Друзья и соседи - Борис Ласкин

— Ну что? — спросил Андрей.

— Рассказывай, — попросила Ольга, и по напряжённому её взгляду Таня поняла, что Ольге хочется, чтобы подтвердилось всё или почти всё из того, что так складно и убедительно сказал Илья.

А сам Илья скромно молчал и подозрительно щурился.

— Это просто чудо! — восторженно сказала Таня. — Прямо поразительно, до чего всё точно!..

— Гений! — повторил Андрей.

Таня выдержала паузу и сказала:

— Значит, так… Этот бородатый товарищ родился в Москве в тысяча девятьсот тридцать пятом году. Грянула война, и он героически пошёл в школу, в первый класс. Впоследствии он мужественно окончил фармацевтический институт. Сейчас заведует аптекой. Женат. Три года сыну, который является крупным домашним диверсантом. Всё.

Как они тогда хохотали! «Я этого Илью, можно сказать, публично развенчала, — весело подумала Таня, — а он совсем не обиделся».

— На этот раз не всё угадал, — сказал Илья, — но это не имеет значения. Я считаю, что игра стоит свеч.

— В каком смысле? — спросила Таня.

— В том смысле, что очень интересно конструировать чужую биографию, характер…

— Правильно, — согласилась Ольга, — я считаю, что это необыкновенно интересно.

Таня молчала.

Илья посмотрел на неё и улыбнулся:

— Я знаю что вы сейчас скажете… Ошибся в случайном человеке — никаких потерь и в награду две минуты веселья. А вот если ничего не удаётся угадать в человеке, который тебе небезразличен, который тебе дорог, тогда веселье отменяется надолго, иногда на всю жизнь…

Таня покачала головой:

— Не знаю, может быть, я не права, но мне кажется, что открывать что-то новое в человеке и тем более что-то хорошее во сто раз интересней, чем конструировать его характер, пусть даже сложный и противоречивый.

Тогда в вагоне, пока они разговаривали и спорили, Таня присматривалась к Илье и вдруг поняла, что больше других ей интересен он — спокойный, до смешного деликатный. Она слушала Илью и, как это нередко случается, в какую-то минуту ощутила, что даже тогда, когда он говорит с Ольгой и с Андреем, он обращается к ней. Это её обрадовало, и ей опять стало весело.

Они приехали в Москву и в тот же вечер вчетвером отправились в кинотеатр «Россия» на премьеру нового фильма «Чайковский».

А потом Ольга всех пригласила в гости.

До чего ж там было славно. Ольга напекла в духовке картошки, открыла банку килек, Таня достала из морозильника два пакета пельменей — через полчаса всё было готово.

За столом Андрей сказал, что подобные экспромты часто бывают приятней, чем какой-нибудь званый ужин. Все с ним дружно согласились, потом вспомнили о фильме, завязался оживлённый разговор, и тут выяснилось, что Илья отлично разбирается в музыке.

Ольга и Андрей сидели рядом, и рука его лежала на её плече. «Хозяйская поза, — мысленно отметила Таня, — но в этом нет ничего плохого. Чего им таиться? Они любят друг друга, и в сущности у них уже всё решено».

Андрей перехватил Танин взгляд.

— Оля, ты заметила, мы давно молчим, а говорят только Илья с Татьяной.

— Да, — улыбнулась Ольга, — но мы молчим не потому, что нам с тобой нечего сказать. Мы тоже интеллигентные молодые специалисты…

— Мы можем внести свою интеллектуальную лепту, подхватил Андрей, — но мы сознательно храним молчание…

— Чтобы вы в задушевной беседе получше узнали друг друга, — закончила Ольга.

— Каких выдающихся людей воспитал наш коллектив! — с шутливым пафосом произнёс Илья.

И тут Ольга неожиданно схватила Таню за руку и утащила её на кухню.

— Что? — спросила Таня. — Что случилось?..

— Я ужасно рада, — сказала Ольга, — ты представить себе не можешь, до чего я рада, что всё так хорошо получилось. Мы с Андреем сразу поняли, что и он тебе нравится, и ты ему нравишься.

— Неужели? — подчёркнуто серьёзно спросила Таня.

— Мы с тобой знакомы не один день и дружим не один год. Танька, не делай вид, что это тебя не волнует, — сказала Ольга и вдруг поцеловала Таню. — На, бери чайник, а я понесу варенье, иначе они не поймут, чего мы вдруг убежали…

— Между прочим, поезд дальше не пойдёт, — услышала она над самым ухом чей-то хрипловатый бас.

Таня открыла глаза. Вагон почти опустел, выходили последние пассажиры.

Она взяла чемоданчик и, улыбаясь своим мыслям, быстро пошла к выходу.

