Они должны умереть. Такова любовь. Нерешительный - Эван Хантер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оба — большие, сильные, каждый имел при себе заряженный револьвер. Но когда Мэри Томлинсон открыла дверь своего дома, они оба сразу же почувствовали свою неполноценность и заметно съежились на ступенях ее крыльца.
У миссис Томлинсон были пламенно-рыжие волосы, сверкающие зеленые глаза. Уже одних этих глаз и волос было достаточно, чтобы понять: это сильная женщина.
Сочетание крупных размеров с высоким ростом и как бы высеченным из гранита лицом говорило о том, что она не допустит вольностей. В дверях стояла женщина, ростом по меньшей мере пять футов девять дюймов, с огромным бюстом и толстыми руками, крепко упершись ногами в пол, как борец в ожидании атаки. Босая, в гавайском цветастом платье, она подозрительно оглядела детективов, когда те предстали перед ней и необыкновенно робко предъявили свои полицейские значки.
— Входите, — наконец произнесла она. — Я все ждала, когда же вы наконец у меня появитесь.
И то, как она произнесла эти слова, тоже было необычным. Казалось, она не знала, что театральная фраза: «Я все ждала, когда же вы наконец появитесь» бессчетное число раз повторялась еще задолго до ее рождения и, вероятно, будет еще многократно повторяться, пока существуют напыщенные резонеры. Она же изрекла слова так, будто была, по меньшей мере, председателем правления компании «Дженерал моторе», который, созвав совещание, был раздражен тем, что некоторые служащие немного опоздали. Она ждала прихода полиции, и, единственно, что ее беспокоило, какого черта они так долго с этим тянули.
Она решительно шагнула в дом, предоставив Хейвзу самому закрыть за собой дверь. Это был типичный для района Санд Спит дом с участком: маленькая прихожая, кухня — слева, гостиная — справа, три спальни и ванная в середине. Миссис Томлинсон обставила свое жилище со вкусом миниатюриста: мебель, картины на стенах, лампы — все было миниатюрным, предназначенным для крошечной женщины.
— Присаживайтесь, — произнесла она, и Хейвз с Ка- реллой разместились в гостиной, в двух маленьких плетеных креслах, в которых было очень тесно и неудобно.
Миссис Томлинсон села напротив, едва поместив свой широкий зад на крошечную кушетку. Она сидела в мужской позе, широко расставив ноги, складки платья свисали между колен, снова твердо упершись в пол ступнями с большими пальцами. Она, не улыбаясь, ждала, глядя на посетителей. Карелла откашлялся.
— Нам бы хотелось задать вам несколько вопросов, миссис Томлинсон, — отважился он наконец.
— Полагаю, вы для этого и пришли, — изрекла она.
— Да, — подтвердил Карелла. — Начать с того…
— Начать с того, — перебила его миссис Томлинсон, — что в доме полным ходом идут приготовления к похоронам дочери, и я надеюсь, что разговор будет кратким и приятным. Ведь кто-то все-таки должен заниматься всем этим.
— Вы сами организуете похороны? — поинтересовался Хейвз.
— А кто же еще? — сказала она, презрительно скривив рот. — Уж не тот ли идиот, с которым она жила?
— Вы говорите о своем зяте?
— О зяте, — подтвердила она таким тоном, что Майкл Тейер предстал как человек совершенно беспомощный, никчемный, способный разве что только зашнуровать собственные ботинки. — Так называемый зять. Поэт: «Роза — красная, фиалка — голубая — вот, что я скажу, с рожденьем поздравляя». Мой зять.
Она выразительно тряхнула своей массивной головой.
— Я полагаю, вы его недолюбливаете, — усмехнулся Карелла.
— Наши чувства взаимны. Разве вы с ним не разговаривали?
— Разговаривал.
— Значит, вам это известно. — Она помолчала. — Нет, действительно, если Майкл сказал обо мне что-то доброе, не верьте, он лжет.
— Он сказал, что вы с ним не ладите, миссис Томлинсон.
— Ну, это мягко сказано. Мы просто терпеть друг друга не можем. Он — грубиян.
— Грубиян? — переспросил Хейвз. Он изумленно взглянул на миссис Томлинсон. Слово, казалось, не должно было сорваться с ее губ, не вязалось с ее обликом.
— Вечно выпендривается, везде суется. Терпеть не могу мужчин, которые только пользуются женщинами.
— Пользуются? — повторил Хейвз все так же изумленно.
— Конечно. С женщинами надо обращаться уважительно, — пояснила она, — мягко и нежно, заботиться о них, — она затрясла головой. — Ему этого не понять* Он — грубый.
Помолчав, она мечтательно добавила:
— Женщины — хрупкие создания.
Хейвз и Карелла несколько мгновений, словно онемеь. смотрели на нее.
— Он… он был груб с вашей дочерью, миссис Томлинсон?
— Да.
— В чем это выражалось?
— Все время командовал ею. Он по природе властный. Терпеть не могу таких мужчин, — она взглянула на Хей- вза. — Вы женаты?
— Нет, мэм.
Затем тут же обратилась к Карелле:
— А вы?
— Я женат.
— Вы властный?
— Не думаю.
— Это хорошо. Мне кажется, вы хороший парень. — Она помолчала. — Не то, что Майкл. Вечно всем распоряжается: «Ты уплатила за электричество? Ты ходила за покупками? Ты сделала это? Ты сделала то?» Не удивительно, что…
Опять в комнате наступило молчание.
— Не удивительно, что? — осмелился уточнить Карелла.
— Не удивительно, что Маргарет собиралась его бросить.
— Маргарет?
— Да, моя дочь.
— Ах, да, — вспомнил Карелла. — Вы ведь зовете ее Маргарет?
— Это имя ей дали при рождении.
— Да, но, кажется, в основном люди звали ее Ирэн?
— Мы дали ей имя Маргарет, и мы звали ее Маргарет. А что? Что плохого в этом имени?
— Да нет, что вы, — поспешил объясниться Карелла. — Это очень красивое имя.
— Если оно подходит английской королеве, оно хорошо всем, — не унималась миссис Томлинсон.
— Несомненно, — подтвердил Карелла.
— Конечно, — согласилась миссис Томлинсон и энергично кивнула.
— И она собиралась его бросить? — задал вопрос Хейвз.
— Да.
— Вы имеете в виду — развестись?
— Да.
— Откуда вам это известно?
— Она сама мне об этом сказала. Откуда же еще?
У матери и дочери не должно быть секретов друг от друга. Я всегда обо всем говорила с Маргарет. Она поступала точно так же по отношению ко мне.
— Когда она намеревалась уйти от него, миссис Томлинсон?
— В следующем месяце.
— Когда именно?
— Шестнадцатого.
— Почему именно в этот день?
Миссис Томлинсон пожала плечами.
— А чем вам этот день не нравится?
— Да нет. Мне просто интересно, была ли какая-нибудь особая причина выбрать именно шестнадцатое.
— Я никогда не совала свой нос в дела дочери, — произнесла миссис Томлинсон резко, назидательным тоном.
Карелла и Хейвз переглянулись.
— И тем не менее вы знаете дату, — не сдавался Хейвз.
— Да, потому что она сказала мне, что уйдет от него шестнадцатого.
— Но вы не знаете, почему именно шестнадцатого?
— Нет, — пояснила она и внезапно улыбнулась. — Уж не хотите ли вы тоже
