Земля - Валера Дрифтвуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Старый генерал громче бурухтел, – замечает орк вполголоса. – А этот тихушник.
– Тоже преимущество, – кивает Рина.
– Если лампочки теперь поменять какие… погляжу, в хламовнике было несколько штук, в картонках. Они же от времени не перепортились?
– Не должны, – Рина замечает, как в углу кухни переминается младший Эсгрин, точно не знает, постоять ли ему столбом или лучше всё же присесть где-нибудь, не мозолить глаза. За всей вознёй Джон и госпожа Брук как-то забыли представить его по имени, и называют просто – Малой, пусть даже он уже почти с отца ростом. Паренёк чуть заметно поёживается и старательно отводит глаза, чтобы не таращиться на орчару.
– Да вы пока присядьте, – сжалившись над ним, произносит Рина, и парень, пробормотав нечто неразборчиво-вежливое, пристраивается на ближайшую табуретку.
* * *
При людях и особенно в дому Ришка сегодня живёт совсем по-старшаковски, отрадно поглядеть и послушать.
– Вы ведь не откажетесь пообедать и выпить чаю с нами? – говорит она людям, и те действительно не отказываются. Ещё бы, после такой работы. От Риткиных речей, от этого «с нами», орка так и забирает теплынь.
А не по многим дням ведь уедет девчура, маленькая старшачка – вчера аккурат достучала свою книжку про житьё крылатых на этой дикой земле. Уедет, и как знать, надумает ли в самом деле когда-нибудь вернуться. Мало ли у неё там жизни, на матёрой суше. Опять же и Сэм Кнабер там, а он, видать, близенек был Ришиному сердцу – и хорошо, что перед его отъездом людята всё-таки не расплевались-то насовсем.
Обед с чаем собирают быстрый и щедрый: длинные макароны с помидорной густой подливой, магазинный сыр, тушёнка, разные мелкие сласти и утрешний Ришкин пирог с яблоками. Ййр ещё на овощник смотался за луковицей, морковками и зеленью: за добрую помощь угощать – правильное и приятное дело, даже если ты, горхатова тварь, много лет уже не живёшь по правскому орчьему обычаю.
Впереди сегодня ещё труды: Риша ловко и легко договорилась с Джоном Эсгрином, чтобы забрал старого генерала – может, тот ещё частично сгодится для каких-нибудь надобностей, а такую громаду спустить бережно со станционной горки да уложить в лодку можно только артелью. Совсем не хочется нынче думать о том, что Ришка вскоре покинет дом, и дикую землю, и Саврю, и милых коз, которые давно уж привыкли принимать угощения из её человечьих рук, и одну глупую горхатову тварь с башкой, пёстрой от седины.
На что уж к бугайчику-то прикипел – так и ныло бы теперь нутро, если бы к Ришке не прикипел втройне.
* * *
Остаток Савриного дня происходит с весельем, которому даже сверх сыта набитый живот не помеха. Челюсть ронфинчь оказывается напрочь бесполезной вещью, но выглядит она загадочно и хранит при себе почти все зубы. Толковой истории о «злом, злом, злющем» враге от рыжего Ки не удалось добиться – обычная баюльная баечка из тех, которыми всякий страфилий дом полон, когда подрастает пискло: шлялась-де по острову очередная беда на ногах, умышляла ли погубить крылатое племя, или готовила дрянь-клетку на вольных летуний, или к примеру таскала да поедала глупых маленьких страфилят, если родители недосмотрели. А шкура у беды была каменная, вроде панциря – когти сломишь, да не убьёшь! Только Земля не потерпела такой неправды. Только Мать Гиблых поднялась-то за детушек. Только Брат Пропащих выследил беду и не спустил обиды. Ийр-Чистая Смерть любого врага убьёт и съест, если это самим крылатым вдруг оказывается не под силу.
Савря всё же решает выменять челюсть на язвечью башку в своё полное владение: в отличие от объеденной башки, эту некрупную штуку можно удобно зажать в лапе и принести домой, а там уж Ййр сам в точности расскажет, как было дело.
Пока до закатного часа остаётся время, они с Ки успевают немного поиграть в башку – с ленцой и передыхом, поскольку оба объелись, и больше на высоких подскоках, чем в воздухе – а после припрятать её в муравейнике.
Отчего-то желая удивить Ки как следует, Савря даже зовёт его с собой – проведать Мину Скромницу и Мэгз Шалунью, и рыжий действительно поражается её храбрости, ведь среди его холостой ватажки ходит об этих зверях захватывающе ужасный слух. Будто больно смелых охотников та, что с пятном, сбивает с лёту страшным ударом, а вторая добивает острыми копытами, а потом они вдвоём пожирают неуберёгшегося летуна, не оставляя ни перьев, ни даже косточек. Именно по этой причине вся их широкая луговина ограждена гремучими брякалками, и на шее у каждой тоже штука со звоном, ведь не могла же Чистая Смерть оставить крылатых без ясного предупреждения.
Впрочем, ни одного имени якобы сожранных козами летунов Ки припомнить не может, и Савря крепко подозревает про себя, что страшный слух – та же брякалка, которые Ййр сам и вешает, показывая, где баловаться не следует. И потом, Мэгз в самом деле умеет бодаться; об этом уж точно крылатые предупреждены, а остальное парни могли и сами додумать. Будь Ййровы бывшие люди настолько опасны, разве стал бы он их держать на острове – умной Савре-то это совершенно ясно.
Савря бесстрашно любуется Минькой и Мэгз с оградного столбика, хоть и неловко ей там стоять, держа в когтях промен-челюсть. Козы дают на себя посмотреть, не подходя близко – косятся с неудовольствием на Ки, замершего в ветвях ближайшей берёзы. Мэгз сердито кричит, и рыжий, поёжившись, охает тихонько. Да, Саврина храбрость ещё как его впечатлила, по лицу даже видно.
* * *
С кривой сосны под станционной горкой рыжий улетает будто нехотя – или так кажется, из-за сегодняшнего объеденья. Ничего, будут и у Саври такие же сильные и широкие крылья, вот тогда и станет понятно, чей полёт удалее… Задумавшись, юная страфиль постукивает своим новым приобретением об толстый сук.
Отсюда видно, как по тропке с ближней стороны моря идут рядышком Риша и сама Чистая Смерть. Риша говорит радостно и горячо, разом и ртом, и руками, а Чистая Смерть слушает; можно бы, пожалуй, слететь прямо к ним, но Савре пока охота побыть здесь со своими мыслями. Удивительно, сколько же этих мыслей
