История Древней Греции в биографиях - Г. Штоль

«Я предвижу, что скоро наступит война со Спартой», – часто говорил Перикл и не ошибся в предсказании. Тридцатилетний мир не сохранился настоящим образом до конца. Спарта, давно оттесненная на второй план и за свою политику потерявшая общее доверие, уже давно завистливыми глазами смотрела на блистательное развитие могущества Афин и искала случая положить ему конец. Нужен был только небольшой повод – и война готова была возгореться. Еще более спартанцев ненавидели гордых афинян коринфяне, которые терпели от цветущей афинской торговли ущерб своей собственной и опасались, чтобы она не была подавлена на море совершенно. Они раздували пламя и как только пришли в столкновение с афинянами, раздули его в сильный пожар и зажгли, наконец, великую, так называемую Пелопоннесскую войну, которая снова обратила в прах так смело созданную власть Афин.

На иллирийском берегу лежал Эпидамн, цветущий торговый город, колония керкирян. Здесь аристократическая партия была изгнана из города народной партией, и когда эта последняя вместе с иллирийским народом, таудантиями, осаждала город и жестоко теснила его, осажденные обратились с просьбой о помощи к своей метрополии Керкире. Получив отказ от керкирян, они обратились к коринфянам, которые охотно предложили им свою помощь, так как уже давно находились во вражде с Керкирой, своей неблагодарной колонией. Это подало повод керкирянам поддержать другую партию, и таким образом Коринф и Керкира вступили в войну. Победитель должен был получить верховную власть в западном море, давно служившем яблоком раздора между обоими морскими государствами. При мысе Акциуме керкиряне одержали, в 434 году, решительную победу над кораблями коринфян и их союзников. Оба государства теперь в одно и то же время искали помощи у Афин, которые после долгих колебаний решились поддержать керкирян. Афиняне заключили оборонительный союз (епимахия), по которому обязывались, в случае вторжения врага в принадлежащие той или другой стороне области, оказывать друг другу заступничество, и послали в 432 году керкирянам несколько кораблей, которые должны были вступить в морское сражение с коринфянами при Сивоте, где керкиряне попали в весьма стесненное положение. Так был нарушен мир между Афинами и Коринфом.

В том же самом году, на противоположной стороне греческого полуострова, афиняне и коринфяне поссорились за лежащий на Палленском полуострове город Потидею, который был коринфской колонией, но принадлежал к Афинскому союзу. Коринфяне возбудили потидейцев к отпадению от Афин и послали им вспомогательное войско; афиняне обложили город и осадили его. И это также послужило поводом к борьбе между коринфянами и афинянами.

После того как страсти однажды были возбуждены, коринфяне употребили все усилие, чтобы призвать к оружию против Афин спартанцев и Пелопоннесский союз. На союзном сейме Пелопоннесском в Спарте, кроме коринфян, особенно возбуждали к войне мегарцы и эгинцы. Большинство голосов, несмотря на увещевания старого благоразумного царя Архимада, возбужденное горячей речью спартанского эфора Сфенелаида, решило, что Афины войной с коринфянами нарушили договоры с Пелопоннесским союзом, и заключило, что нужно приготовляться к войне. При этих решениях право не было на стороне Пелопоннесского союза, но опасность союза двух первых морских держав Греции – Афин и Керкиры, который своей морской силой могли опутать весь Пелопоннес, возбудила их военный жар и побудила к вооружению.

