Там, где кончается волшебство - Грэм Джойс

– Попробуй, чем черт не шутит.

– Посмотрим, может, и попробую, – произнесла она.

Мне не терпелось обсудить вчерашнюю экспертизу, но я не знала, как подступиться к теме, не затрагивая Блума. Мне показалось, она грустит. Я поинтересовалась почему.

– Да из-за Чеза, – ответила она. – Он мне, конечно, нравится, но я не знаю, для меня ли жизнь хиппи. К тому же я хочу и дальше работать учителем. А ты? Я слышала, тебя турнули с акушерских курсов, это правда?

Я встала и подошла к дымящейся кастрюле.

– Правда. Помоги слить картошку.

Ей надо было уже идти.

– Спасибо, Джудит, – сказала я. – Спасибо тебе.

Она погладила меня по голове, глядя в мои глаза своими, сочащимися цветом, как сок сочится из целебного растения. Потом ушла. Я снова принялась крошить и растирать, и так до раннего утра.

– А знаешь, Мамочка, насчет Джудит ты была не права.

Я вспомнила, как Мамочка, усаживаясь в кресло, нюхала табак. Она его втягивала очень глубоко, зажмуривалась и некоторое время молчала, прежде чем ответить на такую наглую предъяву. «Я иногда бываю не права, – сказала бы Мамочка. – Бывает и такое».

С утра пораньше в воскресенье явился Чез в компании двух мертвых зайцев. На них еще роса не обсохла. Мне не было их жалко – они принесли себя в жертву. Взяв зайцев за уши, я взвесила добычу. Неплохо, решила я. На целый пирог и даже на половину не хватит, но вместе с говядиной из них получится отличная начинка, и в кои-то веки участники халлатоновской свалки за заячий пирог будут бороться за настоящий заячий пирог, а не за какую-то подделку. Я попросила Чеза сильно не распространяться, поскольку наверняка найдутся и такие, кто недолюбливает зайчатину. В смысле, помимо всего прочего, в наших краях ходят слухи, что, если съесть зайчатины, станешь гомосексуалистом. Откуда в мире появляются такие небылицы, я не знаю, но возникают они с завидным постоянством.

– Ох и хитрющие зверьки попались! – посетовал Чез.

– Теперь уже не важно. Они отправятся в кастрюлю.

– А что еще кладут в пирог?

– Картошку. Лук. Говядину. И все. Теперь проваливай, у меня дел по горло.

– Я что, даже чашку чая не заслужил?

– Нет, ты будешь мешаться под ногами.

Он постоял, потер рукой подбородок, но ни на шаг не сдвинулся.

– Мы говорили с Гретой и решили, что, как ни ужасно звучит, но тот, кто устроил погром на Мамочкиной могиле, оказал тебе изрядную услугу. Все деревенские вдруг встали на твою сторону, ты не согласна?

– Где нож? Ты ножа не видел?

– Ты выгадала больше всех. Ну не сама же ты это сделала!

– А, вот он. Хочешь, покажу, как свежевать зайца?

– Не стоит, Осока. Предоставляю это тебе. Уверен, из нас двоих ты лучше сдираешь шкуры.

Тут наши глаза встретились, и между нами снова пробежал бесенок невозможного.

– Ты прав, – сказала я. – Конечно.

Как только я подступилась к тушкам, он удалился.

Сначала отрубаешь лапы по первому суставу; потом отсекаешь голову прямо под черепом; затем делаешь вертикальный надрез на животе от точки между передними лапами до точки между задними. После этого зайца можно выпотрошить. Далее делаешь горизонтальную надсечку на спине, ведя нож от одного края распахнутой брюшины до другого. Цепляешься рукой за эту надсечку и сдираешь кожу сначала с задних лап, потом с передних. Оставшаяся шкурка сходит как чулок. Мамочка раньше шила из кроличьего меха перчатки, но сейчас на этом особо не заработаешь.

Мне тоже в свое время перепала парочка.

Разделав и нарезав зайцев, я уложила их в кастрюли и тщательно перемешала с говядиной. Когда явились месильщицы теста, вся начинка аппетитно побулькивала в двух кастрюлях, а я уже столько раз прослушала «Зеленый лук», что, если бы кто-нибудь ворвался и расколошматил чертову пластинку, я бы не расстроилась.

Месильщиц я видела впервые. Они были седые и немногословные, но глаза их так и лучились, а улыбки ослепляли. Наверно, старушки месили тесто для заячьего пирога уже сто лет. Они разложили свое хозяйство, не удостоив мой дом ни единым критическим взглядом – настолько сосредоточились на тесте. Даже сумели – и совершенно ненавязчиво – прибрать к рукам мою кухню и меня, указывая, что делать, но так, что я не чувствовала себя ни лишней, ни болтающейся под ногами.