Зайцев возвратился из главка в отменном расположении духа, что было заметно по всему: проходя мимо стола Полины, он отстучал на нём — та-ра-рам-там-там, после чего проследовал в кабинет.

Полина посмотрела вслед управляющему. «Не закрыл за собой дверь, значит, сейчас вызовет». Она услышала, как он набирает номер, потом раздался его бодрый голос: «Нина, это я».

Полина встала и закрыла дверь. «С женой говорит». Она села за стол. «Самое время рассказать про письмо. И не кому-нибудь, чтоб на весь трест звон пошёл, а именно Егору Алексеевичу, управляющему».

В приёмной мягко гуднул зуммер. «Сам вызывает, будто чувствует».

Полина привычно поправила причёску и вошла в кабинет управляющего.

Зайцев протянул ей несколько телеграмм для отправки и при этом улыбнулся. «Интересно, — отметила про себя Полина, — типичная улыбка Сфинкса».

Она задержалась, пересчитала телеграммы. «Сказать? Не сказать?.. А вдруг рассердится — «не занимайтесь глупостями, вы на работе». Нет, не рассердится, у него настроение хорошее. Наверно, в главке трест похвалили за перевыполнение плана».

Она подошла к столу и опустилась в кресло для посетителей.

— Егор Алексеевич, могу сообщить вам одну интересную вещь. Вы знаете, у нас работает Татьяна Сумарокова?

— Татьяна Александровна? Знаю.

— Теперь второй вопрос. Вы знаете артиста, который играет в кинофильме «Чайковский»? Ещё он играл в «Девять дней одного года», «Берегись автомобиля»…

— Это кто, Смоктуновский, что ли?.. Как же.

— Так вот, Егор Алексеевич, артист Иннокентий Смоктуновский дал исключительно высокую оценку по линии понимания искусства нашей Сумароковой. Он прислал ей свою фотокарточку с личным автографом.

— Сумарокова небось на седьмом небе, а?

Полина помедлила — «сейчас будет самое неприятное».

— А она пока этого не знает. Вот, — Полина достала из кармана жакета конверт, вынула открытку и положила её на стол перед Зайцевым.

Зайцев с видимым удовольствием долго рассматривал знакомое лицо артиста и прочитал надпись.

Он вернул открытку Полине.

— Значит, она ещё не знает… А к вам-то она как попала, эта фотография? Конверт ведь пришёл Сумароковой. Какое же вы имели право?..

Полина промолчала.

— Сумарокова очень толковый работник, — сказал Зайцев и углубился в свои бумаги, давая тем самым понять, что аудиенция окончена. — Умная, образованная девушка.

— Это верно, — кивнула Полина и подумала: «Карточка с автографом уже оказала своё действие».

— Соедините меня с Фоменко, — сказал Зайцев, ещё раз давая понять Полине, что сознательно переходит на официальный тон, так как не одобряет её поступка.

Вернувшись в приёмную, она соединила управляющего с директором завода Фоменко, старательно заклеила конверт и успела при этом бросить прощальный взгляд на исполнителя роли композитора Чайковского.

В тот же день она всё рассказала Тамаре, Любе Софье Семёновне, ещё кое-кому.

Так тайна перестала быть тайной.

Потом Полина не переставала удивляться: все, решительно все, кому она поведала содержание автографа, говорили о Сумароковой как о прямо-таки необыкновенном человеке. Она и культурна, она и умница, и прекрасный работник, что вполне естественно — она с отличием окончила институт, много читает, любит стихи и так далее и тому подобное. Полина слушала и пожимала плечами: «Честное слово, даже смешно — стоит большому человеку обратить внимание на рядового товарища, и все хором начинают говорить, что он вовсе не рядовой, а очень ценный и почти что незаменимый».

К концу дня все, включая буфетчицу Клаву, были полностью в курсе дела.

Полину время от времени томили лёгкие угрызения совести, но она сумела убедить себя, что вина её не так уж и велика. Будь она плохой и непорядочной, она могла бы оставить эту открытку у себя и шепнуть подругам, что свой автограф артист прислал ей — Полине. И в этом никто, возможно, и не стал бы сомневаться, тем более что на открытие Иннокентий Смоктуновский конкретно не указал — кого именно он сердечно приветствует.

«… Последний раз мы были вместе, и вдруг наступил момент, когда я и он сразу замолчали. И я вспомнила твои слова: «Мы молчим не потому, что нам нечего сказать». Но дальше было совсем интересно. Илья посмотрел на меня, как тогда в электричке на бородатого аптекаря и сказал: «Помните, как Андрей заметил в тот вечер, что говорим только мы с вами». Я сказала: «Смешно, но я подумала о том же самом».