Война с Афинами была решена; теперь только оставалось отыскать повод для начала враждебных действий. Это приняла на себя Спарта и стала посылать одно за другим посольства в Афины с незаконными, кичливыми требованиями. Первое посольство принесло жалобу на то, что в Афинах нарушили священное право и город запятнан кровью невинных: род Алкмеонидов, повинный в умерщвлении лиц, нашедших убежище под охраной богов во время Килонского восстания, находится в городских стенах; виновные должны быть изгнаны из Афин. Афиняне хорошо поняли, что это направлено спартанцами к тому, чтобы низвергнуть Перикла, который по матери принадлежал к Алкмеонидам, и чтобы отнять у них эту главную опору их государства. Они отвечали, что спартанцы должны, прежде всего, в своей собственной земле смыть кровь невинных, которой они запятнали себя по отношению к илотам, обольщенным Павсанием. Вскоре явилось новое посольство и требовало, чтобы афиняне оставили нападение на Потидею, освободили Эгину и предоставили мегарцам отнятые у них по предложению Перикла торговые отношения с Афинами. Этот последний пункт они представили как самый настоятельный и ставили мир в зависимость от него. И здесь их тайным намерением было подорвать уважение и влияние Перикла, на которого они смотрели как на самого опасного противника; потому что, если бы отменено было решение против Мегары, то политика Перикла потерпела бы решительное поражение; если бы удержалось решение Перикла, то на него пал бы ненавистный упрек, что он из-за маловажных дел ставит на карту мир и счастье Греции. Но Афины очень просто отказали на эти требование. Наконец явилось третье посольство, которое должно было быть последним, со следующим коротким предложением: «Лакедемоняне желают мира, и он будет прочно сохраняться, если Афины дадут эллинам независимость» – требование, исполнение которого уничтожило бы всю силу Афин, и если бы в нем было отказано, то спартанцы, начиная войну, представлялись бы борцами за эллинскую свободу. Требование это возбуждало против Афин их собственных союзников.

От ответа на это требование зависело решение о войне или мире. Афиняне созвали народное собрание, чтобы еще раз обсудить со всех сторон столь важный вопрос и окончательно решить его. Выступали различные ораторы, мнения разделились; некоторые советовали взяться за оружие, другие думали, что должно отменить народное решение относительно мегарцев и через новые переговоры попытаться достигнуть соглашения с противником. Наконец выступил Перикл; в длинной речи он указал на несправедливые и дерзкие требования спартанцев и советовал, как ни трудны настоящие обстоятельства, не уступать никаким образом, но защищать свое законное право; афиняне должны явиться мужами, которые бесстрашно поддерживают то, чего они добились трудом. Войны с пелопоннесцами Афины не должны страшиться. Пелопоннесский союз имеет, правда, сильное сухопутное войско, но он не имеет прочной связи и неспособен к сильному действию, к продолжительной войне; он не имеет никакой запасной суммы для войны, никакого флота, достойного этого имени; пелопоннесцы большей частью земледельцы и скотоводы и ничего не понимают в морской войне. Афины, напротив, владеют богатым денежным сокровищем, готовым к бою флотом, владеют морем и в своих деньгах и флоте имеют средство вести продолжительную войну, особенно потому, что их хорошо укрепленный город находится в такой связи с морем, что они могут пожертвовать своей твердой землей и оставить ее вражескому нашествию без особенного для себя ущерба. «Мы имеем еще достаточно земли, отчасти ни островах, отчасти на материке. Велика сила моря. Если бы мы были жителями островов, кто был бы непобедимее нас? Теперь же мы должны стараться, как возможно более, уподобиться островитянам, покинуть наши владения на твердой земле и защищать море и город, не позволяя себе страстной привязанностью к этим владениям увлечься к решительному сражению с превосходными по числу пелопоннесцами. Если бы я мог надеяться убедить вас, то стал бы советовать, чтобы вы сами вышли, опустошили землю и дома и таким образом показали пелопоннесцам, что ради этих вещей вы не покоритесь их приказаниям. Наша война должна быть оборонительной. Я питаю надежду, что вы победите, если только не сделаете еще больших завоеваний и по собственной воле не навлечете на себя новых опасностей; я более страшусь наших собственных ошибок, чем силы и планов противника. Теперь нам можно, не отступая малодушно перед неизбежной войной, дать посланным такой ответ: «Мы дозволим мегарцам доступ в наши порты и гавани, если только и лакедемоняне не будут изгонять из своего государства чужестранцев, будем ли это мы, или наши союзники, потому что ни то ни другое не противоречит договорам. Далее, мы возвратим полную свободу государствам, если уже при заключении договора мы признавали их независимыми и если и лакедемоняне также дадут своим государствам право установить свободные учреждения, сообразуясь не с выгодами Лакедемонского государства, а с их собственными. Мы соглашаемся отдать спор на судебное решение соответственно договорам; начинать войны не хотим, но против нападающих будем защищаться». Такой ответ столько же справедлив, сколько соответствует достоинству нашего государства. Навстречу войне поймем со свободным, твердым решением; чем опаснее борьбы, тем больше славы. Мы не должны остаться позади наших отцов, которые с незначительными средствами победоносно окончили опаснейшую войну против персов, но мы должны силу государства, которую увеличили наши отцы, оставить нашим потомкам неослабленной».