Путешествия вокруг света - Отто Коцебу

28 ноября на рассвете был сделан пушечный выстрел; вскоре явился королевский лоцман Геботтель в сопровождении восьми двойных лодок, на каждой из которых было от 16 до 20 человек гребцов. В каждой лодке находился хозяин, наблюдавший за порядком во время буксирования; старик Юнг сидел в маленьком легком челноке и распоряжался всем делом. На лодках люди шутили и смеялись; работы производились, так сказать, шутя, и взрослые сандвичане показались нам играющими детьми. Господствовал совершенный штиль, мы снялись с якорей, и лодки буксировали нас с такой быстротой, что «Рюрик» проходил по лагу три мили в час. Спустя полчаса достигли мы гавани и бросили якоря в расстоянии пистолетного выстрела от берега, напротив самой крепости, найдя там 8 саженей глубины.

Юнг взошел к нам на корабль и объявил, что лодки принадлежат не королю, и мы должны заплатить каждому хозяину по 3 пиастра, взамен чего я, как командир военного корабля, освобождаюсь от платежа за якорное стояние[102]. Едва только мы бросили якорь, как множество сандвичан окружило «Рюрик», частью вплавь, частью на лодках; все хотели взойти на корабль и чрезвычайно рассердились, когда это было воспрещено. Для проведения некоторых нужных работ я объявил корабль на несколько дней табу; милые нимфы пропели нам еще несколько любовных песен и возвратились, удивляясь нашему жестокосердию.

29-го. Сегодня начали снабжать нас, по повелению Камеамеа, съестными припасами; ежедневно получаем мы в избытке таро и ямс, кокосовые орехи, бананы, арбузы; свиньи столь велики, что весь экипаж не в состоянии съесть и одной в два дня; у нас осталось из обещанного числа больше половины; я велел часть их посолить, часть же взять живыми с собой.

Сегодня недоразумение возмутило народ против нас; он уже взялся было за оружие, и дело это имело бы дурные последствия, если б не вступился Юнг. Причина была следующая: поскольку, как мне известно, еще никем не была сделана опись гавани Гана-Рура, и она, без сомнения, только малому числу мореплавателей известна, то я вознамерился снять ее план и послал подштурмана Храмченко для установления в разных пунктах длинных жердей с флагами. Появление этих флагов привело жителей в отчаяние, ибо Шеффер поднял здесь русский флаг, сказав: «Я принимаю остров во владение». Поэтому они более не сомневались, что я теперь сделал первый шаг к завоеванию. Когда ко мне пришел Юнг и настоятельно просил снять флаги, то я объяснил ему свое невинное намерение и велел переменить флаги на голики [венки]; спокойствие было восстановлено. Чтобы еще более приобрести доверенность, я просил Кареймоку пожаловать завтра отобедать на «Рюрике».

30 ноября. Кареймоку, приняв мое приглашение, прибыл около полудня со своей женой, Юнгом и знатнейшими дворянами («гери»), между которыми находился брат королевы Кагуманы; Юнг привел свою жену, близкую родственницу Камеамеа. Суровость Кареймоку, недоверчивость которого исчезла, превратилась в ласковость; он несколько раз дружески пожимал мне руку. Гости мои нарядились в праздничные одежды, и я едва узнал Кареймоку, щеголявшего в одежде английского штурмана, в смазных сапогах и с треуголкой на голове; вся эта одежда была столь тесна для него, что он почти не мог делать движений и во время полуденного зноя подвергался опасности задушиться; с неменьшей гордостью, но с таким же затруднением поворачивались в европейской одежде и «гери», в странном смешении представляя то матроса, то модного щеголя.

Одежда министров Камеамеа, состоящая из одного только фрака, гораздо предпочтительнее. Мода здесь владычествует до такой степени, что даже люди низшего сословия считают необходимым иметь что-либо из европейской одежды; поэтому и встречаешь на этих островах самые смешные фигуры: иной ходит в одной рубашке, другой в панталонах, а третий щеголяет в одном жилете. Нет сомнения, что американцы скупают в своих городах все вышедшие из моды платья и продают их здесь с большим барышом. Один из моих гостей имел на себе предлинный фрак с пуговицами величиной в чайную чашку, которым он беспрестанно любовался.

Женщины совершенно закутываются в материю (тапа) собственного произведения и только на шее имеют шелковый платок; одна г-жа Юнг, будучи женой европейца, одевается по-европейски в богатые китайские шелковые ткани. Ее приятное лицо и весьма скромное для полудикарки обращение особенно нам понравилось; напротив, супруга Кареймоки, женщина высокого роста и чрезвычайно крепкого и плотного сложения, была и в лице, и в поступках весьма мужеподобна.

Из-за тесноты каюты я велел приготовить стол на шканцах; но все усиленные старания наших поваров дать сандвичанам высокое понятие о русском пиршестве были тщетны, ибо они ничего не ели. К несчастью, я не знал, что свинина должна быть освящена в мурае; по этой самой причине не только свинина, но и все прочие кушанья были табу, поскольку они приготовлены на том же огне. Итак, гости мои, сидя в своих смешных нарядах, остались тощими зрителями европейского обеда, пока наконец, по моим настоятельным просьбам, не решились покушать сухарей, сыра и плодов; вино и водка, казалось, не были табу, ибо рюмки часто опоражнивались. Надо сожалеть, что островитяне страстно преданы употреблению крепких напитков; европейцы не преминули распространить и здесь этот яд и подать дурной пример.

Весьма легко выпивают они разом целую бутылку рому и могут выдержать невероятно большое его количество. Дамы, которые в присутствии мужей не могли ничего есть, с тем большим усердием налегали на вино. Корабль понравился всем, особенно Кареймоку, который рассматривал все с бо́льшим вниманием. Прекрасно написанный портрет моего отца, висевший в каюте, ввел всех моих гостей в большое заблуждение: они посчитали его за живое существо и только прикосновение уверило их в обратном. Хорис показал им портрет Камеамеа, которого они немедленно узнали и которому чрезвычайно обрадовались (когда на острове стало известно, что мы имеем Камеамеа на бумаге, то нас ежедневно посещало множество людей, желавших его видеть). В 4 часа гости оставили корабль и были весьма довольны моим приемом, особенно потому, что я старался вознаградить неудачу моего обеда разными подарками.

Сегодня с закатом солнца наступает для Кареймоку и знатнейших дворян табу, продолжающийся одну ночь и два дня. Здесь чем знатнее кто-либо, тем более строгие обязанности возлагаются на него; с каждым полнолунием и новолунием наступает такое табу: как только солнце склоняется к закату, они идут в мурай и выходят оттуда только по прошествии назначенного срока. Шамиссо получил от Кареймоку позволение оставаться в мурае во все продолжение табу; нет сомнения, что он первый европеец, которому это удалось.