Стража Лопухастых островов - Владислав Крапивин

«Сейчас заплачет», – испугался Ига. Степка не заплакала, выговорила шепотом:

– Забавно, да?

И это было еще хуже.

– Степка, а дед и бабка… неужели совсем тебя не любят?

– Не знаю. Наверно, им все равно…

– А они… чьи родители? Мамы или отца?

– Папины. Только они не хотели, чтобы он на маме женился. А когда он все-таки женился, дед сказал: «Ну, тогда пускай сын у вас будет, мой внук». А появилась я… Забавно, да?

– Ничего не забавно! Какая разница!

– Для деда есть разница… Ига, да ты не думай, что они обижают! Заботятся даже…

– Ага, вижу я, как заботятся. Готова даже, чтобы на куски расколотили, только бы в тот дом не возвращаться…

– Я же пошутила.

– Оно и видно…

– Ига, а дом… он тоже стал чужой. Будто сердится на меня. Наверно, обиделся, что я ключ от кладовки потеряла. Поднимаюсь по ступенькам, а они скрипят так недовольно…

– Ключ-то мы найдем, – пообещал Ига, хотя понятия не имел, где его можно отыскать.

– С кладовкой было лучше. Спрячешься там и почему-то веселее делается…

«Ночью-то сидеть в кладовке не будешь, – подумал Ига. – Да и вообще… где спрячешься от одиночества…»

И, наверно, не надо было про это, но Ига не удержался:

– Степка, а она … не пишет?

– Одно письмо было, коротенькое. Про то, что должна задержаться в Улан-Удэ на долгое время. Это называется «независящие обстоятельства». Да знаю я эти обстоятельства. Им я тоже не нужна.

– Тебе и нельзя уезжать из нашего климата!

– Ну да. Никуда нельзя, нигде нельзя…

– Степка, ну чего ты! Скоро опять поплывем в экспедицию, дракона искать!.. А хочешь, я тебе котенка дам? Мне вчера его Генчик подарил. Рыжий такой. Шерсть торчит, будто иголки у ежа. Я его так и назвал – «Ёжик»… Хочешь? Будет ночью урчать-мурчать рядышком.

– Ага, я хочу… только бабка не разрешит. Она кошек терпеть не может, говорит, что пачкают в доме. Забавно, да?

– Очень! – в сердцах сказал Ига. – Забавнее некуда.

– Да ты не расстраивайся, – по взрослому утешила Степка. – Как-нибудь переживем…

Потом она помахала ему от калитки и ушла в сердитый на нее старый дом. А Ига пошел домой. Шел и думал, какой он бессовестно счастливый. Придет домой, и там его ждут. И сперва слегка влетит от мамы за то, что опять «искал где-то ночных приключений», а папа расскажет, как он в свои лопухастые годы тоже возвращался домой в темноте, потому что любил сидеть с приятелями у разведенного в овраге костра или носиться в заросших переулках.

– Мы играли тогда в «чурки-искалки». Это не то что нынешняя ваша «скройся-умойся».

– Ой, да они похожи! И мы в них теперь почти не играем, это для первоклассников.

– Да, а наше ненаглядное чадо ужасно взрослое, – скажет мама папе. – Ты знаешь, что они затевают новую экспедицию? На поиски дракона!

– Ну так что, – скажет папа. – Дракон этот, говорят, вполне интеллигентный, травоядный…

– Говорят! А знает ли это сам дракон?.. Я опять несколько дней буду как на иголках.

– Мама! У нас же мобильный телефон. Если дракон нас сожрет, мы сразу сообщим!

– Сейчас получишь по загривку!

Потом Ига уляжется в постель, сладко вытянув ноги (они, хотя и натертые волшебной ржавчиной, к ночи все-таки малость гудят), прихватит книжку про рыцарей Круглого стола, включит на краю стола желтую лампу. Растрепанный котенок Ёжик прыгнет ему на грудь и заурчит, царапая коготками одеяло… А Степка? Она-то что делает в эти минуты? Про что вспоминает? О чем молчит?

3

Утром Ига побежал к Степке. И увидел на дворе деда. Обычно там хозяйничала бабка – то белье развешивала, то половики хлопала, а сейчас – дед. Зачем-то перекладывал с места на место березовые кругляки у забора. Оглянулся через плечо.

– Здрасте… – выговорил Ига. С дедом он встречался редко и никогда не разговаривал. Тот выпрямился, держась за поясницу. Качнул гладко причесанной седой головой, сказал не сердито, но и не улыбчиво:

– Спит еще Степанида. Легли только под утро, намаялись ночью.

– А что случилось? – очень испугался Ига.

