?

— Миллион долларов, — тихо сказал Пикеринг, и губы его, казалось, получили от этих слов чувственное наслаждение. — Ни центом больше, ни центом меньше. Этого мне хватит, чтобы последовать за вами по пути приумножения богатства.

— Ну что же, вероятно, ваше требование не лишено смысла.

Когда?

— Сейчас же. В течение двадцати четырех часов. Не качайте головой, сэр! — зло выкрикнул Пикеринг. — У вас есть такие деньги, у вас есть гораздо больше!..

— Не наличными, идиот! — В голосе Кармоди кипела тихая ярость. — Да, у меня есть деньги. И я заплачу вам. Если вы покажете и передадите мне якобы имеющиеся у вас улики. Но все мои деньги вложены в недвижимость — все без остатка. У меня нет свободных наличных денег!

— Конечно, нет. Я и не ожидал, что они у вас есть. Но затруднение разрешается просто: продайте какую-то часть имущества.

— Это вовсе не так просто, — ответил Кармоди сквозь зубы. Получить с моего имущества миллион именно сейчас не представляется возможным, хотите вы понять это или нет. Время во всех отношениях неподходящее. Деньги мои заморожены. В большой незаконченной квартире, где работы на зиму по необходимости прекращены, даже со штукатуркой и то надо ждать более теплой погоды. В десяти участках под коммерческие здания — но старые дома будут снесены опять-таки только весной. В закладных, верных как золотые слитки, а то и еще вернее, — но сроки их еще не истекли. В пустых участках к северу от Сентрал-парка, ожидающих того часа, когда город разрастется до них. Иными словами, сэр, я разбросал свои ресурсы до предела. До опасного предела! Если бы я сейчас попытался получить под свое имущество миллион, мне не дали бы и десяти центов на доллар. Теперь вы осведомлены о состоянии моих дел лучше, чем кто бы то ни было на свете…

Воцарилось молчание; когда Кармоди заговорил снова, голос у него был совсем другой, тихий и сдержанный, едва ли не дружелюбный, словно, удостоив Пикеринга своим доверием, он теперь относился к нему почти как к равному.

— Сообщу вам секрет, о котором не догадывается ни одна живая душа. Меня преследует страх умереть в течение ближайших месяцев — если бы столь печальное событие и вправду произошло, полагаю, что жена моя очень скоро осталась бы без гроша. Они накинулись бы на мое состояние как коршуны, разорвали бы его на куски, растащили бы во все стороны. Жена ничего не смыслит в финансах, да, кроме того, в таких обстоятельствах женщина юридически не имеет возможности действовать с надлежащей скоростью, компетентностью и рассудительностью. Я поставил на карту все, что имел, и скоро эта ставка начнет приносить проценты. Но в настоящий момент мои дела — без преувеличения — висят на волоске. Я не смею нынче отправиться в путешествие. Я боюсь заболеть хотя бы на неделю. Вы меня понимаете, сэр? Под гнетом ваших требований рухнет все здание. И все будет потеряно — абсолютно все. Подождите, — попросил он буквально дружеским тоном. — Призовите на помощь свое терпение, как вы это делали до сих пор, потерпите еще немного. А весной — не качайте головой, сэр! — повторил он восклицание Пикеринга, — весной я заплачу. Я сказал, что заплачу! Я заплачу вам больше, миллион с четвертью, но весной! Вы должны мне дать… Пикеринг ответил довольным смешком.