C собой они принесли бадьи для смешивания теста, разные причиндалы и невероятных размеров противень для пирога. Все это до поры до времени поставили в кладовку, чтобы не пылилось. Какое чудо было наблюдать, как они в едином убаюкивающем ритме соединяют муку с топленым свиным жиром, замешивают тесто, разбивают пальцами комочки, и все без единого слова, синхронно, завораживающе. Когда они работали, на них будто лилось сияние. В моей духовке они выпекли – не до конца, а просто чтобы тесто взялось – фрагменты нижнего слоя пирога. Сложили их на противень, срезали лишнее по краям.

Потом отошли в сторону и посмотрели на меня лучистыми глазами.

– Теперь твоя очередь, – произнесла одна из женщин.

Я вдруг занервничала. Они внимательно следили, как я раскладываю начинку, равномерно распределяя ее по противню. Я собиралась положить еще, но тут одна из них жестом остановила меня. Они накрыли пирог толстым верхним слоем теста. Когда им показалось достаточно, набросили на него тряпку.

Дамы сказали, что не уйдут, пока не уберут за собой на кухне, – отговорить их оказалось невозможно. Не успели они закончить, как приехали два здоровяка из пекарни и увезли противень. Пирог должны были выпекать ночью. Вычистив кухню до блеска, месильщицы сняли передники, надели пальто, собрали все свое хозяйство и были таковы. Только когда они ушли, я вдруг поняла, что за все время, проведенное вместе, мы обменялись едва ли десятком слов.

Можно было подумать, старушки мне привиделись.

34

Когда я в понедельник днем явилась в «Фокс-инн», гулянье шло уже на полную катушку. Возле пруда с утками поставили палатку, в которой наливали пиво; погода явно благоприятствовала бражникам, и их собралось несметное количество. Солнце трудилось что есть мочи, но все его усилия сходили на нет при первом же порыве ветра. Как бы там ни было, церемониймейстер объявил бы, что день для ежегодной схватки за заячий пирог и пинания бутылки выдался прекрасный.

Зайдя в палатку, я стала искать глазами Артура. Он мне сказал, что будет заседать в «Фоксе» уже с полудня: надо же как следует подготовиться к пинанию бутылки, да и все равно парад начнется отсюда и прошествует до церкви Святого Михаила. Артура я не увидела, зато заметила Винаблза, наслаждающегося пинтой биттера в компании дружков. Они воззрились на меня, Винаблз что-то сказал, и все покатились со смеху.

Тогда я пошла в сам паб, надеясь, что Артур там. Там он и был – сидел как миленький, потягивая пенистое пиво с Биллом Майерсом и еще несколькими парнями. Внутри было не протолкнуться – сплошные футболисты и молодняк из духового оркестра. Про Билла говорили, что во время состязаний «пни бутылку» он лезет в самую гущу. Оно и понятно – в общей свалке удобно сводить старые счеты. Хотя со мной Билл вел себя очень благородно, все знали, что он крепкий орешек и любит подраться. В отличие от Артура, Билл выступал за соседнюю деревню Медбурн, поскольку оттуда родом. Обычно в команду Халлатона входили только халлатоновские, в то время как все остальные – из более мелких деревень, включая Медбурн, – составляли команду противника.

Они уже порядком набрались. Что Билл, что Артур, увидев меня, заулюлюкали и жестами позвали к себе за стол. На них были полосатые футболки и грязные тяжелые ботинки; глаза их налились, а лица покраснели. Билл закричал приятелю, стоявшему у бара, чтобы тот купил мне выпить. Я запротестовала, сказав, что просто пришла посмотреть на шествие, однако Билл настаивал, а Артур доложил ему, что мне нравится бейбичам, поэтому мне снова заказали сей чудесный напиток.

Настроены мужчины были залихватски – общались вроде бы по-доброму, но только все время будто спорили. Я посмотрела, что пиво подносится к губам от силы три-четыре раза, и кружка уже пуста – такое ощущение, что выпивать с иной скоростью им было впадлу. Они шутили, задирались, ни с того ни с сего принимались петь. Один из незнакомцев погладил меня по волосам и предложил поцеловаться.

– Убери от нее руки, а то будешь иметь дело со мной! – гаркнул на него Артур, а вся компания заржала, словно это была наисмешнейшая из всех смешнейших шуток в истории.

Артур повернулся ко мне:

– Как твой пирог?

– Пирог в порядке. Как твоя «бутылка»?

– «Бутылка» тут, – сказал он и, пошарив под столом, достал небольшой бочонок с пивом. Его-то он и должен был нести во время церемонии.

Увидев бочонок, мужчины засвистели, заулюлюкали и разразились песней. Артур снова взглянул на меня и покраснел. Он так гордился, что понесет «бутылку». Он заслужил это по праву – только тогда, когда один из стариков освободил почетное место, – тем, что на предыдущем пасхальном состязании забил гол за команду Халлатона. Он так гордился и смущался одновременно, что я расчувствовалась и захотела обнять его – но почему-то вместо этого глотнула шипучего бейбичама.