– Да с Катериной Борисовной, с бабушкой ее нелады, приступ случился. Увезли в больницу. Степаниде пришлось соседей будить, звонить в скорую…

– А… какой приступ? Может, какое-то сильное лекарство надо? – Ига вспомнил, что у Генки остался еще запас удивительного антибредина.

Старик смотрел в лицо Иге бледными глазами.

– Да какое там лекарство от старости? Я и сам вот… Знаешь, Игорёк, в наши годы по жизни идешь, как по минному полю. Не ведаешь, какой будет следующий шаг…

«Надо же, он помнит, как меня зовут!»

– Я вот что хочу попросить… – опять заговорил старик. – Не откажи, ладно?

– Что? – шепотом сказал Ига. И отвел глаза.

– Боюсь, что с Катериной моей может кончиться… по-всякому в общем. А сам я тоже… Если вдруг что-то такое, ты не бросай Степку, пригляди за ней. Неизвестно, когда мать раскачается, чтобы забрать ее, да и раскачается ли. Про интернат что-то говорила, про обстоятельства…

– Я… ладно… – сипло сказал Ига. И заморгал.

– Вот и добро… А сейчас пока не буди ее, приходи попозже.

Ига кивнул. Спиной вперед шагнул к воротам, постоял, повернулся и тихо пошел домой.

Шел, и в голову лезло разное. В том числе разобранная Конструкция, кним с песочными часами и его рассуждения о нити и Меридиане… Повстречался Казимир Гансович, приветливо гоготнул, но увидел Игину задумчивость и не стал приставать с разговором.

Родители оказались дома. Отец был в отпуске и перебирал блёсны и катушки для спининга, готовился к рыбалке (занятие, радость которого Ига никогда не мог понять).

– Пойдешь со мной на озеро?

– Не-а… Мне жалко рыбу, которую ловят.

– Уху однако любишь…

– Ага, – признался Ига. – А ловить не люблю. Что поделаешь… Мама…

Мама на широкой доске разминала глину для лепки. Она сразу подняла голову.

– Ты что-то натворил?

– Господи! Да с чего ты взяла?

– Потому что знаю я это «мама».

– Ничего я не натворил… – Но смотрел Ига не на маму, а в открытую дверь своей комнаты. И видел стол и маятник на подставке. Маятник вдруг качнулся. Раз, два, три… «Такки-так»… И все же Ига сначала сказал не то, что хотел. Он сказал: – Гуся встретил сейчас. Казимира Гансовича…

– Приятная, конечно, встреча. Ну и что же?

– Понимаешь, мама… он говорил недавно, что нынче не будет пытаться улететь на юг. Значит, надо снова думать о зимовке. У него с этим делом всегда проблемы. В прошлом году чуть не съели…

– Кто же эти злодеи? – спросил папа, уронив от возмущения катушку (за ней помчался рыжий Ёжик).

– Не знаю… Да не в том вопрос. У нас на дворе есть сарайчик, он теплый и почти пустой. Может пустим Казимира на зиму?

Мама и папа переглянулись.

– Ну… если только ты сам будешь заботиться о его кормлении, – сказала мама.

– Буду… А еще…

– Что? – Мама оставила глину и выпрямилась.

– Степкину бабушку увезли в больницу, – совсем тихо проговорил Ига. С дурацким каким-то покашливанием. – Дед говорит, что она совсем плоха. И сам он… тоже… А Степкина мать укатила в дальние дали. Замуж собралась, наверно. Я думал… вот что…

Мама и папа смотрели на Игу. Ну, прямо… ну чего они так смотрят! И он дернул плечами и будто прыгнул с берега в холодную воду:

– Давайте возьмем Степку к нам, а?

И отчаянно застеснялся. Не посмел сказать до конца, что хотел: «Пусть будет… как сестренка…» Не получилось. Но маятник в его комнате все равно говорил свое «такки-так».

Ига, хотя и глядел вбок, чувствовал мамин взгляд. И вдруг отчетливо понял, какие мама готовит слова. О несуразности этого плана, о всех трудностях, сложностях и проблемах, в которых Ига не отдает себе отчета. Слова, которые будут абсолютно, совершенно и стопроцентно справедливы и разумны. Разве не так?

«Такки-так?» – спросил маятник.

Мама взглянула на папу. Он взял катушку за ось, зачем-то дунул на нее. Она – легонькая, алюминиевая – завертелась. Папа смотрел как она вертится и в то же время шевелил носком домашней туфли – играл с котенком Ёжиком. Потом он взглянул на маму.

Мама опять посмотрела на Игу.

«Только бы не зареветь…»

Мама поскребла подбородок испачканным в глине пальцем. И сказала:

– Ну… давай.

2002 г.